— Нельзя ли предположить, что во время вашего отсутствия, в один из последних дней или даже сегодня утром, после того, как ваша супруга вышла, а прислуга еще не явилась для уборки, преступник прокрался в спальную с тем, чтобы по уходе прислуги, спокойно заняться взломом кассы? Нельзя ли предположить, что внезапное нападение на вашу супругу произошло не в семь часов вечера, а быть может, еще сегодня утром или вчера вечером и преступник таким образом уже тогда бежал из комнаты в коридор и выскочил через окно? Принимая во внимание, что вы обязательно должны были видеть преступника, если бы он был в спальне сегодня вечером около семи часов, я склонен думать, что мистрис Морган выстрелила из револьвера лишь под влиянием галлюцинации и страха перед негодяем и стреляла в призрак, созданный ее воображением. Так, и только так можно объяснить следы, оставленные преступником в комнатах, в коридоре и на окне; только тогда я пойму, почему следы крови на портьерах и на окне уже сухи и только тогда мне станет ясно, почему мистрис Морган, даже после возвращения мужа домой, носила при себе револьвер и заперла за собой дверь спальни, едва только вошла туда. Ею настолько овладел страх перед негодяем, напавшим на нее в спальне раньше, а не сегодня, что она стала постоянно носить при себе револьвер после того!

— Однако, это самое фантастическое предположение, о котором мне когда-либо приходилось слышать! — насмешливо проговорил Мак-Гордон.

Остальные присутствовавшие тоже улыбнулись.

Один только Гарри был серьезен.

— А как же вы объясните раны, — спросил Морган, — нанесенные моей жене кинжалом?

— Я полагаю, что они нанесены ей не сегодня, а раньше, именно тогда, когда преступник на самом деле, а не только в воображении вашей супруги, находился в комнате. Я берусь немедленно доказать вам правильность моего утверждения, если мне будет разрешено подробно осмотреть платье мистрис Морган, которое было на ней, когда вы ее нашли в спальне на ковре!

Фред Морган поручил своему сыну принести требуемое платье из комнаты, где находилась раненая.

Когда Роберт Морган вернулся с платьем, Шерлок Холмс, прежде всего, взялся за лиф.

На нем нигде не было повреждений, а меньше всего там, где кинжал должен был бы проникнуть в грудь.

Если бы преступник нанес удар в этот, вечер, то кинжал неминуемо разрезал бы тонкую шелковую материю.

Но лиф был цел и только запятнан кровью.

Это являлось неоспоримым доказательством правильных выводов Шерлока Холмса. Допрос потерпевшей должен был служить дальнейшим подтверждением.

Но допроса еще нельзя было снять.

Врач, недавно еще надеявшийся, что мистрис Морган придет в себя хоть на несколько минут, теперь категорически заявил, что допрос еще невозможен.

Положение раненой внезапно сильно ухудшилось и приходилось опасаться роковой развязки.

Сам Морган был сильно взволнован тем, что сказал Шерлок Холмс.

Если заявление Шерлока Холмса соответствовало истине, если жена его была ранена не в этот вечер, а раньше, то почему же она ничего не сказала о том ему, своему мужу, почему она скрывала свое столкновение с преступником?

Кто же был этот преступник?

Быть может, она знала его давно?

Было ли у нее основание скрывать это знакомство?

Тяжелые сомнения зародились в душе Моргана.

Он начал упрекать себя за то, что настоял на немедленном вызове Шерлока Холмса.

Он с трепетом думал о том, какие еще тайны может обнаружить этот гениальный сыщик.

Но вместе с тем ему казалось почему-то, что он напрасно обвиняет свою жену, предполагая, что она хранила молчание, не желая выдать преступника.

Быть может, негодяй тем или иным способом заставил ее хранить молчание, пригрозив ей убийством.

Морган пришел к убеждению, что он должен быть только благодарен Шерлоку Холмсу, если ему удастся выяснить все это загадочное дело и лишить преступника возможности оказывать давление на мистрис Морган.

И он решил принять все зависящие от него меры к тому, чтобы облегчить по возможности задачу Шерлока Холмса.

Когда Мак-Гордон и подчиненные его ушли, он охотно согласился переговорить с Шерлоком Холмсом с глазу на глаз, тем более, что он и сам сгорал от нетерпения узнать, в каком направлении сыщик будет действовать.

Морган и Шерлок Холмс прошли в рабочий кабинет фабриканта.

— Согласитесь, м-р Морган, — заговорил Шерлок Холмс, — что высказанные мною предположения о самом преступлении, о времени и способе его совершения, невольно наводят на мысль, что преступник знал вашу квартиру и что он, судя по поведению вашей супруги, состоял с ней в тех или иных отношениях!

— Что вы хотите этим сказать? — вспылил Морган.

— Ничего такого, из-за чего стоило бы так волноваться! — спокойно ответил Шерлок Холмс. — Я снова утверждаю, что рана нанесена вашей супруге не сегодня вечером, а много раньше. Врач не откажется подтвердить это. Странно, почему мистрис Морган ничего не говорила вам о преступнике, предпочла вооружиться револьвером на случай вторичного нападения, не обращаясь ни к вам, ни к вашему сыну с просьбой о защите. Является вопрос, почему же она так поступила? Несомненно потому, что ей не могло быть безразлично, будет ли или нет преступник привлечен к ответственности. А если это так, то ваша супруга, так или иначе, принимает участие в этом человеке, знает его и, вероятно уже давно. Быть может, это какой-нибудь ее дальний родственник, или знакомый юных дней. Возможно, что она давно потеряла его из виду, а он знал, что ваша супруга ведет, по-видимому, более чем обеспеченную жизнь…

— Вряд ли эти предположения оправдаются! — прервал сыщика Морган, пожимая плечами. — Родители и брат моей жены давно умерли, а что касается до дальних родственников, то имеются только еще два двоюродных брата, много лет тому назад уехавшие в Америку и там, как слышно, разбогатевшие. Они еще здесь обладали хорошими средствами!

— Как зовут этих господ?

— Лорд Ральф и лорд Джемс Клиффорд!

— Вероятно, они из семьи Клиффорд, которой раньше принадлежал большой сталелитейный завод в Саутгемптоне?

— Совершенно верно! После смерти отца, сыновья продали предприятие и старший, Ральф, уехал в Рио-де-Жанейро. Другой брат Джемс, который на много моложе старшего, еще с полгода оставался на родине. Он был офицером и не хотел сразу бросать службу!

— Ваша супруга, вероятно, родом из того же Саутгемптона?

— Да, она урожденная Брекенридж!

— Семья Брекенридж, вероятно, состояла в дружбе с семьей Клиффорд?

— О нет, м-р Холмс! Напротив, вследствие споров из-за наследства, уже много поколений обе семьи состояли в непримиримой вражде!

— Значить, члены семьи не бывали друг у друга, в то время, когда ваша супруга была еще в доме своих родителей?

— Нет! Но неужели вы полагаете…

— Пока я еще не составил себе определенного мнения о личности преступника! — прервал Моргана Шерлок Холмс. — Но относительно семьи Клиффорд я хотел бы еще спросить вас, известно ли вам, что полковник Джемс Клиффорд должен был выйти в отставку, вследствие долгов?

— Да, это так, — ответил Морган. — Впрочем, вы, очевидно, отлично осведомлены об обстоятельствах лучшего общества в Саутгемптоне!

— Это немудрено! У меня есть добрый приятель, уроженец этого города. Говорят, Джемс Клиффорд был большой Дон Жуан, страстный игрок и не совсем безупречный человек. Сомневаюсь, чтобы древний род Клиффордов мог гордиться таким отпрыском!

— Возможно! Но, так или иначе, он не подлежит рассмотрению в интересующем нас деле. Клиффорды, как я уже говорил, никогда не поддерживали сношений с Брекенриджами!

— И у вас ни на кого нет подозрений?

— Нет!

— Ни на кого из ваших служащих, друзей или знакомых?

— Нет! Если бы это было так, то моя жена назвала бы мне это лицо, иначе что могло бы ее побудить скрывать его имя?

— Револьвер, из которого стреляла ваша супруга, принадлежит вам?