Василий пристально смотрит на меня.

– Долго?

– Три дня, – вру я.

Через три дня у меня будет большее представление о том, чего хочет этот человек.

Он ругается по-русски.

– Нам придётся остаться здесь на три дня?

– Да, – лгу я. – Я не могу отключиться от сети, или придётся заново начинать запрос. Ты хотел Императора. Вот, так я работаю.

– Нам нужно продолжать. Мы не можем оставаться здесь.

Я протираю пальцы влажными салфетками и провожу ими по клавиатуре.

– Мне нужно прервать запрос?

– Нет, – говорит он, касаясь моих рук.

Он гладит мою кожу кончиками пальцев, и я инстинктивно отшатываюсь. Мою кожу немного покалывает, и я вспоминаю, как пила его водку. Преднамеренно пила там, где пил он, чувствуя эйфорию. Думаю о том, что он передал мне на кожу своих микробов через это прикосновение. По какой-то причине не протестую, как сделала бы обычно. Это потому, что мы уже обменялись микробами?

Думаю о том, что он рассказывал мне. Что он хочет засунуть свой член между моих грудей и заставить лизать его. Представляю этот сценарий, и в моём воображении слишком много человеческих жидкостей. Не уверена, нравится ли мне это.

Однажды у меня уже был секс, и это было очень неприятно. Большинство считает, что я девственница, но нет. Как и всегда я использовала научную теорию. Я сформулировала гипотезу – могу ли я наслаждаться сексом? Я видела Дениэла с одной из его подружек в сарае на ранчо моих родителей, и они выглядели так, будто безумно наслаждались сексом. Поэтому я тоже захотела попробовать. Я выбрала одноклассника в колледже, который казался мне приятным на вид, и спросила его после уроков, не хочет ли он со мной переспать. Он хотел, и мы пошли в номер в гостинице. Меня так расстроили одеяла и микробы, которыми был полон тот номер, что мне сложно было сосредоточиться. Мои воспоминания о том сексе ограничиваются тем, что он несколько раз схватил меня за грудь, а потом воткнул в меня член. Мне было больно. Когда он закончил, из него вылилось много выделений, которые больше всего беспокоили меня. Я накричала на него за то, что они могли просочиться в меня, и убежала в душ.

И это конец.

После этого ужасающего опыта я провела исследования и выяснила, что эякуляции из члена после сексуальной активности – это нормально. Но я не нашла в сексе ничего приятного. Ни прикосновений, ведь человеческая кожа выделяет жидкости. Ни поцелуи, ведь открытые человеческие рты полны микробов. Ни пенисы. Пенисы вообще ужасны.

Но мне нравилось то, что Василий рассказал, будто хочет сделать со мной. Я позволю ему смотреть на меня, но не трогать. Не люблю прикосновений.

– Мы останемся здесь, – говорит он. – Пока.

Я моргаю. Я думала о сексе, и не помню нашего разговора.

– Останемся где?

– Здесь. В этом отеле. «Тиволи Мофаррей». Мы должны быть осторожны. Тебя будут искать.

Ох. Я поняла.

– Мы можем замаскироваться? Если мы спрячем нашу внешность, людям будет сложнее найти нас. В одном из исследований полицейских исследований о фотороботах более восьмидесяти процентов были признаны неточными...

– В маскировке нет необходимости, – говорит он, перебивая меня. – Ты не выйдешь из отеля.

Но я уже в восторге от мысли о маскировке.

– Мне нужна чёрная водолазка и кожаные штаны. И стрижка! Может быть, мне побрить голову.

– Никакого бритья. Мне нравятся твои волосы.

Он протягивает руку и гладит одним пальцем мои волосы.

Ничего не чувствую, это же волосы, но я смущена и довольна. Мне нравятся прямые комплименты. Люди так часто пытаются скрыть то, что имеют в виду на самом деле. Я скучаю по прямоте. Ему нравятся мои волосы.

– А что, если я просто покрашусь?

– Покраска приемлема, – задумчиво говорит он, все ещё гладя мои волосы. – Какой цвет ты хочешь?

– Мой любимый цвет – зелёный.

– Идея в том, чтобы стать незаметной.

Ой. Я задумываюсь на секунду. Я натуральная блондинка, но у меня тёмные брови, поэтому я не буду выглядеть глупо с тёмными волосами.

– Коричневый? Натуральные шатены составляют шестьдесят процентов населения Северной Америки.

Он ещё гладит мои волосы.

– Да. Шатенка. Пока.

– И одежда для маскировки? Тебе нужны мои размеры? Бюст девяносто шесть сантиметров, талия шестьдесят сантиметров, бёдра девяносто один сантиметр. Длина ноги семьдесят один сантиметр, а обувь тридцать седьмого размера.

Василий ничего не говорит, а просто смотрит на меня, потирая мои волосы между своих пальцев.

Интересно, может, я что-то упустила. Я никогда не могу угадать эмоции людей и начинаю нервничать.

– Ты же знаешь, что я аутист, да?

Он пожимает плечами, будто это ничего для него не значит.

Я пытаюсь понять эту реакцию. Обычно люди отшатываются или смотрят на меня с жалостью, будто я назвала себя безмозглой. Но пожатие плечами? Что это? Не помню, чтобы хоть раз раньше получала такую реакцию. Тем не менее, он всё ещё трогает мои волосы.

– Из-за того, что я аутист, не понимаю намёков. Мне нужно говорить всё прямо.

Он снова пожимает плечами.

Взволнованная, я возвращаюсь к перечислению своих размеров.

– Если тебе нужен размер бюстгальтера 85С. Говорят, он не самый распространённый, но его можно найти в большинстве магазинов. Трусики размера М, но это зависит от бренда. Я никогда не измеряла шею, но думаю, это и не потребуется. Хотя, если у тебя есть сантиметровая лента, мы можем измерить.

– В этом нет необходимости.

– Хорошо.

Бросив взгляд на свой скрипт, понимаю, в данный момент мне нечем заняться. Мне неловко, но не хочу смотреть на Василия. Возможно, он всё-таки посылает мне невербальные подсказки того, чего ждёт от меня, а я их пропускаю.

– Что мы будем делать сейчас?

Он смотрит на часы.

– Уже поздно.

– Поздно, – эту подсказку я знаю.

Это косвенный намёк на сон. Но перед тем как лечь спать, у меня есть ритуал. Мне нужно в душ, чтобы промыть волосы и кожу. Мне невыносимо спать, думая, что на мне есть микробы. Я также желаю каждый день менять простыни и одеяла. Эту причуду всегда исполняла моя семья и люди Хадсона тоже. Я должна выдвинуть этому человеку дополнительные требования. Не как Император, а как Наоми. Наоми более тонко утроена, чем Император.

– Тогда мне нужно в душ, – говорю я Василию. – Мне нужен шампунь, кондиционер, новый кусок мыла и новые полотенца. И шлёпанцы, потому что в ванной обязательно куча микробов.

– Уверен, если в твоей комнате не окажется всего необходимого, мы всё легко купим.

Его голос звучит гладко и легко, и я представляю его, как колеблющуюся волну звука. Успокаивающе. Прекрасно сочетается с его басом. Мне нравится голос этого человека. Я украдкой смотрю на него.

– Тебя когда-нибудь целовали, Наоми? – спрашивает он, глядя на меня.

– Да. Но мне не понравилось.

– Не понравилось? Почему же?

– Микробы, – говорю я ему. – Рот – грязная вещь. В среднестатистической полости рта обитает несколько сотен видов бактерий. Мне не нравится мысль о смешивании с чужими бактериями.

– А если бы рот был чистым? Поле чистки зубов? Или жидкости для полоскания рта?

Я... я не знаю. Никогда об этом не думала. Я молчаливо вздрагиваю.

Он всё ещё стоит над моим плечом и медленно гладит мои волосы. Он недвижим. Думаю о том, как он наблюдал за моей грудью, и о его словах, чтобы его член оказался меж моих грудей. Думаю, что испытываю почти эйфорическую тревогу, когда он смотрит на меня. Я не часто такое чувствую, и мне трудно понять это. Я облизываю губы, думая о душе. И мне интересно, что почувствует Василий, когда будет наблюдать, как я моюсь.

Мне нравится трогать себя и мыть. Нравится горячий душ. В моей голове возникает новая взрывная гипотеза. Если у Василия перехватывает дыхание, глядя на мою одетую грудь, что будет с ним, если он увидит меня обнажённой.

Научная теория должна быть подтверждена, и я заинтригована тем, как это устроить. Снова смотрю на Василия. Когда его взгляд встречается с моим, я разрываю контакт, переводя взгляд.

– Мне нужно принять душ. Ты хочешь посмотреть?