Все лето и осень провел в хлопотах, единственное, что было здорово в нашей системе, что когда решение было принято, деньги на строительство, медицинскую аппаратуру выделялись без проблем. Поэтому уже к зиме, у нас стоял импортный ангиограф при виде, которого у профессора Петросяна из Бакулевского института, занимавшегося той же темой, текли слюни, чуть не до пупа. Смотрел он на меня при этом, как “Ленин на буржуазию”. Но когда мы с ним уселись в ординаторской и начали обсуждать мои дальнейшие планы, он уже смотрел на меня другими глазами и тут же предложил, перейти к нему в Бакулевку.

-Молодой человек, - сказал он тихо,- вы же прекрасно понимаете, что в вашей системе, вы никогда не сможете заниматься научной работой, как надо, по определенным причинам, приходите ко мне, я знаю, вы пишете диссертацию, защититесь у нас, и сможете под моим руководством и дальше развивать ваши идеи.

-Ха-ха,- думал я,- Юрий Самуилович молодец, на ходу подметки рвет, приходи к нему, работай у него. А вот идея с защитой это неплохо.

-Юрий Самуилович, спасибо вам за приглашение. Я обязательно над ним подумаю. И идея защищаться у вас мне нравится. Все же только ваш институт может достойно оценить мою работу.

Расстались мы с ним уже по-дружески, и он, пригласил меня, как-нибудь зайти к ним, посмотреть, как у них обстоят дела на этом направлении.

После его визита я долго размышлял, что же делать, мне ведь никто не разрешит ставить эксперименты так, как это можно делать в научно-исследовательском институте. Но с другой стороны, я столько лет посвятил возможности попасть именно в Кремлевку, и уйти сейчас, это значит практически полностью потерять возможность хоть, как-то повлиять на будущее страны. Не писать же мне письма в ЦК, что спустя 9 лет начнется война в Афганистане, через пятнадцать лет товарищ Горбачев устроит перестройку, а ЕБН -развалит страну. С моими навыками конспирации меня через несколько дней обнаружат и засадят в психиатрическую больницу для выяснения больной я, или просто дурак, что еще хуже. А уже после нее светит мне в лучшем случае работа садовника или дворника.

Шли дни, беременность у Ани протекала без проблем, наблюдалась она у наших гинекологов. У меня также все было неплохо, работа шла, моя настойчивость, и поддержка Чазова приносила свои плоды, в отделении появилось несколько молодых талантливых врачей. Они были направлены на стажировку в институт им. Бакулева, и в плане у меня было с нового года начать практическую работу и вначале хорошо освоить просто диагностические манипуляции; ангиографию, коронарографию, катетеризацию сердца. И только после этого планировать, что-то более серьезное.

Скобелкину все происходящее не очень нравилось, он занимался совсем другими проблемами. Но с начальником 4 управления предпочитал не ссориться.

В феврале, когда я сидел на приеме в поликлинике, ко мне зашла наша гинеколог и с улыбкой сообщила:

-Уж не знаю, радоваться вам Сергей Алексеевич или, как, но, похоже, у вашей жены будет двойня.

Услышав такое заявление, я заулыбался, вот так, ждали одного, а теперь будем ждать двоих.

Вечером Аня тревожно смотрела на меня, как будто была в чем-то виновата.

Пришлось долго успокаивать ее. и заверять, что я очень рад и счастлив, что у нас будет двойня.

-Конечно,- бубнила она сквозь слезы,- ты мне это все специально говоришь, а сам наверно думаешь, зачем тебе это надо, ты у меня научный работник, диссертации пишешь. А дети они пусть, когда-нибудь потом будут.

В конце концов, мне все-таки удалось развеять ее страхи и мы принялись обсуждать сложившуюся ситуацию. Но ничего нового не придумали и оставили в силе все прежние решения.

Роды прошли в срок, и я узнал, что теперь у нас две девочки, две красавицы. В эти времена, как-то не было принято, чтобы муж присутствовал при родах и мне этого никто не предлагал, да я сам не особо горел желанием быть при этом, смотреть на боль близкого человека, всегда очень тяжело. Но встречал я их вместе с Аниной бабушкой, которая прикатила в Москву уже на следующий день, у дверей роддома, даже ради такого события выпросил машину в больнице и нас с комфортом довезли до общежития. Билеты на поезд были куплены, и уже вечером я проводил всех своих родственников на вокзал.

Я снова был один, но был уверен, что через год мы будем жить уже вчетвером.

Прошло лето, я успешно защитился и стал кандидатом медицинских наук. На это время я был наверно самым молодым кандидатом на весь огромный Союз.

Я стал уже теперь старшим научным сотрудником ЦНИЛ, и мне кроме своей основной работы пришлось заниматься еще и преподавательской деятельностью и, хотя в прошлой жизни, конкретно, такой работой я не занимался, но все-таки опыт руководителя большого учреждения у меня был, поэтому, к удивлению коллег, у меня все получалось. В нашем отделении мы успешно начали проводить диагностические обследования, учитывая то, что в моей памяти различные осложнения таких процедур хорошо сохранились, в отличие от других событий, множества осложнений, которые сопутствовали развитию рентгенохирургии, нам удалось избежать. Что немаловажно у меня стала больше заработная плата. Также несколько сменился контингент больных, которые приходили ко мне на прием, или оперировались в клинике ЦНИЛ, теперь это были не только люди, работавшие в системе власти, но и люди власти, хотя это были мелкие чиновники, министерств, аппарата ЦК. До работы с высшими партийными боссами мне было еще далеко, они обычно консультировались на уровне Чазова, других докторов медицинских наук, членов и членкоров академии.

Так, что я после недолгих колебаний решительно взялся за докторскую диссертацию. На удивление, Евгений Иванович активно меня поддержал:

-Сергей Алексеевич пока молодой надо успеть сделать все по максимуму,- сказал он мне, как то в беседе, - Дальше закоснеешь, погрязнешь в бытовых проблемах и может быть, чего то важного и не успеешь.

Вообще, мне казалось, что он был доволен моей деятельностью. Особенно, когда я познакомил его с моими планами по коронарной баллонной ангиопластике, стентированию. А когда я заговорил о возможном оперативном лечении таким методом инфаркта миокарда, он даже не мог усидеть на месте, а забегал по кабинету. Ему, как кардиологу эта тема была очень близка.

-Сергей, ты молодец. Умеешь видеть перспективы. Работай, я тебя поддержу, финансирование будет. Представляешь тут Бураковский ( директор инст. Им Бакулева) мне начал претензии предъявлять, что мы в его епархию залезать начали. Так я ему сказал, что вы переживаете Владимир Иванович, вы радоваться должны, что второе отделение в Союзе появилось, будет с кем опытом обменяться. Интересно, у меня Сергей складывается такое ощущение будто ты хорошо знаешь путь, по которому идешь, а вот у них в институте, очень уж много проблем. Но вот руководителя по твоей диссертации придется наверно там тебе искать, нет у нас пока в управлении таких докторов наук. Ты, похоже, будешь первым.

Осенью я жил уже почти в двухкомнатной квартире, хотя это было все тоже общежитие. И кухня и бытовые удобства были общие. Но в очередь на получение квартиры меня уже включили. И я рассчитывал на получение квартиры не ранее, чем через пять-шесть лет.

Уже в канун зимы я получил телеграмму, в которой говорилось:

“Встречай нас 30 ноября поезд Мурманск-Москва вагон пятнадцать, Аня”.

тридцатого ноября, я заходил в вагон, где меня ждали Аня, наши близняшки и.. Наталья Ивановна.

Увидев мой недоумевающий взгляд, Аня нетерпеливо сообщила:

-Сережа, бабушка пока поживет с нами, ведь я собираюсь выходить на работу, меня там ждут.

После чего вручила мне обеих дочек, которых я бережно понес к выходу.

Наталья Ивановна, конечно, была очень тактичной и выдержанной женщиной. Но она была педагогом не только по профессии, но и по призванию, и воспитывала всех, кто находился в зоне ее доступа. И только когда я начал жить вместе с ней в одной квартире, то понял, почему мой тесть, дома находился, как правило, в состоянии подпития.