Сколько в лесу зайцев?

— Все это хорошо в теории, но вряд ли достижимо на практике. Надо не только подсчитать число диких животных, что само по себе трудно, а сделать еще и «зоографический разрез». Не будете же вы спрашивать у животных, когда они родились, сколько их погодков в популяции и т. д.

— Почему? И подсчитаем, и «паспорта» посмотрим. Все это вполне возможно, хотя иногда действительно нелегко.

Кто-нибудь из знакомых спрашивает охотоведа, желая подтрунить над ним: послушай, не знаешь ли ты, сколько зайцев в наших лесах? Он же не моргнув глазом решительно изрекает: 8 миллионов 317 тысяч 93. Не больше и не меньше. Вопрошающий, конечно, иронически улыбается. Заливай, мол, заливай. Но не надо спешить с выводами.

Многим телезрителям запомнились, наверно, не совсем обычные кадры из фильма «Серенгети не должно умереть», который представлял в телевизионном «Клубе кинопутешествий» профессор А. Банников. Фильм снят известным западногерманским натуралистом и популяризатором Б. Гржимеком.

Небольшой, легкий моноплан, полосатый, окрашенный под зебру, летит над саванной, а под ним текут, расходясь в разные стороны, огромные стада антилоп, табунки зебр, африканских буйволов, жираф. Наблюдатели в кабине самолета усердно записывают что-то в лежащие у них на коленях блокноты. Оказывается, они подсчитывают численность млекопитающих, которые населяют национальный парк Серенгети. И еще одна цель: выявить маршруты сезонных перекочевок диких копытных зверей. Они справились с обеими задачами. Воздушное обследование помогло природоохранителям правильно оценить ресурсы копытных в парке и исправить его границы. Это понадобилось для того, чтобы кочующие животные не выходили за его пределы и не лишались покровительства человека (кстати, насущно необходимо по этим же соображениям исправить границы некоторых наших заповедников — Кавказского, Сихотэ-Алинского, Бадхызского и других).

Очень печально, что один из полетов закончился трагически. Самолет столкнулся с грифом и упал. Погиб сын Б. Гржимека, Михаэль, — энергичный, много-обещавший ученый.

«Ну, с самолета, да еще в открытой саванне как не сосчитать животных! — слышится нам голос скептика. — Вы вот заберитесь в густой лес и определите численность… тех же зайцев».

Что ж, придется тогда по порядку. И не о зайцах, а о количественных учетах диких животных вообще. Ими интересуется не только охотоведение, но и наука о млекопитающих — териология, гидробиология, ихтиология, энтомология — словом, очень многие зоологические и прикладные науки. И у каждой из них свои методы и приемы. Мы смеемся, видя в «Детях капитана Гранта» долговязого и нескладного Жака Паганеля, бегающего с детским сачком за бабочками. Но и в наше время где-либо на лугу или лесной поляне также можно встретить взрослого человека с сачком. Правда, он не гоняется за бабочками, а занимается… косьбой. Идет по лугу и через определенные промежутки, как косой, проводит сачком по траве, сгребая в него всю мелкую живность с растений. Это энтомолог, занимающийся количественным учетом насекомых. В наши дни энтомологи широко используют и другие, более современные методики, например световые или запаховые ловушки. Они основаны на привлекательности для насекомых источников, света в ночное время и некоторых запахов. И все-таки паганелевский способ учета не забыт.

А гидробиологи? Каких только приспособлений для учета водных организмов нет в их арсенале! И, оказывается, совершенствование этих приспособлений может приводить к настоящим экологическим открытиям.

Издавна ученые считали самый верхний слой воды в морях и океанах почти безжизненным. Он пронизывается губительными ультрафиолетовыми лучами, постоянно подвергается воздействию волн, какая уж тут жизнь! Тралы, которые гидробиологи применяли для вылова живности в верхнем слое воды, имели большую высоту. Когда такой трал с уловом вынут на борт, как различишь, какой организм плавал у самой поверхности, а какой — на глубине в несколько десятков сантиметров? Все в нем перемешивалось.

Но вот в 1958 году начинающий тогда украинский ученый Ю. Зайцев приделал к обычной конической сети, предназначенной для сбора икры, два поплавка. И она, поднявшись почти полностью над водой, стала приносить уловы с самой поверхности. И какие богатые уловы! В слое воды на глубине до пяти сантиметров обнаружилось множество простейших, личинок моллюсков, червей, ракообразных, рыб, взрослых особей ракообразных и других животных. Водорослей там оказалось мало. Зато позже — это самое неожиданное — нашли значительные скопления бактерий.

Исследования Ю. Зайцева положили начало новой научной дисциплине — нейстонологии (нейстон — совокупность организмов в приповерхностном слое воды). Была выявлена важная экологическая роль нейстона. Оказывается, морская поверхность — своеобразный «узел связи» между различными частями, живой оболочки земли — биосферы. Здесь осуществляется множество контактов с наземными сообществами.

Сейчас нейстонология пользуется десятками самых хитроумных приспособлений. Перелистаем увлекательную книгу Ю. Зайцева «Жизнь морской поверхности», посвященную этой молодой науке. Чего мы только не увидим на ее страницах! И «одноэтажную» нейстонную сеть, и пятиярусную планктонно-нейстонную сеть, и нейстонный трал, и бактерионейстонособиратель, и многое, многое другое. Эти приборы необходимы для изучения видового состава и численности организмов в поверхностном слое воды. А ведь все началось с двух пластмассовых поплавков…

Раньше, чем других животных, зоологи научились считать диких зверей и птиц. Это естественно, ведь человек, начиная с глубокой древности, чаще сталкивается с ними, нежели с другими представителями животного мира.

На Руси издавна вели счет поселениям речных бобров в так называемых «бобровых гонах», в особых охотничьих хозяйствах, предназначенных для охраны и добычи этих зверей. В царских, императорских, княжеских охотах красная, благородная дичь была буквально наперечет еще лет 300–400 назад.

В начале XIX столетия были проведены первые опыты массового учета животных в природе. И не только крупных охотничьих. В Пенсильвании, например, в это время организовали учет мелких певчих птиц по их индивидуальным участкам. Учетчики шли по определенным маршрутам и подсчитывали по голосам число всех поющих здесь самцов.

Этим методом орнитологи, «птичьи зоологи», пользуются и в наши дни. В парке или в небольшом леске можно учесть всех живущих там птиц просто на слух. А как определить число пернатых обитателей крупного лесного массива, района, области? Тут не обойтись без сложных расчетов. Орнитолог должен знать площадь гнездового участка каждого вида птиц, предпочтение, отдаваемое ими тем или иным типам леса, соотношение этих типов в лесном массиве. Только тогда он получит возможность экстраполировать выводы, полученные на маршруте, на нужную территорию.

Весной и осенью косяки водоплавающих тянутся к местам своих гнездовий и обратно. Незабываемое, красивейшее зрелище! Ученые используют его в своих целях. Они выбирают несколько наблюдательных пунктов в удобных местах и в течение многих лет подсчитывают всех пролетевших над ними птиц, определяя, конечно, их вид. Сопоставляя результаты за отдельные годы, можно сделать выводы об изменениях интенсивности пролетов, связать различия с условиями гнездования или размножения гусей и уток в тот или иной сезон. Летящие птицы как бы сами рассказывают о себе.

Водоплавающих птиц подсчитывают во время суточных перелетов из одного водоема в другой. Ведь эти непоседы не могут провести целые сутки на одном месте. И опять-таки выдают свои секреты, поднимаясь в воздух. Можно определить число утиных гнезд, хорошенько полазив по зарослям осок, тростников, рогозов, размеры выводков и т. д.

Пора любви заставляет глухарей и тетеревов весной выбираться из лесной глухомани на поля и сфагновые болота. Задача учетчика — выявить все тока и подсчитать число поющих на них петухов. Правда, имеются «молчуны» — молодые петухи, не поющие на токах. Это затрудняет работу. Сложно также определить соотношение самцов и самок; курочки ведут себя весной довольно скромно и нечасто попадаются на глаза наблюдателю.