Такой же линии придерживался и главнокомандующий фон Браухич, вторая жена которого очень симпатизировала нацистам. Фон Браухич безучастно наблюдал, как генеральный штаб из мозга армии превращается в механизм исполнения решений политического руководства. Он лишь изредка делал попытки навести относительный порядок в армейской иерархии, пресечь кумовство и коррупцию. В Австрии и Судетах он вместе с Гитлером наблюдал за триумфом Гудериана и решил того попридержать, сначала в союзе с Беком, а затем с Гальдером, то ли из страха, что Гудериан, сочувствовавший нацистам, может оказаться опасным соперником, то ли просто из зависти. Точной причины мы теперь уже не узнаем. Однако с этого времен становится очевидным, что противники Гудериана перенесли центр тяжести своей критики с его идей на личность автора.

Существовал еще один фактор, который не могли игнорировать ни военные, ни гражданские деятели, хотя его значение временами преувеличивали. Имеется в виду культ личности Гитлера. Немалая часть населения смотрела на него как на бога, поднявшего Германию из глубин депрессии, сократившего безработицу и вернувшего народу чувство гордости за свою родину. Геббельс поддерживал эту идею. Низшие слои германского общества относились к чести своей страны с не меньшим благоговением, чем высшие. Политическое чутье, которым генеральный штаб никогда особенно не отличался, на этот раз не подвело его диссидентствующих сотрудников, понявших, что без поддержки народа любая попытка обуздать Гитлера обречена на провал. Они еще не забыли вид революционных солдат и толп в 1918 году, а Гитлер, пожалуй, был самым способным демагогом своего времени, обладавшим даром наэлектризовывать многотысячные толпы. Он очень ловко облекал все, что делал, в одежды кажущейся законности и справедливости.

Но даже в этом случае старшие германские офицеры, наблюдавшие методы его Добровольческого корпуса вблизи и знавшие, что ядро нацистской партии состояло из закаленных ветеранов, неспособных реадаптироваться к нормальной жизни, не должны были питать иллюзии относительно дел, которые эти люди могли натворить. Уж о преследованиях евреев они не могли не знать. Есть данные, подтверждающие, что Рейхенау, например, одобрял подобную политику. Гудериан уклонялся от этой темы. Во всяком случае, его причастность к расовым преступлениям не задокументирована, что, впрочем, едва ли должно удивлять. Хоть Гудериан и ненавидел коммунистов и с опасением следил за возрождением Польши, ему нельзя приписать какие-либо расовые или религиозные предрассудки. Ничего в его произведениях не дает оснований для предположений на этот счет, скорее наоборот. Можно с полной уверенностью заявить, что немецкие офицеры были совершенно слепы, если в 1938 году не могли распознать надвигающуюся опасность мировой бойни. В то же время они, конечно, не могли предвидеть «Конечного решения» и всех его ужасных последствий, потому что в то время этот кошмар был просто невообразим.

Существовал рубеж, перейдя который Гитлер и его соратники не могли не потерять авторитет Гудериана. Речь идет в данном случае о деле Фрича. Возмущение Гудериана тем, как обошлись с покойным Главнокомандующим, беспардонной клеветой и невнятным оправданием, сквозь зубы произнесенным Браухичем, не предназначалось только для страниц «Воспоминаний солдата». Та откровенность, с которой Гудериан выразил свое уважение к Фричу на параде в Гросс-Борне в августе 1938-го, устроенном в честь бывшего главкома, ни у кого не вызывала сомнений относительно того, на чьей стороне его симпатии. Несмотря на присягу, данную Гитлеру, Гудериан упрямо соблюдал старые прусские традиции – воздерживался от одобрения захвата Гитлером остальной части Чехословакии в марте 1939 года, однако, как обычно бывало в сложных политических ситуациях, в действие вступил механизм личной безопасности. В «Воспоминаниях солдата» нет комментариев, просто рассуждение о его отношении к военным обязанностям и описание работы по отбору из чешских арсеналов военной техники и снаряжения для нужд вермахта. Воздержавшись от протеста, позднее Гудериан не стал задним числом оправдывать зло, причиненное негерманскому народу. С другой стороны, Гудериан был слишком доверчив. Его старший сын вспоминает: «Мы были настроены скептически, потому что Германия свернула с законного пути объединения всех немцев в одно государство». Позднее он задал отцу вопрос, и, отвечая на него, Гудериан воспользовался «…аргументом, я думаю, исходившим от Гитлера, что необходимо уничтожить авианосец в середине Германии, принимая во внимание отношение западных стран». В 1939 году Гудериан слишком охотно поверил складным басням Гитлера.

Что касается Гретель, то в самый пик кризиса в сентябре 1938 года та заняла иную, более сдержанную позицию. Часть эйфории улетучилась к 29 сентября, когда она писала: «Самым чудесным подарком было бы сегодня известие из Мюнхена, что мир сохранен. Если это не удастся, нам понадобится вся наша храбрость и вера. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы быть достойной женой и матерью воинов». Конечно, Гудериан, сталкиваясь с проблемами в личных делах, неизменно полагался на поддержку жены, однако нет основания думать, что он внимательно прислушивался к ее суждениям по политическим вопросам. В это время он вот-вот должен был стать инструментом политического маневра, одним из нескольких невольных пособников Гитлера, задумавшего разрушить военную иерархию. Одним из залогов политического успеха Гитлера являлась раздача обещаний, на которые тот не скупился, одним обещая одно, а другим совершенно противоположное. Продолжая эту политику, фюрер, похоже, смог вбить клинья между различными группами работников генерального штаба. Трудно сказать, имел ли он в виду какую-то определенную цель, или сделал это просто так, на всякий случай. Не исключено, что, увидев в Гудериане и командовании танковыми войсками источник раскола в вооруженных силах, он воспользовался ими, чтобы расширить существовавшую брешь. В октябре 1938 года Гитлер предпринял вмешательство в военные дела, якобы для укрепления командования танковыми войсками, и предложил (очевидно, с подачи Браухича и при поддержке последнего) создать пост начальника мобильных войск, которому бы подчинялись все моторизированные войска – танки, пехота и кавалерия. Гудериан, не зная, что изменения уже одобрены Гитлером, отказался, поскольку этот пост не давал ему достаточно власти, чтобы преодолеть сопротивление ретроградов в Верховном Командовании. Свои соображения он подробно изложил Гитлеру (после того как вмешался Бодевин Кейтель), тот успокоил его, пообещав предоставить возможность личного обращения к фюреру, если ему начнут чинить препятствия. Чтобы окончательно умаслить Гудериана, ему присвоили звание генерала танковых войск, однако, как он писал впоследствии: «Естественно, о том, чтобы я напрямую обратился в письменном виде к Гитлеру, никогда даже не возникало и вопроса, несмотря на трудности, появившиеся сразу же».

Такова суть версии, изложенной Гудерианом в «Воспоминаниях солдата». Однако его старый друг, Герман Балк, работавший в то время в штабе в отделе In6 и занимавшийся вместе с полковником фон Шеллом моторизацией, говорит, что пост начальника мобильных войск был создан по подсказке Шелла в рамках козней Браухича и Бека (линию которого затем продолжил Гальдер), не желавших, чтобы Гудериан играл значительную роль. Шелл, позднее ставший помощником статссекретаря, свел на нет попытки Балка скоординировать политику в отношении танков и моторизированных войск, и тогда Балк попытался устроить встречу для устранения разногласия. Усмехнувшись, по словам Балка, Гудериан согласился, а вот Шелл отказался наотрез. Этот отказ был неизбежен, если подобные козни действительно имели место, и если он действовал по указке главнокомандующего. Доказательств в поддержку этой версии пока нет. Гудериан, похоже, не знал об этих кознях, хотя, с течением времени, несомненно, понял, что кое-кто в военной верхушке вставляет ему палки в колеса. Интересно, однако, что он не держал зла на Шелла и позже даже помог ему, когда тот попал в беду. Но это была уже вторая попытка увести Гудериана в сторону, последовавшая сразу же после того, как пошли слухи о его возможном назначении главой генерального штаба.