Глава 9

Василий

Я стараюсь не смотреть на её губы, такие плюшевые, но мой взгляд пойман, как паук в паутине. То, как она двигает губами, круги, которые она формирует, проговаривая буквы, щелчки её языка, когда впихивает.

Хочу эту мягкость, этот влажный быстрый язык на своём теле, чтобы он прошёл по моей шее вниз к груди и опустился ниже. Ещё ниже.

Чувствую, как пересыхает в горле, алкоголь будит каждую клеточку в моём теле. В ней есть что-то странное и необычное. На неё никак не влияют мои угрозы, как и то, что я убил Алексея перед ней. Но больше всего меня тревожит, что меня влечёт к ней. Я – Василий Петрович, у которого никогда не было эмоциональной привязанности к женщинам не из семьи.

Обычно, когда я занимаюсь сексом, это просто потребность. Как голод и жажда. Раньше я изо всех сил пытался найти женщин, которых бы устроили такие условия. Женщинам нравятся прикосновения, поцелуи и ласки, они стремятся гладить твоё тело, волосы, брать в руки твой член.

И под каждой лаской скрыт мотив. Они хотят денег или спасения своего брата, отца или даже любовника. Никто не трогал меня, не желая получить что-то взамен.

Неужели она другая? Взгляд, который никогда не встречается с моим, полные секретов ясные синие озёра станут моей погибелью. Никто не может довести меня до оргазма жёстче, чем моя рука. Но есть что-то непреодолимое в Наоми, в её пытливом уме и глазах, которые, кажется, всё понимают.

И я хочу её. Это плохо. Хочу разорвать её одежду и прижаться к её телу. Мне хочется, чтобы это мягкое тело каждой своей клеточкой прижалось к моему. Хочу проникнуть в неё и почувствовать жёсткую хватку её киски вокруг моего жаждущего члена. Я так хочу её, что невозможно так хотеть.

Подавив желание, я пытаюсь направить разговор в другую сторону от нездоровой похоти, которую я испытываю к ней.

– Куда нам нужно отправиться в Риме?

Она прижимает пальцы к стеклу, когда делает большой глоток водки, и даёт мне не тот ответ.

– Мне нужна кепка.

Её страдание почти ощутимо.

– Мы купим новую в Риме, – обещаю я.

– Я хочу свою, а не новую.

– Почему бы не купить новую? Твоя была поношенная и старая. Возможно, тобой движет нежелание вернуть кепку, а желание вернуться в Рио.

Скорее всего, её старый головной убор просто уловка.

– Потому что новая кепка не будет такой же.

Она морщит лоб и хмурится. Я сжимаю пальцы в кулак, чтобы не утешать её.

Её желание вернуться в Бразилию, порождает много новых вопросов. За короткое время, проведённое с Наоми, я узнал, что прямые вопросы приводят к наилучшим ответам.

– Кроме твоей кепки есть ещё причина вернуться в Рио?

Я наблюдаю за её телом, выискивая признаки того, что она запуталась, но сейчас она выглядит только серьёзной.

– Да, я хотела бы стереть всё со своего компьютера. Я могу сделать это удалённо, но мне легче, когда я перед реальной вещью.

– Твой компьютер и кепка, скорее всего, уже в руках у Голубевых.

Она хмурится.

– Тогда нам нужно идти за ними. Они вернутся в Россию?

– Ты знаешь их маршрут?

– Откуда бы мне? Я не Голубев! Я хочу свою кепку.

Свечение на её лице становится сильнее, но затем выражение её лица темнеет, будто она прячет угрозу под маской. Её напряжённое и несчастливое выражение лица усиливает тоску у меня внутри и желание успокоить её, разгладить морщины на её лбу. Погладить её лоб, а затем вниз по шелковистым щекам и скулам, двинутся к челюсти и мягким губам.

Внезапно я снова меняю тему.

– Почему ты не сбежала от Хадсона? Ты работала на него в течение восемнадцати месяцев, управляя необычайно прибыльным незаконным предприятием. С твоим мастерством ты могла отправить закодированные сообщения кому угодно.

– Да, могла. Другому чокнутому компьютерщику? Чтобы он прилетел в другую страну и спас меня из плена от охранников с пулемётами? А если бы я попыталась и потерпела бы неудачу? Хадсон показал мне фотографии того, что он сделает с моей семьёй. Логично, что я прислушивалась к его требованиям. Кроме того, я урезала зарплату своих охранников. Думала, что один из них, в конце концов, убьёт его в гневе. Я сделала что-то неправильно?

Она послала мне быстрый виноватый взгляд. Она испытывает какое-то раскаяние в своих действиях. Возможно, в том, что не сделала достаточно, чтобы освободиться.

– Там было спокойно, Наоми? – мягко спрашиваю я.

Она долго смотрит на свой стакан, случайное покачивание жидкости – единственный признак того, что она ещё в сознании.

– Очень, – наконец, говорит она.

– Я могу дать тебе это... и даже больше.

– Как?

– Тебе понравится Россия, Наоми. Зимой на даче тихо падает снег, и всё вокруг покрыто белым одеялом.

Я собираю всё, что мне известно о её интересах.

– Она очень аккуратная, хотя и небольшая. Всего семь или восемь комнат. Но я могу достроить, если захочешь. Там есть дровяной камин, который согревает каждую комнату. И только один путь внутрь или наружу. Без сюрпризов.

– Почему ты предлагаешь это? – спрашивает она тихим голосом, но удовольствие и любопытство пронизывают каждое её слово.

– Она будет твой так долго, как ты захочешь, ну и пока делаешь одну вещь для меня.

– «Мадонна»? – спрашивает она.

– Да, именно, – отвечаю я, потому что это единственный ответ, который сейчас имеет смысл.

Чувство потребности обладания ею слишком странно для меня, чтобы понять. Я отталкиваю их, займусь ими позже, если они не сокрушат меня... или она.

– Если я найду её для тебя, ты отвезёшь меня в это место в России?

– После того как «Мадонна» окажется в моём доме, у тебя будет свободный доступ к моей даче. Она будет принадлежать тебе. И будут средства, чтобы обновить или добавить то, что тебе нужно.

Она могла бы построить там особняк, который смог бы соперничать с царскими хоромами, если бы захотела. Желание уговорить её остаться в моём личном мире настолько сильное, что у слов сладковато-горький привкус.

Кажется, она обдумывает моё предложение.

– Могу ли я уйти после того, как расскажу, где «Мадонна» или после того, как ты её достанешь? – задумчиво спрашивает она.

– После того как картина вернётся под крышу «Петровичей», ты можешь уйти.

Её ум и быстрое мышление поражают меня. Она могла бы стать как грозным врагом, так и могущественным союзником. Я хочу её больше, чем следовало. И сделаю всё, что в моих силах, чтобы она присоединилась ко мне. А прямо сейчас пряник кажется мне более подходящим инструментом, чем кнут. Угрозы не имеют большой власти над ней. Хотя и не могу сказать почему, то ли ей не страшно, то ли всё равно, или она не может чувствовать страх.

– Хорошо. Я хочу бейсбольную кепку.

– Конечно.

Я скрываю своё удовлетворение, достаю телефон и притворяюсь, что просматриваю сообщения, пропущенные за последние несколько часов.

– Почему бы тебе не пойти и не покрасить волосы, мисс Карен, – подталкиваю я её. – Тебе нужно быть готовой, когда мы приземлимся в Мадриде на дозаправку. А потом поспи. Завтра будет долгий день.

Я надеюсь.

– Ты можешь сделать это? – спрашивает она.

Я кладу телефон на стол и смотрю на неё. Во что она играет сейчас?

– Я думал тебе не нравиться, когда тебя трогают?

– Не нравится. Но ещё не нравятся коричневые вещи. Если только это не еда, потому что коричневые продукты обычно готовят достаточно долго, а значит, уничтожены любые бактерии. У меня может случиться приступ, если я увижу его на моих руках.

Она вздрагивает и смотрит на руки, будто те уже поражены.

– Я твой покорный слуга, – говорю я, поднимаясь, и коротко кланяюсь ей.

Она вскакивает на ноги. Её странности заметны. Интересно, она такой особенной родилась, или это следствие какой-то травмы. Но у всех есть свои недостатки. А мои настолько велики, что было бы лицемерием критиковать её требования, чтобы всё делалось определённым образом и иметь привязанность к старой поношенной кепке. Возможно, для этого есть медицинский диагноз. Возможно, она больна чем-то. Я не врач. Но знаю, что та часть меня, которая, как полагал, похоронена, теперь пульсирует жизнью.

Несмотря на роскошный салон, ванная комната в самолёте небольшая и не предназначена для двух человек. Мы близко прижимаемся друг к другу, когда закрывается дверь. Здесь душно. Нет места развернуться, и моя большая фигура явно мешает ей. Даже, если она не чувствует никакого осознанного страха, задний ум всё же заставляет её сжаться, становясь ещё меньше. Мои инстинкты взволнованы этим. Моя кровь начинает циркулировать по телу с определённым смыслом, собираясь в конкретном месте. Меня окутывает тёплый запах её тела. Она двигается, проводя своим бедром по-моему, что заставляет каждую мою мышцу напрячься в ожидании. Этого не будет.

– Одну минуту, Наоми, – говорю я.

Я подставляю сумку в проём, чтобы дверь в ванную не закрывалась, что даёт нам немного больше воздуха. Пока я отсутствую, Наоми открывает коробку и изучает инструкцию.

Там кисточка, пластиковая миска и перчатки.

– Нам нужно полотенце,– объявляет Наоми.

Я выхожу и нахожу в конце салона полотенца и салфетки.

– Оберни это вокруг шеи, – приказываю я.

Выйдя из ванной, я читаю инструкцию и выбрасываю её в сторону. Крась и смой. Достаточно легко. Я вливаю все ингредиенты в миску и смешиваю их. Масса в чашке становится темнее до почти чёрного цвета. Я слышу вздохи.

– Она такая грубая. Будет похоже на грязь. Я не позволю ей притронуться ко мне.

– Тогда ты очень долго просидишь в маленькой комнате, пока таможенники неоднократно будут задавать тебе вопросы о твоей деятельности. Возможно, тебе там понравится? – я приподнимаю бровь, задавая вопрос.

С поджатыми губами она качает головой.

– Тогда садись на комод, и начнём.

Она кладёт полотенце на сидение и осторожно опускается на махровую ткань. Глубоко вздохнув, я вхожу в комнату и сразу понимаю, как мы ухудшили ситуацию. Когда Наоми сидит, её рот и сладкое дыхание оказываются непосредственно у моего паха. Мой внутренний зверь больше не может сдерживаться. Член набухает, каждый вдох даётся всё тяжелее и тяжелее.