— Это надо же, — ввязался в разговор раскрасневшийся от обильного застолья Арни. — Среди чертовой уймы планет нашлась всего одна, где, казалось бы, все есть. Живи и пользуйся. Но нет! И тут сутяга дьявол клин забил. Уродливая рожа — считай половину владений в свою пользу отсудил.

— Это не бесовских лап дело, — заметил флегматично наблюдавший за диспутом Рон. — Это сама планета контролирует сложившееся здесь равновесие. Она следит за нами. Изучает. Как только здесь высадились люди, она сообразила, что ей грозит захват и стала защищаться. “S-фактор” — это ее оружие. Потом, когда люди ушли, планета согласилась терпеть нас. Но только здесь — по сути в резервации. Видите, все сходится.

— Не болтай ерунды, — недовольно фырнул Арни. — Планета сама по себе не может сделать ничего. Это всего лишь камни, вода, воздух. Не впадай в мистику.

— В моих словах нет никакой мистики. Когда я говорю планета, я имею в виду не камни или воду, а некоторую всеобъемлющую силу, которая в виде особой квазистенции главенствует в масштабе планетарного эндоценоза.

При этих словах Шлейсер встрепенулся. Рон, даже не подозревая, передал мысли Снарта, которые тот высказывал в экспедиции на Геонис, и не только.

— Вообще-то все это больше смахивает на сказку, — Фил вслед за биологом расстегнул на своем КЗУ застежки, оголив волосатую грудь, и рукавом вытер со лба пот. — Действительно, какая-то неподдающаяся толкованию сила держит нас за дураков. И мне это очень не нравится. Ни одна из существующих версий не приблизила нас к истине. Ни один пособник безмерно расплодившихся псевдодоктрин не в состоянии объяснить, что же здесь на самом деле происходит. Каково? О чем только думает наш достопочтенный ультиматор, собирая и сортируя идиотские публикации и диссертационный хлам, достоинство которого не больше, чем ценность канализационного осадка?

Тирада океанолога заинтересовала Шлейсера.

— А сколько всего гипотез содержится в памяти ультиматора? — спросил он, даже приближенно не представляя, каким будет ответ.

— Двести восемнадцать, без запинки ответил Фил.

Шлейсер не смог скрыть удивления:

— И по какому же принципу он их распределяет?

— По степени роста антиидиотизма.

— Это как?

— А вот так. По мне, считай, как те, так и другие равно далеки от сути. И логика здесь ни к черту — хоть сначала бери, хоть с конца.

— И все же, какая гипотеза считается самой дурацкой?

Вместо Фила отвечать взялся Тиб:

— Один кретин из ДИПРОЗАМа — друг главы этого ведомства Филиппа Керкореца — его фамилия, кажется, Арсакельм или что-то вроде этого, всерьез заявил, будто Каскадену и смежное с ней пространство делит многомерная струна, а то, что мы имеем, есть следствие ее положительных и отрицательных вибраций.

— А почему бы и нет? — Шлейсер ничуть не удивился, потому как в своих бесчисленных походах уже наблюдал нечто подобное.

— И это говоришь ты, космолог?! — возмутился Тиб, взглянув на Шлейсера, как санитар на обделавшегося придурка. — А ну прикинь, с какой вероятностью ось или даже плоскость, рассекающая объем несколько десятков, а то и сотен кубопарсеков, не только пройдет через Каскадену — ничтожнейшую пылинку в огромном вместилище пустоты — но и аккуратно разделит ее на две абсолютно равные половины. Но если даже и допустить этот бред, все равно концы не вяжутся. Малышка движется по орбите, а значит, меняются ее координаты. О чем это говорит? Граница раздела при таком раскладе тоже должна смещаться в ту или иную сторону. Но она строго держится на линии экватора, причем не один миллион лет.

Шлейсер не нашелся что ответить, хотя бывал в таких переплетах, что узнай о них Тиб, он сразу бы заткнулся. Решив не углубляться в детали, он попробовал зайти с другой стороны:

— А какую из гипотез ультиматор считает самой перспективной?

— Мезотрактный резонанс в области сегментного смыкания распределения Викрамашинга, полистронгиальной субдукции и асторциума Аллентайна, — не задумываясь отчеканил всезнающий Фил.

Шлейсер сделал вид, что понял, хотя на самом деле ничего не уразумел. Эффекта такого он не знал, да и вообще эту абракадабру слышал впервые. Он ничего не сказал, чтобы снова не попасть впросак, а только подумал, что люди занятые активной жизнью, причем абсолютные дилетанты в вопросах аллохтонного космоуклада, вряд ли стали бы годами хранить в памяти совершенно ненужные сведения. «Однако с психикой у них не все в порядке», — подумал он, с опаской поглядывая на разгулявшихся сотоварищей.

Между тем Арни, уловив его сомнения, жестом призвал поясняющего подробности Фила замолчать и при заведомой поддержке остальных, спросил:

— Может, знаток космических парадоксов предложит свой вариант?

— Попробовать стоит, — после некоторого раздумья отозвался Шлейсер. — Но не сейчас. По правде говоря, свидетельств у меня нет. Да и не думал я как-то о вашем феномене.

Он лукавил и отдавал себе в этом отчет. Наверное не было в роде людском человека из числа тех, кто хоть в какой-то мере имел отношение к вопросу инопланетных переселений, который бы не мучился потугами поисков ответа.

— Послушай, Нат, а почему вас называют кампиорами? — удовлетворившись ответом, спросил Фил.

— Когда-то в Испании так или почти так называли чемпионов и высших офицеров среднего состава.

— Это как, полковник, что ли?

— Да. Лицам, сдавшим норматив и прошедшим аттестацию, в дополнение ко всему присваивается и это звание.

— О-о! Приставка “флаг” возвела тебя в чин генерала?!

— Выходит так, — без особого энтузиазма согласился Шлейсер. Мало того, что выглядел он сейчас не по форме, ему еще и край как не хотелось выделять себя, ставить в особое положение, дабы, зная отношение определенных кругов к фаворитам ГУРСа, не оттолкнуть и без того настроенных против будь какой авторитарности депортациантов, не сотворить здесь мимо воли атмосферу отчужденности и недоверия.

— Скажи, Тиб, какую роль выполняет ультиматор? — попытался он перевести разговор на другое.

Отяжелевший хулитель мозголомов с трудом выпростался из-за стола и нетвердой походкой подошел к распахнутому окну.

— Смотри, — сказал он, обводя рукой завитринный пейзаж. — За этими стенами лежит первозданная планета. И она принадлежит нам. У нас ни в чем нет проблем. И нам не требуется нянька. Здесь есть приличный биореактор с набором клеток всеразличных культур, что позволяет разнообразить трансгенную пищу. Используем, как видишь, и местную продукцию. Но не злоупотребляем. Перед охотой я всегда привожу Арни, а он у нас единственный добытчик, цитату из классики:

“… Радость поглощающего пищу, не идет ни в какое сравнение с ужасом и муками пожираемой жертвы…”

Это так, чтобы он не увлекался. Ультиматор же ведет планетарный мониторинг, заправляет автоматами, обрабатывает пробы. Ведет, так сказать, хозяйственную деятельность. Ну, и конечно же следит за нами. Как наседка за цыплятами. Чтоб не расползлись ненароком. Голосовой связи с ним нет. Информация выдается на мониторы. Отдельно для каждого, если в том возникает необходимость. Поэтому поспорить с ним или хотя бы пообщаться вживую не удается. Но он все видит, все слышит. И может даже наказать. Скажем, отлучить от информатеки, отключить аппаратуру, заблокировать транспорт.

— Как же он не уследил за моими предшественниками?

— А-а! — Тиб в сердцах махнул рукой. — Связь здесь действует не дальше горизонта. Спутниковые ретрансляторы, кроме навигационной системы, отключены. Сюда не транслируются ни радио — ни TV-каналы. Даже телефонной или видеосвязи нет. Сеансы с Метрополией ультиматор проводит по спецлинии. Нас в подробности не посвящает.

— Так вы вообще не знаете, что творится в мире?

— Почему же. В информатеке есть сайты, которые регулярно пополняются. Оттуда и черпаем новости.

— А как же отношения с родственниками или хотя бы с теми, с кем просто хотелось бы пообщаться?

Тиб вздохнул:

— С этим сложней. Сеансы связи регламентированы. Прямой контакт исключен. Передача информации — только через ультиматора. Прием — от него же. Единственная радость — обмен почтой, но не более. Раз в месяц. И то лишь в случае, если за тобой не числится нарушений.