современным научным познанием мира. Соответственно, эти две задачи определяли и

состав участников движения, от которых требовались не только определенные морально-

этические качества, но еще и достаточно высокое общее образование и культура.

В истории российского тамплиерства сейчас можно наметить несколько периодов.

Первый из них приходится на 1919-1923 гг. и связан с работой самого Карелина,

готовившего на многочисленных занятиях и беседах руководящие кадры Ордена, в

первую очередь из театральной среды (актеры, режиссеры), литераторов, научных

работников, преподавателей вузов, художников и т.п. Среди них можно назвать таких

известных режиссеров, как Ю.А.Завадский, Р.Н.Симонов, В.С.Смышляев, актеров -

М.А.Чехова, композитора С.А.Кондратьева, литераторов - П.А.Аренского, Г.П.Шторма,

искусствоведа А.А.Сидорова и др. Одновременно в этом же кругу Карелина мы

обнаруживаем молодых антропософов - М.Н.Жемчужникову, М.И.Сизова, М.В.Дорогову

(двое последних состояли и в Ордене орионийцев), преподавателей московских вузов -

А.А.Солоновича, Е.К.Бренева, С.Р.Ляшука.

Второй период можно отсчитывать с конца 1923 г., когда возникают и получают

широкое распространение “дочерние” организации Ордена тамплиеров - “Орден Света” и

“Храм Искусств” (Москва), “Орден Духа” (Нижний Новгород), создаются орденские

кружки в среде студенческой молодежи, орденские организации в Ленинграде,

Свердловске, на Северном Кавказе, в Ташкенте и в Батуме. В это время идет активное

распространение орденского “самиздата” в виде лекций, читаемых в кружках, орденских

легенд, многочисленных переводов и оригинальных статей, публикуемых в зарубежных

изданиях анархистского направления. Основными “площадками”, на которых велась

работа, были Государственный институт слова (ГИС), Институт востоковедения им.

Нариманова, МВТУ им. Баумана, Государственная академия художественных наук

(ГАХН), Белорусская государственная драматическая студия в Москве, Студия

Ю.Завадского, в какой-то мере Театр им. Евгения Вахтангова, а также Музей

П.А.Кропоткина, Вегетарианская столовая и Толстовское общество.

Концом второго периода был 1930 г., за лето и осень которого прошли массовые аресты

тамплиеров, приговоренных ОСО ОГПУ к различным срокам политизоляторов,

концлагерей и ссылок. Вообще, этот год можно считать переломным моментом в истории

большинства мистических обществ и организаций в России. Вместе с тем, для

тамплиерского движения он отмечает начало третьего периода, когда идеи тамплиерства

распространяются почти исключительно в среде научной интеллигенции - востоковедов,

математиков, метеорологов, биофизиков и т.п., завоевывая себе новых адептов. Среди них

можно назвать М.А.Лорис-Меликова, А.А.Синягина, Ю.К.Щюцкого, Ф.Б.Ростопчина,

Г.В.Гориневского. Большая их часть не смогли пережить 1937-1938 годы, когда,

одновременно с уничтожением партийной оппозиции, происходило физическое

уничтожение тамплиеров (анархо-мистиков), представляемых следствием в качестве

деятелей контрреволюционного анархоподполья. Такая судьба постигла А.А. и А.О.

Солоновичей, Д.А.Бема, Е.К.Бренева, Ю.К.Щюцкого, А.А.Синягина и многих других.

Одновременно был расстрелян Б.М.Зубакин со своими ближайшими сподвижниками и

многие другие мистики, не подписавшие соглашения о секретном сотрудничестве с

органами ОГПУ-НКВД, проходившие по более ранним делам, теперь возобновленными

повторно.

Дальнейшая история мистического движения в России этих направлений принадлежит

уже следующей эпохе и выходит за рамки данного обзора.

АНАРХИСТЫ И МИСТИКИ КРОПОТКИНСКОГО МУЗЕЯ

Осенью 1928 г. в сентябрьском номере парижского журнала “Дело труда” появилось

обращение “К анархистам!”. Подписанное восемнадцатью именами, среди которых были

столь известные как А.А.Боровой, Ан.Андреев, В.В.Бармаш, Н.И.Рогдаев и В.С.Худолей,

оно произвело на зарубежного русского читателя впечатление разорвавшейся бомбы. В

крайне резких выражениях, переходящих в брань, авторы рисовали ситуацию,

сложившуюся в Кропоткинском музее в Москве по отношению к истинным

приверженцам анархической идеи. Свой уход из Комитета по увековечению памяти

П.А.Кропоткина они объясняли засильем в Анархической секции Комитета анархо-

мистиков, “отвратительного нароста на анархизме”, которые создали в музее “атмосферу

грязного зловонного болота” <1>.

Начиная с этого момента на протяжении полутора лет из номера в номер журнал

печатал подборку материалов, состоявших в основном из групповых заявлений лиц,

подписавших первое обращение, откликов, написанных в его поддержку, и столь же

категоричных статей и заметок, принадлежавших редактору журнала П.Аршинову,

известного в прошлом как историка Махновского движения на Украине и личного

секретаря Н.И.Махно. Материалы эти “разоблачали” деятельность Кропоткинского

23

Комитета во главе с В.Н.Фигнер и С.Г.Кропоткиной, вдовой революционера, и были

направлены против председателя Анархической секции Комитета - А.А.Солоновича,

которого обвиняли в подпольной антисоветской деятельности, в фашизме, монархизме и

прочих смертных грехах.

Конец скандальной истории нетрудно было предугадать. К началу 1931 г. все сколько-

нибудь видные и активно работавшие анархисты как нападавшей, так и защищавшейся

сторон, оказались в концлагерях, политизоляторах и в ссылке; редакция “Дела труда”

вынуждена была перебраться из Парижа в Чикаго уже без П.Аршинова, который к

конфузу его сторонников оказался агентом ОГПУ<2>; Музей Кропоткина испытал ряд

жестоких ударов со стороны этого учреждения, а сам анархизм, как политическое,

идейное (и философское) течение, фактически, прекратил свое существование. Оставалось

лишь сначала изолировать, а затем и ликвидировать его последних приверженцев в

России, что и было с успехом выполнено к 1938 г.

Таким образом, в отношении своей направленности и подоплеки эти события для

историка особенной загадки не представляют. Однако исследователя больше интересует

не конечный результат, а тот процесс, который к такому результату приводит. Между тем,

названные выше события не получили никакого освещения в специальной литературе и

оказались выпавшими из поля зрения историков, как, впрочем, и все анарходвижение 20-х

гг. нашего века, о котором мы имеем поверхностное, к тому же превратное представление.

Последнее объясняет, почему даже в редких работах, авторы которых касались событий,

связанных с анархизмом и Кропоткинским музеем, оценка и понимание происходившего

оказываются далеки от действительности, а сами события сводятся, в основном, к борьбе

фракций и групп за главенство в движении <3>.

В настоящее время положение изменилось и в отношении источников, открывающихся

для исследователя, и в возможности нового подхода к событиям указанного периода в

целом. Сейчас мы начинаем понимать, что 20-е годы нашего столетия воспринимались

нами лишь одной какой-то своей стороной, в силу тех или иных причин получавшей

определенное освещение и оценку, как, например, борьба личностей внутри правящей

партии (к чему до сих пор приковано внимание историков и публикаторов последних лет),

становление советского кинематографа, театрального искусства, литературы, поисков в

области архитектуры и изобразительного искусства, наконец, политики по отношению к

деревне.

Между тем, каждое из названных явлений при внимательном рассмотрении

оказывается всего только одним аспектом генерального процесса, начавшегося в ноябре

1917 г. и завершенного в своих основных чертах к декабрю 1930 г. - напряженного

процесса сложения экономической и политической структуры тоталитарного государства