Даже для себя самой я стала легендой. Страшной сказкой.
- Я все-таки думаю, Либитина - это мужчина, - заявляет один охотник, опять приглашая спутников поспорить. Те немедленно отзываются:
- Чушь! Либитина - женщина! Эта загадочность, эти игры, полное отсутствие логики в поступках!
- Женские эмоции, - подсказывает кто-то. - Обиженная владыкой вампиров когда-то, сейчас она мстит ему.
- И как она ему мстит? Убегая от нас? - вступает первый, не желая сдавать позиций. - Неужели вы не видите: вампирша, мстящая обидчику-владыке, - это только маска. А свои истинные цели она.. он...
- Оно, - громко подсказывает кто-то. Звенит девичий смешок.
- Оно... это существо прячет свои истинные цели. И сейчас оно не в страхе бежит от нас, а заманивает!
Скоро отряд встает. Серая гряда гор впереди распахивает пасти штолен. Эти черные дыры сверкают даже за плотным покрывалом ледяного дождя. Глазами десятков маленьких марионеток-зверьков предгорья я вглядываюсь в лица смертных. Они устали от сырости, холода, от неумолчного грохота дождя, но полны решимости завершить поход поскорее, приложив все силы.
Я ждала, что охотники будут продвигаться вперед днем, когда мои марионетки прячутся в густой тени чащобы и под землей. Но они выбрали ночь для сражений за куски моего края - моего огромного тела, а днем отдыхают на завоеванной территории, давая время для отдыха и мне. Они совсем не боятся ночи. Иногда кажется, их предводитель выбрал для битвы ночь из вежливости, чтобы дать мне возможность показать силу своих клыков и когтей. И чтобы я воочию увидела, как даже в зените силы слаба моя черная тень против их света.
Но пока они разворачивают большой шатер и собирают военный совет.
- Шахта - вероятное логово Либитины, - сообщает предводитель отряда. - Нижние этажи затоплены, но верхний этаж штреков по-прежнему проходим, - он отмечает на карте на столе уровень воды в шахте и обозначает предполагаемый путь отряда. Кукловод, с большой долей вероятности, прячется либо здесь... либо здесь, - он крестиками отмечает на карте шахты два слепых недорубленных горизонтальных тоннеля. - Итак, друзья... Мы близки к цели нашего похода. Следует быть готовыми к тому, что кампания может завершиться уже завтра утром.
- Не верю, что мы все-таки увидим Либитину, - вздыхает его молодая помощница, желая развеселить охотника. Предводитель отряда чуть улыбается, но пресекает сомнение девушки резко:
- Думайте о том, как мы ее убьем, а не увидим. Либитина морочит нам головы своими представлениями, но мы не в театре.
Дальше охотники обсуждают, как разделятся на группы, очерчивают круг задач каждой. С моей точки наблюдения - я крохотным мышонком проскользнула в их шатер - они кажутся великанами. Их плащи из плохо гнущейся непромокаемой ткани влажно блестят, широкополые шляпы скрывают в тени лица, громоздкие сапоги выше колен, облепленные грязью, кажутся страшными лапами чудовищ. Эхо их смелых слов звенит в моих маленьких круглых ушках. Кажется, они сейчас раздавят меня и уничтожат полностью... Страх вампирши перед охотниками смешивается со следом страха крохотного зверька перед огромными людьми, и вспенивается волной, захватывая все тельце мышонка и без остатка бросая меня в этот дрожащий от бешеной пульсации сердечка комочек.
- Я боюсь, что шахта может оказаться ловушкой, - вдруг заявляет тот, который в недавнем споре счел меня мужчиной. - Мы слишком легко прошли предгорье. Нас будто заманивают. Очень скоро лес позади оскалится сотнями звериных масок Либитины!
- Пусть скалится. Главное, чтобы штольня не обрушилась нам на головы, - главный ничуть не утратил присутствия духа, ободряющая улыбка так и приклеилась к его устам. - Мы должны работать слаженно и четко, как единый механизм. Или как марионетки нашего врага, если за пять лет подобное сравнение стало вам ближе.
- Нет, вы не понимаете меня. Весь наш поход - ее игра! - упорствует охотник. - Либитина делает с нами то же самое, что прежде делала с посетителями своего Лабиринта. Сначала заманивает вглубь представениями... - в воцарившейся тишине он увлекается рассказом. - Пьесы о прежних днях, пьесы о жизни посетителя, символические, абстрактные представления... И все - поразительно точные даже в мелких деталях, и все - трогающие глубинные струнки души. Вот только ее актеры - куклы, созданные из мертвецов. Она пугает, завлекает и снова пугает. Она приоткрывает частицу некоего Великого Смысла, который должен открыться посетителю полностью, когда он достигнет центра Лабиринта. Но когда герой добирается до центра, Либитина лишь показывает ему какую-либо особенно отвратительную сценку из его или чужой жизни или вовсе давит на примитивные, инстинктивные человеческие страхи. Эффект неизменен: посетитель бежит прочь из Лабиринта, вопя от ужаса. Нет никакого Великого Смысла, Либитина просто издевается над любознательной человеческой природой.
- И какое отношение этот рассказ имеет к нашему походу? - внезапный холод тона делает голос предводителя отряда надтреснутым и глухим. Ему очень не нравится этот поворот разговора, наверное, он будит и его подспудный, тайный даже для самого себя страх.
- Самое прямое! Мы пять лет бежим по следам неуловимой Либитины в надежде догнать и убить ее. Освободить север от Кукловодши - вот наш Великий Смысл. И она пожертвовала Лабиринтом и селением, позволила зайти вглубь своих земель, чтобы мы поверили, что побеждаем. Чтобы Великий Смысл засиял перед нашими глазами как солнце и окончательно нас ослепил. А в шахте она посмеется над нами. Подсунет очередную куклу вместо себя или покажет пустое логово. И мы вернемся в столицу ни с чем. Если, конечно, она не захочет изменить обычному милосердию и не замурует нас в шахте навеки!
Его слова производят разное действие на собравшихся. Одни горят желанием поспорить, другие кивают в знак поддержки. "И правда, слишком легко мы дошли до самого логова Либитины", - тихо, потерянно говорит один, "Все равно, игра это или нет... но Либитина проиграет!" - уверенно заявляет другая. А предводитель отряда зачем-то рыскает взглядом по шатру, но смотрит не в лица охотников, а им под ноги. Сначала мне кажется, он прячет потускневший, неуверенный взгляд, но нет: он что-то ищет. Что?
"Меня!" - понимаю я, и тут же встречаюсь с ним взглядом. Охотник криво усмехается, делает угрожающий громкий шаг в мою сторону, и страх опять бросает целиком в тело боящегося громадин-людей мышонка. Я не выдерживаю долгий взгляд охотника, холодный, уверенный и смертоносный, как серебро его меча. И я брызгаю в сторону, скольжу между ногами удивленно или брезгливо восклицающих великанов и подныриваю под стену шатра. Прячусь. Но слышу завершающие собрание громкие, уверенные слова предводителя отряда:
- Неважно, как видит и что думает о нашем походе Либитина! Важно, что она боится нас. - веселый и властный тон, подбадривающий отряд и обессиливающий меня. - Ее куклы не притворяются, когда отворачиваются от взгляда любого из нас. Поединок вампира и охотника - это всегда поединок двух частиц Бездны: проклятия вампира и защиты охотника, и изменить, скрыть, заместить эту суть чем-либо иным невозможно. Я чувствую, что моя защита сильнее всей ее черной тени, и то же самое, уверен, чувствуете вы. Мы сильнее Либитины. И сколько бы паутин новых игр она ни плела, прячась от самой себя в них, она знает, что мы способны дойти до настоящего центра Лабиринта, до конца, чтобы убить ее, - и боится...
Дождь все не кончается. Льет и льет, и весь мир словно обращает водой. Облака - плавающая в холодном небесном океане разбухшая серая вата, земля - черная жидкая грязь. Но я все равно бросаюсь по этой грязи к отряду - лавина моих зверей катится из леса на шатры охотников. Зоркая марионетка-мышка запомнила тех, кто кивал, соглашаясь с гипотезой игры Либитины с отрядом. Их защита теперь проседает под моим напором, подпитанным остатками звериной ярости когда-то живых кукол Изредка даже удается коснуться краев их одежды, клацнуть зубами совсем близко к телу. В следующее мгновение куклу пронзают мечом насквозь или лишают головы, но краткое терпкое ощущение их неуверенности, их страха стоит того. Защиту одного вовсе удается разрушить, я валю его на землю и в обличье огромного волка встаю над ним, упираясь в грудь грязными лапами. На помощь спешит высокая охотница, на собрании уверявшая, что я проиграю, и я соскакиваю с поверженного, отшатываюсь в сторону. Уклоняясь от удара ее меча, щерю клыки и рычу, а мякиши лап еще горят от прикосновения к живому телу. Как я отвыкла от этого тепла - не жаркого, как костер, но не слабого, как пламя свечки, огромного и вечного, как солнце в небе, тепла жизни!