– Джина, не будь глупенькой, – мама встает и подходит ко мне. Мы смотрим друг другу в глаза. – Я говорю, что я здесь, если ты захочешь поговорить. Вот и все. Повеселись, одевая свою фальшивую задницу и накладную грудь, – она кидает мне пакет с подкладкой. – Между прочим, ты красивая и без этого, – мама грустно улыбается, затем отворачивается и идет к двери.

У меня нет слов. Не знаю, как она это сделала, но такое чувство, будто она высосала все удовольствие из моего тела. Я опускаюсь на кровать, больше не заинтересованная в том, чтобы подчеркнуть свои изгибы в нужных местах.

21:12

Я понимаю, что сегодня мне нужно расслабиться, каким– то образом ослабить внутреннее давление, настигающее меня с каждым вздохом. Даже закрывая глаза, это не прекращается. Кошмары преследуют меня, становятся все хуже и их сложнее скрывать.

Прошлой ночью я кричала и проснулась, сев на кровати в поту и задыхаясь от дыма, которого не было. Пит Ферро не спас меня. Дым не убил меня. Я провела в ловушке, в адской камере десятилетия, словно в личном аду.

Кто-то, одетый полностью в черное, с капюшоном на голове, наконец открыл дверь. Огонь и дым похоже не влияют на него, возможно потому что парень – воплощение зла.

Он вознаграждает меня усмешкой.

– Ты сделала это.

Голос уже давно пропал. Слезы текут по лицу, когда я встаю на колени перед парнем, сложив руки вместе, моля его пощадить меня.

Я отгоняю ужасные сны из головы, стараясь стряхнуть это ужасное цепляющееся за меня чувство. Я не позволю себе свернуться в клубок и поддаться панике. Не сегодня.

Добавив последние штрихи в свой образ, я изучаю отражение в зеркале, возвращая себе уверенность. Волосы собраны в высокий хвост, а светлый макияж привлекает внимание к моим глазам. Черное без рукавов платье с обтягивающим лифом демонстрирует мои изгибы, роскошная юбка открывает колени. Вырез платья совсем небольшой, но показывает достаточно кожи, а узкий красный ремень подчеркивает мою талию. Я натягиваю кожаные красные туфли на ремешках и смотрю в зеркало.

В целом вид веселый и женственный, но довольно скромный. Я бы выглядела как пинап[7], если бы налепила выпуклости на тело, но они все также валяются в упаковке на моей кровати.

Тем не менее, я хочу больше, чем простое отличаться. Прежняя Джина ушла, а временная Джина пугает меня. Возможно, Эрин не поймет. Мама-то уж точно не поймет. Я не чувствую себя бунтаркой, я чувствую себя потерянной. Я всегда гордилась тем, что была честной и делала правильные вещи. Теперь это исчезло, сгорело дотла и захоронено там, где раньше стоял тот склад. Пожар на складе ознаменовал конец прежней жизни и начало чего-то еще. Я не чувствую это «что– то». Мне нужен способ чтобы наглядно выразить изменение, но как?

Ответ смотрит на меня – тюбик красной помады. Я никогда не использовала нечто столь эффектное, столь темное. Схватив карандаш для губ, я черчу линию вдоль губ. Поднимаю тюбик красной помады и тщательно крашусь им. Закончив, я смотрю в зеркало, не уверенная, выгляжу я сексуально или по-клоунски.

Сексуальный клоун. Только поглядите. Мама подумает, что я хочу стать рэппером, с тех пор как использую «распутную» помаду. От этой мысли я улыбаюсь. К черту. Я не отступлю и не стану подчиняться.

Услышав звонок в дверь, я брызгаюсь моими любимыми духами, остановившись, чтобы успокоиться ароматом, который так люблю. Что ж, я не могу винить Пита за его одержимость гелем для тела. Удивительно, как аромат может повлиять на твое настроение.

Я слышу Тимоти, нашего дворецкого, и понимаю, что папа заметил Эрин. Это столкновение ужасно, и если я не вмешаюсь, то будет драка.

Я слышу строгий, низкий голос отца.

– Как поживают твои родители?

– Черт, если бы я знала. Как продвигается ваше покровительственное наставление о выборе Джины? Вы все еще такой же бессердечный мудак как и раньше? Или вы поняли, что у нее есть мозги, и она не просто украшение вашего офиса?

Черт. Я на третьем этаже и спускаюсь по высокой винтовой лестнице вниз так быстро, как это возможно. Если бы на мне были балетки, я бы побежала. Чертовы каблуки.

– Верь, во что хочешь, но я дорожу своей дочерью. Тебе следует вернуться к своим родителям, Эрин, и прекратить эти глупости. Займи свое место в семье и прекрати срамить их своим нелепым поведением.

Я достигаю мраморного пола фойе, мои каблуки стучат по полу, и я как раз вовремя, чтобы увидеть, как Эрин показывает моему отцу средний палец. Эрин оборачивается и усмехается мне:

– Черт побери! Посмотрите, кто нарядился! Ты готова к перепиху!

Лицо отца багровеет.

– Реджина Гранц, я запрещаю тебе покидать дом с этой, с этой... – он ошеломлен настолько, что не может подобрать правильное слово. Богачи привыкли выражаться сомнительными оскорблениями, а Эрин определенно отказалась от этого. Папа же цепляется за то, как все происходило в течение нескольких поколений. Есть верный путь, по которому можно прожить свою жизнь, как правильно себя вести, а Эрин не следует этому пути.

Мама появляется вовремя и кладет руку на плечо отцу, улыбаясь мне.

– Реджинальд, наша девочка знает, что правильно. Она не попадет в неприятности. Пусть проверится немного, – спокойный тон мамы успокаивает раздраженного отца.

Она подходит ко мне, обнимает и шепчет на ухо:

– Если кто– то из вас не сможет вести машину, будь ответственна и вызови лимузин, – Эрин обиженно встревает, но мама прерывает ее. – Не говорю, что кто– то из вас поведет, но лучше это, чем случайная смерть тебя или твоей подруги. Если Джина – твоя подруга, защити ее. Не ведите машину в нетрезвом виде. Не сегодня, ни когда– либо. Воспользуйтесь лимузином, если это необходимо, и держитесь подальше от неприятностей.

Мама наклоняется и целует меня в щеку. Затем делает то же самое с Эрин, Этот жест берет начало из нашего детства. Мама всегда была образцом матери, которой не было у Эрин. Одобрение от мамы многое значит для нее. Могу сказать это по тому, как наполнились слезами глаза Эрин. Она молча стоит мгновение, а затем кивает.

Я очень восхищаюсь Эрин. Когда ей исполнилось восемнадцать, она пошла наперекор своей семье и их состоянию. Она стала художником, оплачивая счета, продавая свои работы в Бруклине и в нескольких галереях в Челси.

Хоть я ей иногда и завидую, в такие моменты я напоминаю себе, что она одинока. Если она не состоится как художник, ее семья не проявит сострадание. Одна сломанная косточка оставит ее без средств к существованию. Переменный ветер, неудачный месяц продаж заставит ее приползти домой. Она скорее умрет, чем вернется домой.

Хотелось бы мне иметь ее темперамент, ее решимость. Эрин знает, кто она, и не боится высказывать свои мысли. Рядом с ней я чувствую себя мышкой, эм, мышкой с большими красными губами.

– Мило выглядишь. Я чуть не умерла, когда услышала цокот каблуков, но когда обернулась и увидела эти вишневые губки, подумала, что твой папочка меня прибьет. Уверена, прямо сейчас он винит меня.

– Не. Мама винит тебя за покупку мне накладной задницы и силиконовых вкладышей для груди. А, и за рэп-музыку. Ты плохо влияешь, – я смеюсь, пока мы залезаем в ее машину.

Эрин закрывает за собой дверь и добавляет:

– Да. Я плохо влияю на девушек, не имеющих накладную задницу. Богатенькие детки обречены повсюду, – смеется она. – Твоя мама милая. Я не могу сказать честно, знает ли она, как обстоят дела, или же просто пытается разыграть карты, чтобы забраться в твою голову.

– Да, я тоже это заметила.

Мы едем по дороге в тишине, и я смотрю через окно на океан. Эрин до сих пор не сказала, в какой бар мы собираемся, и ее уклончивость заставляет меня все больше и больше нервничать. Единственное, в чем я уверена, у нее под топом не надето ничего радикального. В обтягивающих капри и короткой блузке, оголяющей пупок, она не выглядит так, будто одета для мошпита[8]. Это плюс.