Стали умирать люди. Умирать без видимых причин. Ни в одном случае не было обнаружено каких-либо признаков отравления, облучения или вирусной инфекции. Одних смерть настигала на Каскадене, других — уже после эвакуации. При этом возраст жертв значения не имел.
Какие только меры не принимались для обнаружения смертоносных сил: то ли веществ, то ли волн, то ли полей. Специалисты отделывались общими фразами, потому как сами не понимали, что происходит. Сперва ссылались на скрытую пандемию, потом на сбой иммунной системы пострадавших. Разработали серию программ по изучению накапливающихся во времени мутаций лимфоидных клеток и возможностей гомеостаза в надкритических условиях. Искали изменения в структуре ДНК. Пытались выявить причины, вызывающие такие изменения… Потом стали присматриваться к неким странностям, на которые поначалу не обратили внимания. Не обратили, наверное, потому, что еще на заре эры звездоплавания у террастиан выработалась привычка не вдаваться в суть вещей при виде часто встречающихся и не поддающихся осмыслению космочудачеств.
Так вот, ареал обитания тех форм жизни, которые можно было отнести к биоценозу, определялся исключительно геграфическим признаком и ограничивался северным полушарием планеты. Южная полусфера в классическом смысле была мертва, даже несмотря на то, что при избытке воды тоже опоясывалась кислородсодержащей атмосферой. На вопрос, почему здесь образовались такие условия и что способствует поддержанию такого странного “порядка”, ни эксперты Академии наук, ни микронавты-кампиоры ответить не могли.
Сложилась крайне напряженная ситуация. Поиски причин, оказывающих губительное воздействие на живую органику, приобрели чуть ли не первостепенное значение. При Амфитериате космоантропологии был создан отдел, финансируемый из правительственного спецрезерва. Через некоторое время открылись ужасные вещи. У представителей местного органического мира, также как и у землян, вкусивших “прелести” южных широт, отмечалось не просто изменение витакинетических структур, а полное разрушение наследственного аппарата. В этом циклопическом “реакторе” погибало все, что попадало под стандартное определение “жизнь”: от простейших субклеток до сложно организованных таксонов будь-то животного или растительного происхождения. И это было тем более странно, что жизнь, однажды возникнув, была удивительно приспособляема к самым разным условиям: от сверхкритического химического и радиационного воздействия до запредельных температурных и бариометрических аномалий. Даже действие флуктуатора не нарушало устойчивости новопроизведенных белковых структур и не лишало клетку способности делиться. Сказывалось влияние ЧЕГО-ТО. Возможно, это было какое-то излучение, но совершенно непонятной природы. Последствия смертоносного воздействия проявлялись не сразу и обнаруживались (даже в случае длительного пребывания в опасной зоне) спустя месяцы, а то и годы. Это и послужило причиной запоздалой реакции медиков. Больше всего не повезло контрактникам первой волны. К моменту обнаружения массовых признаков распада, три четверти бывшего или продолжавшего обживать экзоплан состава оказалось поражено неизвестной болезнью. Выжили только те, кто не покидал северных территорий, а если и пересекал экватор, то на непродолжительное время. У первых проблемы со здоровьем вообще отсутствовали. Что же касается последних, то не было гарантий, что клеточный некроз не заявит о себе в будущем или не проявится в потомстве. Впрочем, никто не мог гарантировать сохранность генома и у тех, кто уберегся от беды. Планета все-таки чужая. И онтогенез другой. Не произойдет ли отторжение пришельцев-террастиан энергетикой среды, которая была чуждой не только земному, но и своему же собственному биоценозу?
Неонтологи выявили у немногочисленных представителей животного мира орган в виде шишкообразного утолщения в теменной части головы. Что-то вроде третьего глаза, локатора или антенны. Но не глаз, не локатор и не антенна. Орган не реагировал ни на какие поля и виды излучения, кроме как на поляризованный свет. При этом такие волны оказывали на тварей благоприятное воздействие. Попытки переместить их на юг вызывали крайне негативные реакции — прежде всего страх и намерение спасаться от ЧЕГО-ТО невидимого и неосязаемого — нередко приводящие к шоку, параличу и даже смерти. Создавалось впечатление, будто живой мир Каскадены, населяющий северное полушарие, наделен каким-то дополнительным чувством, полностью отсутствующим у землян.
Планета насчитывала два изолированных суперконтинента, формой и простиранием напоминающих Евразию, но превышающих ее по размерам. Они располагались по диагонали друг к другу в северной и южной полусферах. Поднятия океанического ложа вокруг материковых глыб трассировались группами больших и малых архипелагов. Были острова и в срединных областях океанов — главным образом вулканического происхождения. Они обрамляли подводные тектонические плиты и основы будущих поднятий. Обширный пологий шельф, малые глубины внешних и внутренних морей, множество континентальных озер и широкие речные лиманы свидетельствовали об обширной трансгрессии, даже несмотря на отдельные высоченные хребты и вершины. Соотношение суша-океан составляло где-то один к пяти. Наверное, так выглядела Земля в начале палеозойской эры. Планета переживала расцвет геологической активности, о чем свидетельствовали частые землетрясения и множество вулканов: как наземных, так и подводных.
Вследствие близости периода обращения вокруг оси, а также подобия мегатектонических форм и космоклимата, у Каскадены, даже несмотря на несколько иной состав солнечного спектра, было много общего с Землей. Четвертая по счету в шестипланетной ассоциации Даира, удаленная от него на четверть миллиарда километров, примерно при том же диаметре солнечного диска, она оказалась несколько меньше и легче. Возможно, у нее когда-то была луна, впоследствии оторванная внешним соседом — газовым гигантом с тремя десятками сателлитов. Каскаденианские сутки были на тридцать пять минут короче земных, а год почти в два раза длиннее. Ось вращения планеты перпендикулярна эклиптике. Тем не менее смена сезонов, хоть и слабо, но выражена (главным образом в высоких широтах), чему способствовали некоторая эллипсовидность орбиты, нутация оси* (*Нутация оси — в принципе, очень важный фактор в отношении возможности зарождения жизни. При отсутствии крупной луны, нутация оси планеты обеспечивает развитие приливно-отливных процессов. А как принято считать, зарождение жизни и ее выход на сушу обязаны именно приливам-отливам) и периодическое изменение направленности океанических течений. Воздух разреженный, как в земных горах.
Но главным отличием Каскадены от Земли было то, что ее северное и южное полушария, несмотря на сходство географии и геологического строения, сильно различались.
На севере от экватора существовала органическая жизнь, по многим признакам и прежде всего принципом организации, воспроизводства и взаимодействия клеточных структур, непохожая на земную фауну и флору.
На юге планеты жизни в привычном понимании не было. То, что находилось там в виде неких самовоспроизводящихся органических структур, назвать жизнью никак было нельзя. Поначалу, как уже отмечалось, столь очевидное различие био- и псевдобиоценозов с присущим им антагонизмом списали на затейливость эволюционного пасьянса. За что впоследствии и поплатились.
Экваториальный пояс, как демаркационная зона, делил планету на два глобальных ареала с набором только им свойственных, взаимоисключающих условий, в равной мере проявляющихся в атмосфере, на суше и на море.
Северный материк назвали Нордлендом, южный — Эстерией.
В наибольшей степени развитие биоценоза Нордленда приходилось на умеренные и приполярные широты. Создавалось впечатление, что, если бы не полюсные ледники и мерзлота, все живое перекочевало бы на крайний север.
В переходной субэкваториальной области таксоны постепенно теряли способность к размножению, ослабевали и гибли.