— О, безусловно, язык, — сказала Катриона. — И еще это, ледяное, как там вы его назвали? Иначе я решу, что вы не держите слова.

— Этого я никак не могу позволить. Значит, как и договаривались, «Полли Фюме» и рыба по-дуврски.

Принесли рыбу, свежую, сочную, посыпанную петрушкой и смазанную маслом. К ней подали хрустящий картофель фри в корзиночках. Хэмиш и Катриона ели неторопливо, наслаждаясь каждым кусочком и смакуя живительное прохладное вино.

— Да, вы знаете, как доставить девушке удовольствие, — очередной колкостью прервала молчание Катриона. — Рыба и чипсы в портовом кабачке.

— В этом и заключается секрет моего успеха, — принял шутливый тон Мелвилл. — А вот в чем секрет вашего? Еще почти дитя — и уже банковский управляющий.

Катриону рассмешила его угодливость.

— Не знаю. К тому же быть управляющим, пусть даже у «Стьюартса», не бог весть какой размах.

— Вот как? — Он удивленно приподнял бровь. — А что же тогда, по-вашему, размах?

— Заниматься бизнесом, контролировать миллионы, идти на риск. Это, должно быть, захватывающе. — Она наклонилась к нему. — Разве не так?

Мелвилл пожал плечами.

— Как сказал гном мальчику в одной детской сказке: «Я кажусь себе таким же большим, как ты кажешься себе».

— Вот уж не думала, что вы знаток детских сказок! — воскликнула Катриона, смущенно покачивая головой.

— Что только доказывает, что и вы можете ошибаться, — отозвался он. — Приятно узнать, что вы тоже не являетесь совершенством.

— Я ни на минуту не поверю, будто вы считали меня совершенством.

Загадочно улыбаясь, Хэмиш приподнял свой бокал.

— Почти совершенством, — проговорил он. Его голос был сладким, как мед, а глаза — мягкими и ласкающими, как голубой бархат. — Особенно здесь, сейчас, при этом освещении.

Его взгляд, тон и слова, весь его облик подействовали на Катриону завораживающе и лишили дара речи. Она почувствовала, как под его взглядом ее захлестнула обжигающая волна. Ни один из знакомых мужчин, начиная от парней с острова, с которыми Катриона дружила в юности, и кончая обходительными, вкрадчивыми, опытными светскими львами, встречавшимися ей в последнее время, никогда не вызывал в ней такой мгновенной и острой вспышки. Это было невозможно, невероятно, невыносимо! Ее дыхание участилось, сердце готово было выпрыгнуть из груди, Катриона едва не вскрикнула, таким глубоким и пронзительным было это ощущение. Дрожащая, растерянная, беспомощная, она молча сидела, ожидая, пока оно пройдет.

Катрионе казалось, что ее спутник не мог не заметить, какую бурю он вызвал, однако Мелвилл никак этого не показал. Наконец она овладела собой и, положив нож и вилку поперек тарелки, отодвинула ее от себя. Хэмиш с удивленным видом опустил бокал.

— А я-то думал, что вы голодны, — заметил он, окинув взглядом остатки ее ужина.

— Была голодна, — поспешно подтвердила Катриона. — Но теперь уже нет. Это было великолепно.

Мелвилл вытащил из ведерка со льдом запотевшую темно-зеленую бутылку.

— Во всяком случае, вы не можете отказаться помочь мне покончить с этим. Особенно если учесть, что именно я повезу вас домой.

Катриона молча наблюдала, как он наполнил ее бокал. Она уже совершенно успокоилась, и от бешеного внутреннего огня, пожиравшего ее минуту назад, остались лишь тлеющие угольки.

— Здесь очень уютно, — заметила она, оглядывая расположившихся за другими столиками посетителей. — Гораздо тише, чем у «Кастелло».

— Конечно. Я так и подумал, что это более подходящее место для беседы. Джузеппе, разумеется, яркая личность, но его ресторан не располагает к интимному общению. А сегодня я не расположен делить вас ни с кем, даже с этим общительным и обаятельным итальянцем.

— Не только он обладает монополией на обаяние, — пробормотала себе под нос Катриона, отпивая из запотевшего бокала. Затем она спросила уже нормальным голосом: — Между прочим, вы сегодня были на аукционе?

Легкое движение губ Хэмиша показало, что комплимент не остался нерасслышанным.

— Да, я там был. Вот уж потеха! Элисон осталась довольной.

— По-моему, так и есть. Вы купили Эрдли?

Мелвилл покачал головой.

— Кто-то хотел его гораздо сильнее, чем я, и заплатил цену, которую я счел чрезмерной.

— Вы часто покупаете на аукционах?

— Нет. В основном через дилеров. Они дают мне знать, когда у них появляется нечто, что может меня заинтересовать.

— Именно так вы приобрели Пикассо?

— A-а, Пикассо… Нет, не так. — В мерцающем свете свечи Хэмиш выглядел немного таинственно. — Эта картина, можно сказать, сама свалилась мне в руки.

— Вот так просто? Пикассо — и вдруг падает прямо в руки? — недоверчиво спросила Катриона. — Это звучит довольно загадочно.

Он как-то странно усмехнулся.

— Ничего загадочного, скорее, обычная случайность. Она принадлежала одному американскому дилеру, который хотел кое-что, что было у меня. Мы обменялись.

— Что же такого он мог хотеть, что по стоимости равнялось Пикассо? — изумилась Катриона.

— Мою жену, — лаконично ответил Хэмиш. — Он хотел жениться на моей первой жене. Почему-то он считал, что она стоит Пикассо. Бедняга не догадывался, что я отдал бы ее за кусок картона.

— Вы шутите! — возмущенно воскликнула Катриона. — Вы шутите, правда?

Хэмиш пожал плечами.

— Не совсем. Он увез ее и таким образом хотел загладить свою вину. Неужели я должен был отказаться?

— Да! — убежденно воскликнула она. — Нельзя превращать людей в предмет для бартера.

— Вот как. — Хэмиш казался пристыженным. — Что ж, а я это сделал.

Несколько секунд она молча смотрела на него.

— Это очень хорошая картина Пикассо, — добавил Мелвилл, как бы умоляя понять его.

Катриона пребывала в смятении, не зная, верить ему или нет, а если верить, то можно ли простить такой поступок? Она растерянно покачала головой и вздохнула:

— Даже не знаю, как вас воспринимать.

Прищурившись, Хэмиш взглянул на нее.

— А не надо никак меня воспринимать, — сказал он, взяв ее за руку. — Просто давайте поедем и посмотрим на нее.

Штаб-квартира компании Хэмиша Мелвилла располагалась на верхнем этаже одного из деловых небоскребов эдинбургского Нью-Тауна, современного здания, вторгшегося в изящные кварталы построек в стиле короля Георга, типичных для этой части города. Отсюда Хэмиш управлял своей финансовой империей, покупая и продавая контрольные пакеты акций самых разнообразных предприятий. Ему нравилось оставаться постоянной загадкой для финансовых кругов; он забавлялся, заставляя деловой мир гадать, где, в какой новой, неожиданной сфере в следующий раз проявятся его интересы. У одних он слыл ангелом милосердия, спасающим казавшиеся обреченными предприятия, другие, наоборот, считали его предвестником скорого краха, порождением дьявола, чье появление на сцене означало гибель и разорение. Однако и поклонники и хулители единодушно признавали в нем недюжинный предпринимательский талант.

Ночной швейцар, казалось, ничуть не удивился тому, что глава фирмы вдруг появился в столь поздний час, и пропустил Мелвилла и его спутницу через главный вход с вежливым: «Добрый вечер, сэр, добрый вечер, мадам». Однако, когда Катриона шла за Хэмишем по пустынному гулкому холлу к лифту, она спиной почувствовала похотливо-любопытный взгляд дежурного, и ей стало не по себе. У нее даже возникло желание обернуться и объяснить ему, что они идут всего лишь взглянуть на картину Пикассо…

В коридоре на нужном им этаже горела только одна аварийная лампочка. Не успела Катриона удивиться, почему Хэмиш не включает освещение, как они вошли в просторную комнату, казавшуюся огромной из-за широких окон, сквозь которые были видны несущиеся по залитому лунным светом небу рассеянные облака. Катриона подумала о том, что в дневное время отсюда, наверно, открывается панорама залива Ферт-оф-Форт и лежащих за ним холмов, но сейчас они превратились в далекие, смутно различимые темные горбы позади сияющего водоворота уличных огней, подобно кулисам ярко освещенной сцены… Пол комнаты украшал толстый и мягкий ковер.