— Вы, я знаю, считаете это место заколдованным, и самый отважный из вас не согласится войти сюда, не получив особого приказания. Но я и эти иностранцы не боимся. Поэтому дайте нам сосуд с маслом и несколько факелов и ждите, пока мы не вернемся. Поставьте зажженную лампу в проходе, чтобы мы могли увидеть ее в том случае, если наши лампы погаснут. Нет, не возражайте, а повинуйтесь. Опасности здесь нет никакой — воздух там внутри свежий, хотя и нагретый, — я знаю это, я дышала им не раз.

Потом она подала руку Оливеру, чтобы он помог ей пролезть через отверстие в стене. Мы последовали за ней и очутились в другой пещере, в которой действительно было много теплее, нежели в первой.

— Где мы? — спросил Орм почти шепотом, потому что торжественная тишина этого места внушала благоговение.

— В гробнице древних правителей Мура, — ответила Македа. — Ты сейчас увидишь. — И она снова оперлась на его руку, так как спуск был крутой и скользкий.

Он тянулся ярдов четыреста. Наши шаги гулко звучали в тишине, а четыре лампы, вокруг которых сотнями порхали летучие мыши, казались четырьмя звездочками среди окружающей темноты. Наконец проход стал расширяться и превратился в обширную площадь, которую куполом покрывал утес. Македа повернула направо, остановилась перед каким-то предметом, белевшим в темноте, подняла лампу и сказала:

— Смотрите!

Мы увидели огромный, высеченный из камня трон, а на его сидении, у самого основания, — человеческие кости. Между ними лежал череп, а на нем набекрень была надета золотая корона, в то время как другие символы власти и украшения — скипетры, кольца, ожерелья, оружие — валялись вперемешку с костями. Вокруг трона лежали другие скелеты — пятьдесят, может быть и больше, и среди них всяческие украшения, которые некогда носили их владельцы.

Перед каждым из них стоял поднос из какого-нибудь металла — серебра или меди, как позднее мы убедились, на котором были навалены всяческие драгоценности: золотые чаши, блюда, ожерелья, браслеты, серьги, кольца и бусы из самоцветных камней, груды древних монет и сотни других вещей, которые ценили люди с тех пор, как на земле появились зачатки культуры.

— Понимаете, — объяснила нам Македа, пока мы, раскрыв рот, смотрели на это ужасное и знаменательное зрелище, — тот, который сидит на троне, был царем. Окружают его придворные, стражи и жены. Когда он умер, они привели сюда всех приближенных, посадили их вокруг него и убили. Сдуйте слой пыли, и вы увидите на полу следы от ударов мечом.

Квик, обладавший пытливым умом, сделал несколько шагов и проверил эти слова.

— Черт… — проворчал он, отбрасывая череп в сторону. — Я рад, что не служу прежним властителям Мура.

Македа улыбнулась и двинулась дальше.

— Вперед, друзья, — подбодрила она нас, — здесь еще много царей, а масло у нас может кончиться.

Мы пошли дальше и приблизительно в двадцати шагах увидели еще один трон — на нем и вокруг него тоже лежали кости людей, застывших в тех позах, в каких застала их смерть. Перед каждым из этих несчастных, которым пришлось и после смерти следовать за своим властелином, стоял поднос с его драгоценностями. Перед троном этого царя лежали также кости пса, а среди них валялся богато изукрашенный ошейник.

Мы снова пошли вперед, к третьему кладбищу, если можно так сказать, и здесь Македа указала на скелет мужчины, перед которым стоял поднос с различными медицинскими, в основном хирургическими, принадлежностями.

— Скажи, о доктор Адамс, — обратилась она ко мне с улыбкой, — хотел бы ты быть придворным врачом повелителей древнего Мура?

— Нет, госпожа, — ответил я, — но, с твоего разрешения, мне хочется осмотреть эти инструменты. — И, пока она шла дальше, я остановился и наполнил ими свои карманы. Позднее, рассмотрев внимательно эти врачебные инструменты, изготовленные неведомо сколько тысяч лет назад — по этому вопросу ученые до сих пор никак не могут прийти к согласию, — я нашел, что многие из них с некоторыми изменениями продолжают находиться в употреблении до наших дней.

Мне почти нечего прибавить к рассказу об этой необычной и страшной гробнице. Мы переходили от царя к царю, пока не устали рассматривать человеческие кости и золото. Устал даже Квик и заметил, что в этой семейной могиле очень жарко и что мы можем считать остальных покойников как бы виденными, потому что они похожи друг на друга, как вопросы в анкетах.

Но как раз в это время мы подошли к номеру двадцать пятому и остановились в изумлении, потому что этот царь был, по-видимому, самым великим из всех: вокруг него лежало раза в три больше скелетов, чем вокруг других, и несметные богатства, а кроме того, среди костей виднелись небольшие статуэтки, изображавшие мужчин и женщин, а быть может, и богов. Сам царь был горбун с огромным продолговатым черепом, наверное, чудовищно уродливый. Быть может, его ум возмещал внешнюю убогость его тела, потому что после смерти в жертву было принесено одиннадцать детей, из которых двое, судя по строению черепов, были его собственными детьми.

Никто не знает, что было в Муре и прилегающих землях, когда правил царь Горбун.

Увы! Как мало мы знаем о былом!

Отсюда начинается путь назад из этой пещеры, представляющей собой большой круг, — сказала через плечо Македа.

Но Оливера, к которому она обращалась, не было подле нее. Стоя за троном царя Горбуна, он возился с каким-то инструментом, который вынул из кармана.

Она подошла к нему и с любопытством спросила, чем он занят и что за вещь у него в руках.

— Мы называем это компасом, — ответил он, — и по нему я узнаю, что за моей спиной лежит восток, где встает солнце; он показывает мне также, на какой высоте над уровнем моря мы находимся, — ты никогда не видела моря, огромного пространства воды, о Дочь Царей! Скажи, куда мы вышли бы, если бы могли пройти сквозь эту скалу?

— Мы вышли бы к львиноголовому идолу фенгов, так говорили мне, — ответила она. — Но я не знаю, на каком расстоянии от нас он находится — ведь я не могу видеть сквозь скалу… Друг Адамс, помоги мне налить масла в лампы — они начинают гаснуть, а все эти покойники не самое веселое общество в темноте.

Я наполнил маслом лампы, а тем временем Орм спешно отмечал что-то в своей записной книжке.

— Что ты узнал? — спросила она, когда он не совсем охотно (ей пришлось несколько раз звать его) присоединился к нам.

— Не столько, сколько мог бы узнать, если бы ты не торопила меня, — ответил он и пояснил: — Сейчас мы находимся недалеко от города Хармака, а за тем троном, за которым я стоял, некогда был, мне думается, проход, ведущий туда. Но не спрашивай меня больше об этом, госпожа, я не смогу сказать тебе ничего определенного.

— Я вижу, что ты столь же скромен, сколько мудр, — произнесла она насмешливо. — Можешь не говорить.

Оливер поклонился.

Мы пустились в обратный путь и проходили мимо бесчисленных групп скелетов, не обращая теперь на них почти никакого внимания, потому что душный воздух, наполненный пылью, оставшейся от того, что некогда было людьми, угнетающе действовал на нас. Единственное, на что наблюдательный Квик обратил мое внимание, было то, что чем дальше, тем все меньше становилось количество скелетов, окружавших троны царей, а равно уменьшалась и ценность лежавших у их ног даров. В конце концов их окружали только несколько скелетов женщин, без сомнения принадлежавших любимым женам, которых убили именно за то, что они удостоились этой чести.

Последние цари сидели на своих тронах в полном одиночестве, совсем близко один от другого, имея подле себя только свои собственные драгоценности и регалии. И, наконец, на последнем занятом троне (дальше было несколько пустых) «сидел» скелет женщины, как я сразу узнал по хрупкости костей и небольшим размерам браслетов на руках. Она была совсем одна, без провожатых и без даров.

Македа стала объяснять, что после землетрясения в Муре осталось очень немного народа и что обитатели его обеднели и ослабели до такой степени, что посадили править женщину. Это было, вероятно, незадолго до того, как абати захватили Мур… Внезапно наш разговор прервался — погасла лампа Квика.