ВЕСЕННИЕ АККОРДЫ

Яркое теплое солнце наполняет все вокруг волшебным светом, рождает какое-то радостное, восторженное чувство, будто только вот в эти дни ты начинаешь по-новому дышать, по-иному мыслить.

Человек вдруг замечает, какой яркой, изумрудной краской залит еловый лес на склонах гор, как весело журчат меж камней ручейки. Вдруг видит выглянувший из-под дымящегося на солнце валуна маленький зеленый росточек.

А потом Иван Тетерин или Володя Курасов делают еще одно открытие — как здорово начали пахнуть почки на ольхе и осине, а желтоватые побеги сосны прямо-таки кружат голову.

Весна чувствовалась во всем.

Как-то Николай Болотин появился в отряде в тирольской шляпе с пером, и вскоре все воспылали любовью к этому головному убору. Молодые бойцы по-мушкетерски стали носить шляпы, которые чудом удерживались на одном ухе. Денис Кулеш еще старательнее начищал свои сапоги, а пожилые бойцы чаще брались за бритву. Конечно, всему этому была причиной весна.

Партизаны расположились у лесника, одинокого пожилого человека, который жил чуть ли не на вершине горы, выше густого леса, покрывшего крутые склоны. Отсюда были хорошо видны внизу большое село Штепанов, шоссе, вьющееся по долине, и арки моста через реку. Днем по шоссе то и дело шли грузовики. Партизаны вздыхали:

— Разъезжают фашисты. Эх, взорвать бы мост!

— Чем? Может быть, твоим автоматом?

Большая земля не присылала взрывчатку.

Весна чувствовалась во всем. Однажды группа партизан возвращалась с разведки и шла незаметной тропою, огибая по склону горы село. Вдруг Фаустов, идущий впереди, остановился. Обернулся к бойцам и махнул рукою — мол, привал, отдыхай, ребята. И когда удивленные партизаны расположились вокруг командира, они услышали: откуда-то снизу доносилась песня. Несколько девушек задумчиво выводили «Червону сукеньку», да так хорошо, так волнующе, что у многих ребят дыханье сдавило. Они лежали на молодой траве и прислушивались к доносившейся снизу песне. Когда она, наконец, растаяла в тишине, Фаустов вздохнул и сказал:

— Что ж, пошли дальше…

Весна чувствовалась во всем. Как-то фельдшер Степан, краснея и стыдливо пряча глаза, попросил командира пустить его в разведку и разрешить попутно зайти на хутор, где он когда-то прятался.

— Зачем? — спросил Фаустов.

Степан топтался на месте и молчал.

— У него роман с девахой тамошней, Руженой, — тут как тут объявился Николай Болотин. — Влюбился. Эх, любовь — злодейка!..

Весна действовала и на бесшабашного Бориса Жижко. У него вдруг появились самые смелые планы какой-нибудь очередной диверсии, операции, хотя отсутствие взрывчатки по рукам связывало весь отряд.

…Станция Штепанов была маленькой и неприметной. Редкий поезд останавливался здесь у низенького, выщербленного временем перрона. Воинские эшелоны с грохотом проносились мимо, даже не сбавляя ход. Только иногда они задерживались на пять-десять минут.

Поздним вечером, когда в вокзале дремало несколько пассажиров да поодаль у будки маячила фигура стрелочника, на перроне появилась группа немецких солдат во главе с унтер-офицером. С автоматами на плече, строем они направились к зданию.

Навстречу шел железнодорожник. Унтер-офицер на плохом чешском языке спросил, где найти немецкого начальника станции.

— Только что ушел к себе в кабинет. Будет принимать поезд, — сказал осмотрщик вагонов.

Унтер-офицер вместе с одним солдатом вошли в небольшое здание вокзала. Остальные остались на перроне, бесцельно прохаживаясь вдоль линии или переминаясь с ноги на ногу у входа в вокзал.

Прошло четверть часа, двадцать минут — никто из кабинета не выходил. Наконец, в дверях появился начальник станции. Он был удивительно похож на круглолицего молодого унтер-офицера, но красная фуражка скрывала половину лица и придавала всей фигуре начальственную официальность. Сзади следовал солдат. Он запер дверь на ключ и также вышел на перрон.

Вскоре вдали послышался свисток паровоза. Начальник станции остановился в конце перрона, небрежно помахивая фонарем. Видно, немецкие солдаты также ждали этот поезд, потому что вдруг заспешили к платформе. Вот из-за поворота появился локомотив, за ним вагоны, платформы с торчащими под брезентом орудийными стволами, с желтыми грузовиками, какими-то ящиками. Поезд шел быстро, но машинист, завидев впереди человека в черной форме немецкого «айзенбанера» с поднятым красным фонарем, начал резко тормозить. Рядом с начальником станции стояли несколько солдат.

Когда паровоз в клубах пара остановился, в будку проворно поднялись солдаты, что-то выкрикивая высунувшемуся навстречу и ничего не понимающему охраннику.

Из последнего классного вагона выглянул молодой офицерик с заспанным лицом.

— Вас ист дэн лёз? (Что там такое?) — крикнул он двум стоявшим недалеко солдатам. Один из них, тот, кто ходил к начальнику станции, подошел ближе, начал что-то говорить. Офицер, в расстегнутом кителе, без фуражки, заинтересовавшись ответом солдата, спрыгнул на землю.

— Разве это серьезная неприятность? — с тревогой спросил он.

— Пустяки, герр оберлейтенант, через десять-пятнадцать минут все будет сделано, и поезд пойдет дальше, — отвечал солдат.

Поезд тронулся раньше. Паровоз вдруг без свистка дернул вагоны. Офицер бросился к поручням, но в этот миг солдаты кинулись на него и вмиг повалили на землю. Эшелон быстро набирал скорость. Паровоз все чаще бросал в темное небо клубы дыма и снопы красных искр, все быстрее отстукивали колеса на стыках рельс.

Уже за будкой стрелочника с паровоза спрыгнули «начальник станции» и два солдата. Они посмотрели вслед уходящему эшелону и громко рассмеялись.

— Теперь на соседнем разъезде много дров будет! — сказал «начальник станции». — Оттуда навстречу идет эшелон с танками.

Утром группа вернулась в отряд.

Впереди шли усталые, но очень довольные Кулеш, Курасов, Рудаев, Шмелев, Шарлаков, Семак, Таценко, за ними ковылял со связанными руками оберлейтенант в грязном мундире и ссадинах на лице, а сзади всех шествовал Борис Жижко в лихо заломленной на затылок красной фуражке начальника станции. Он то и дело понукал офицера, подталкивал его пистолетом. Рядом шагал Вацлав Горак, в форме немецкого солдата. Это он, прекрасно владеющий немецким языком, выведал у начальника станции сведения о приближающихся поездах, он и офицера выманил из вагона и связал его.

Поезд, пущенный без паровозной бригады, налетел на воинский эшелон, в котором следовала на фронт танковая часть.

Весна продолжала нести все новые и новые открытия. Самое важное, самое радостное принес Юрий, возбужденный до предела, с блестевшими глазами на круглом лице. Он по-мальчишески радовался и чуть ли не на одной ноге прискакал в комнату к Фаустову.

— Командир, кричи ура! Скажу сейчас такое, что плясать все будут! Самолет к нам шлют!..

— Да ну! — вскочил обрадованный Фаустов.

— Просят сообщить координаты и указать место выброски грузов.

— Все уже есть, Юрка! И координаты есть, и место хорошее нашли. Не зря я ходил в разведку!

На Большую землю было сообщено место, наиболее удобное для выброса грузов. Назначена группа партизан, которые должны принять груз. Все, кто уже не в первый раз в тылу врага, знали, что это очень сложная и опасная операция. Обычно груз оказывается выброшенным не в том месте, где ждут его партизаны, а в лучшем случае за два-три километра в стороне. К тому же тяжелые тюки на парашютах, как одуванчики, разлетаются далеко друг от друга. Найти тюки среди перелесков и скал нелегко. А ведь всю операцию нужно выполнить быстро и незаметно для вражеского глаза.

Группа для приема груза выступила. Завтра ночью должен прилететь самолет, и послезавтра отряд уже будет иметь все необходимое для дальнейшей диверсионной работы.

Едва эта группа скрылась в лесочке, к Фаустову подошел Кадлец. Его офицерский мундир был выпачкан, он тяжело дышал.

— Целый час сидел на нижнем выступе горы, командир, — сказал Владимир. — Интересная картина сейчас в Штепанове. Село полно повозок, машин, солдат. В коричневых шинелях. Есть зенитные пушки. По форме, будто румыны объявились.

— Румыны еще с осени отошли от немцев. Забыл, что ли?

— Тогда это мадьяры, больше некому быть.