Поляки дрались отчаянно, но их сопротивление было все же разрозненным. Так, Поморская кавалерийская бригада отважно атаковала танки 3-й танковой дивизии. Это было одной из многих бесполезных попыток предотвратить катастрофу. Развертывание поляками своих войск сразу же затормозилось из-за налетов немецкой авиации на центры коммуникаций. Воспользовавшись этим, немецкие танки могли, почти не встречая сопротивления, совершать глубокие рейды и уничтожать колонны противника прямо на марше, помогали пехоте и саперам штурмовать укрепления, передвигались по пересеченной местности, обходя противников с фланга всякий раз, когда фронтальная атака терпела неудачу. Танки постоянно были в движении и действовали совершенно самостоятельно в рамках организационной структуры танковой дивизии со всеми службами. Не баловала их поддержкой и бомбардировочная авиация, совершавшая налеты главным образом на объекты в глубоком польском тылу. Средства, обеспечившие непосредственный контакт между наземными войсками и ВВС, еще находились в зачаточном состоянии. Не удивительно – люфтваффе не очень-то горели желанием оказывать прямую поддержку армии. В параграфе 16 полевого устава ВВС говорилось: «Задачей люфтваффе является служить этой цели [разгрому вооруженных сил противника и подавления воли противника к сопротивлению] ведением войны в воздухе как части общего ведения войны». Генерал-лейтенант Вольфрам фон Рихтгофен, экспериментировавший с тесной воздушной поддержкой наземных вооруженных сил в Испании и позднее завоевавший себе репутацию командующего воздушным флотом, осуществлявшим самые эффектные, опустошительные операции в тесном контакте с танковыми дивизиями Гудериана, был противником пикирующего бомбардировщика.
Трудности, с которыми столкнулась 3-я танковая дивизия, явились, скорее, результатом плохой организации работы тыловых служб, а не сопротивления противника. Небольшие танки Т-I и Т-II с их слишком тонкой броней не могли выдержать попадания снарядов даже легкой полевой артиллерии поляков и огня из противотанковых ружей. Танков T-I II и Т-IV было очень мало, хотя обслуживали их экипажи из парадных частей, что давало несомненное преимущество. Однако вечные проблемы с запчастями и горючим на восточном берегу реки Браке рассекли 3-ю танковую дивизию надвое, чего вполне можно было бы избежать, если бы танки не встали намертво с пустыми баками, а в это время колонны автоцистерн с горючим простаивали в ожидании приказа двигаться вперед, к танкам, израсходовавшим горючее к концу первых суток. Штаб корпуса во главе с Нерингом, а также дивизионные и полковые штабы не оставляли без внимания ни одну неувязку или поломку, стараясь решать все проблемы на месте своими силами, когда сопротивление поляков в «Коридоре» было сломлено к 5 сентября, и в боях наступило временное затишье. Решающий вклад в победу внес корпус Гудериана, отрезавший пути отхода для основных польских формирований и отразивший все их попытки вырваться из окружения. Таким образом, бронетанковые войска сделали все, на что, по утверждению Гудериана, были способны – прорвали лобовой атакой оборону противника, вели преследование его отступающих частей и удерживали позиции, подвергаясь давлению противника – и все это совершалось в том молниеносном темпе, который, как настаивал Гудериан, ни в коем случае нельзя терять.
Описывая в письме к Гретель от 4 сентября первый день боев, он подшучивает над своими успехами, скорбит о павших и отдает должное неприятелю. «Серьезные потери были нанесены нам у Гросс-Клонии, где танковая рота потеряла одного офицера, одного курсанта и восемь солдат из-за внезапного исчезновения утреннего тумана [несмотря на воздушные налеты, польские артиллеристы часто дрались до конца]. В решающий момент я вмешался и взял на себя руководство боем, поскольку наши войска были немного оттеснены назад. Первой достигла рубежа ночью 3-я танковая дивизия. Остальные не смогли так быстро преодолеть сопротивление ожесточенно сражавшихся поляков… бои в лесистой местности привели к большим потерям. Введя в бой еще одну пехотную дивизию и преодолев еще несколько кризисов в тяжелых боях, нам удалось полностью окружить противника в лесах к северо-западу Швеца. 4 сентября кольцо окружения стянулось туже. Было захвачено несколько тысяч пленных, батареи легкой и тяжелой артиллерии и много амуниции. В этих огромных лесах бродит еще огромное количество разрозненных групп поляков, потому стычки будут продолжаться еще некоторое время. Войска дрались великолепно, их боевой дух высок». Затем следует перечисление фамилий павших офицеров и упоминание о восторге, охватившем Гудериана при встрече с младшим сыном Куртом в том месте, «откуда были видны башни Кульма», его родины.
Гретель уже уловила возбужденное настроение мужа и 5 сентября написала: «Я знаю, что мои мужчины – лучшие солдаты. Пусть Бог вернет их мне с Победой, чтобы Германия смогла, наконец, обрести мир… Я сгораю от желания знать, где и как сражаются твои войска… Я следила за тем, как ты трудился, не щадя своих сил и здоровья, и теперь пусть Бог вознаградит тебя неоспоримым успехом».
Важное, имевшее значительные последствия для карьеры Гудериана событие произошло 5 сентября, когда представился случай показать Гитлеру, Гиммлеру и их свите места, где еще пару дней назад шли тяжелые бои. Приехавших опекал офицер, когда-то командовавший 10-м егерским, – Эрвин Роммель. Теперь Роммель являлся начальником полевого штаба Гитлера. Впервые фюрер получил возможность наглядно увидеть суть современной войны. Он избавился от некоторых иллюзий, но образовательный процесс оказался поверхностным – так покажет время. И все же, в его вопросе, заданном Гудериану при виде разбитой вдребезги польской артиллерии, заключался глубокий смысл: «Это сделали наши пикирующие бомбардировщики?» На что последовал гордый и выразительный ответ Гудериана: «Нет! Наши танки!» Потери его корпуса убитыми составили лишь 150 человек. В сознании фюрера начала происходить ломка стереотипов, установившихся под влиянием Геринга с его тезисом о всемогуществе авиации. Теперь у Гитлера возникла мысль, что на суше истинным доминирующим оружием являются все-таки бронетанковые войска. Ему показали, что танки вездесущи, и экипажи, находящиеся в них, неплохо защищены, а воздушная мощь имеет свои пределы. В пользу такого вывода говорило также быстрое продвижение других бронетанковых соединений к самым воротам Варшавы и в гористой местности на юге. У каждого человека с непредвзятым суждением не оставалось и тени сомнения, что даже на местности, не благоприятствующей применению танков, танковые дивизии могут оказать решающее влияние на исход боевых действий.