животным, восходя все выше и выше по мере организации и сложности. И если мы не

можем с достоверностью говорить о мире минералов (впрочем, в кристаллах уже отмечен

обмен веществ, т.е. безусловные признаки “жизни”), то уже в растительном мире мы

обнаруживаем существование “ауры”, которая указывает на наличие, кроме физического,

еще и астрального тела, соответствующего понятию “души” - возможно, первого

проявления духовной сущности (монады).

Если же признать (а иного выхода нет), что “зарождение” духовных монад происходило

в момент “Большого взрыва”, то каждая из них должна была пройти свой путь до человека

через неорганический и органический миры - с большим или меньшим успехом, с

большей или меньшей скоростью, тем самым образуя страты (слои) разных иерархий,

заставляющих вспомнить о таких же иерархиях духов, божеств и воинств различных

религий.

Воплощающиеся в человеческие тела духовные сущности (монады) с точки зрения

мистиков древности и нашего времени выглядят отнюдь не игрой случая, ибо задачей

каждой из них является, с одной стороны, самообучение (т.е. приобретение знаний о

мире), а с другой - воздействие на этот мир в том направлении, какое открывается ей как

наиболее влекущее и предрасполагающее (миссия). С приобретенными знаниями и

опытом она уходит из “отработанного” тела, чтобы присоединить к накопленному архиву

“памяти” (личной или всемирной, представляющей нечто вроде общечеловеческого -

планетарного - “банка данных”, т.е. того же “пси-поля” или “ноосферы” в ее

расширительном понимании) новые приобретения, поскольку Универсум не может

“самоосознаться” без посредника, каким и является в данном случае воплощенная монада.

Ее следующий шаг - эволюция на основе приобретенного, трансформация для новой,

более высокой деятельности и очередная инкарнация для продолжения планетарной

работы… Если же жизнь физического тела оборвалась слишком рано, или его активность

была направлена не на созидание, а на разрушение (природы, общества, личностей,

препятствию развития знаний и пр.) из-за несовершенства монады, последняя вынуждена

начинать снова осваивать эту ступень развития, а в ряде случаев - и возвращаться на более

низкие ступени иерархии, чтобы перестроить себя в соответствии с изначальным

замыслом.

Я понимаю, что подобная картина, достаточно фантастичная для современного

иррелигиозного сознания, может вызвать как недоверие, так и насмешку. Однако стоит ли

смеяться над тем, что предстает более логичным в свете наших современных

представлений о мире и человеке, чем априорные заверения науки в случайности и

бесцельности человеческой жизни или уверения церкви, рассуждающей о “божественной

механике” мироздания, но не способной заглянуть даже за пределы земной жизни

человека?

Быть может, самым поразительным в данной ситуации является тот факт, что

предлагаемая мистиками схема (именно схема, а не ее всевозможные детализации!) ни в

чем не противоречат основным достижениям современной науки. Она предполагает

Начало (но не всего Универсума, а только нашей вселенной), кладет в основу развития

принцип эволюции и прогресса во времени (т.е. принцип раскрытия внутренних

возможностей и восхождения от простого к более сложному), объясняет причину

иерархичности и неравенства монад и, что особенно важно, конечность их множества, не

превышающего изначально заданное. Последнее снимает каверзный вопрос о

“длительности творения” или “самозарождении душ”, который старательно обходит

иудео-христианство, и открывает простор для гипотез о “кармических” силах,

действующих в мире духовных сущностей, строящих таким образом иерархию духовного

мира.

Такая точка зрения объясняет как бессмертие духовного “я” человека и

проявляющуюся в исключительных случаях память о предшествующих инкарнациях

(которую теперь, вроде бы, удается стимулировать искусственным путем), так и наличие

существующей объективно, вне человеческого сознания и условий быта “цели жизни”

(миссии) каждой личности, позволяющей оценивать саму эту жизнь в категориях,

лежащих за пределами собственно человеческой деятельности и не имеющих ничего

16

общего с теми или иными моральными системами, религиозными конфессиями или

экстатическими откровениями.

Другими словами, “добро” и “зло” субъективных и социальных категорий в

мистической практике впервые, пожалуй, приобретают значение категорий

вневременных, абсолютных, находя подтверждение в учениях великих религий. Мне

кажется, что последнее не требует доказательств, но вот они.

Если человечество (а так получается) в целом призвано выполнить (вместе с

обитателями множества других миров) определенную миссию космического порядка, то

единственным “добром” в таком случае является его внутреннее единение, сплоченность,

та заповедь любви и мира по отношению ко всему сущему на Земле, в чем сходятся все

великие религии. “Добром” оказывается все, что соединяет людей, что позволяет каждому

человеку работать с наибольшей отдачей и устремленностью - любовь близких, дружба и

помощь окружающих, мир и согласие на Земле. Наоборот, абсолютным “злом”

оказывается все противоположное только что сказанному, что разъединяет людей,

препятствует душевной гармонии человека, мешает его творчеству и созидательному

труду, разрушает общекультурные ценности, созданные трудом предшествующих

поколений…

Добром оказывается и само Учение, вливающее в человека уверенность, что он живет

не впустую, что его стремления к звездам, к сотворчеству, к преобразованию мира

обеспечивают находящейся в нем духовной монаде необходимый рост, и в своем

последующем воплощении он будет пользоваться тем, что накопил за эту свою жизнь -

может быть, не отдавая себе полного в том отчета, но пожиная плоды сегодняшних трудов

и подаренных окружающим чувств, которые возвратятся к нему сторицей раскрытых сил.

Является ли сказанное определенным итогом развития человеческого сознания? Мне

представляется - да. Я попытался ответить на вопрос, почему в наше время, характерное

столь блестящими прорывами человеческого познания в самых различных областях

науки, вместе с естественным упадком религиозности, когда церковь оказывается скорее

одним из элементов традиционной культуры, чем духовного сознания, мы наблюдаем

такой безусловный интерес к мистицизму, как к определенной структуре мировоззрения.

После приведенных рассуждений я попробую свой ответ сформулировать следующим

образом: так произошло потому, что именно мистицизм, связав достижения позитивной

науки с иррациональным мистическим опытом человечества, сумел дать

непротиворечивое представление о самом человеке, чего до него не могли

удовлетворительно сделать ни религия, ни наука.

Впрочем, это не итог, а всего только предпосылка для дальнейших шагов в этом

направлении, которые предстоит сделать человечеству, пришедшему к осознанию своей

неслучайности во вселенной и возложенной на него миссии, от успеха которой - по-

видимому - зависит судьба не одной нашей планеты. Это - тоже испытание, испытание

ответственностью, причем как для человечества в целом, так и для каждого из нас,

поставленных уже перед необходимостью пересмотреть свои цели, свои устремления и

даже принципы личной жизни, поскольку каждый из нас теперь должен осознать, что и он

тоже несет ответственность за судьбу мироздания.

Знание всегда обязывает. Сейчас мы уже не можем сказать, что не знаем, для чего мы

живем. Мы не можем сказать, что не знаем своих предшественников, чьи прозрения

откладывались в архивы общепланетарного человеческого опыта. Мы не можем сказать,