«Помоги выбраться из-под комода!» — кричит Теньтень. Вытолкали они комод, сестрица Эхо холодильник, как пушинку, вышвырнула, напоследок шляпу Богача в окошко зафинтилила, улетела шляпа в небо, в Луну превратилась...

— Ну-ну, не завирайся,— буркнула из дупла Ка­тушка.

—Ладно, это я так, для красного словца! — засмеялся дядюшка Салатник.— Ну, в общем, вымели они все подчистую, одни голые стены остались. Тогда вышла сестрица Эхо на середину комнаты и крикнула: «Здравствуй, братец!» — «Что, что случилось? — отвечает Комнатное эхо.— Переезжаем или новую мебель купили?» — «Не узнал? Это я твоя сестрица! Вспомни: когда горы были ниже травы, океаны меньше блюдца...» «Постой-постой,— говорит Комнатный братец.— Ты лучше скажи, ковры тогда почем были?»— «Да не было у нас никаких ковров!»— «Ну, а хрусталь? — «И хрусталя не было!» — «Видно, неродные мы с тобой,— говорит Комнатный братец.— Троюродные какие-нибудь. Ну, а если тебе жить негде, ничем не могу помочь — самим тесно». — «Братец, я тебя навестить пришла! — говорит сестрица Эхо. — Да спросить: хорошо ли тебе живется у Богача? Обо мне не беспокойся, много ли мне надо? Наперсток есть, я и довольна!» — «Как это — довольна? — возмутился Комнатный братец. — Забыла? Мы должны помогать людям. А им, кроме наперстка, знаешь, сколько всего надо?... Молчи! Думаешь, все это добро он сам наживал? Только подумает: Надо, ая уж тут как тут: Надо, шепчу. Не надо, а я все равно: Надо! Зато посмотри, чего у нас нет? Всё есть!» —«Тебя нет, братец»,— «Не болтай глупостей! Ты думаешь, если меня не слыхать, значит я умер? Не-е-е-т, сестрица, я жив и буду жить вечно! А вот ты — нет, наперсток-то, слышу, не золотой, простой, проржавеет—и конец тебе».—«Но дом ведь тоже — сгореть может.» — «Дом сгорит, а я уцелею!—смеется Комнатный братец.— Потому что мой дом — уже не только эти стены... Я живу в глазах, в руках, в крови у людей! Я завладел их помыслами, мечтами, снами. Если хочешь знать, я уже передаюсь по наследству! Кто это с то­бой?» — «Теньтень»,— отвечает она. «Ах, как приятно вселяться в такие вот юные души! А ну, Теньтень, хо­чешь ружье для подводной охоты?» — И тут же в руках у Теньтеня появилось подводное ружье. «Скажи нет! — шепчет сестрица Эхо.— Что бы он тебе ни ска­зал, отвечай — нет».— «Нет!» — крикнул Теньтень, и ружье сразу исчезло. «А магнитофон? — спрашивает Комнатный братец.— Супер-стерео, четыре дорожки?» Не успел сказать, а магнитофон уже в руках у Тень­теня. «Нет!» — крикнул Теньтень, и магнитофон тоже исчез. «Ну тогда, может, мотоцикл? Ультра-экстра, скорость сто километров!» Теньтень глазом моргнуть не ус­пел,— глядь уже сидит на мотоцикле. Мотор трещит, фара горит, разноцветные подфарники подмигивают. «Нет! — шепчет сестрица Эхо.— Скорее скажи нет!» Но уж это испытание оказалось не по силам нашему Теньтеню. «Да! Да! Да! — кричит.— Хочу мотоцикл!» Кину­лась она к нему, а Теньтень двумя руками в руль вце­пился — ни за что не оторвать! Уж как она с ним би­лась! Каждый палец по одному разгибала. Один разо­гнет — два других опять вцепятся, один разогнет — два других опять вцепятся. Еле-еле оторвала, мизинцем цеп­лялся! А как оторвала, мотоцикл сразу исчез. Увела она Теньтеня. Только увела — Богач явился, в новой шубе, ярлык на воротнике — импорт-экспорт, нейлон-мурлон. Как увидал, что у него дома творится — сам не свой сделался.«Ограбили! — кричит.— Все из дому вы­несли, увезти не успели!» Пьяница со Склочницей Бо­гача утешают, ахают да вздыхают, сами рады раде­хоньки. «Кто же это у меня такой разгром учинил? — спрашивает Богач.— Может, вы видели?» — «Видеть ви­дели,— отвечает Пьяница,— да подойти боялись, уж очень с немыслимой силой все из окон высвистыва­лось.» — «Да кто же этот злодей?»— Известно кто - Теньтень!— отвечает Склочница.— Он и нам непоправимый ущерб нанес». — «Ну, нет,— говорит Богач.—Шкафы да диваны в окошко повышвыривать одному че­ловеку не под силу, да еще ребенку. Тут без сообщников не обошлось». — «Есть у него сообщница! — говорит Торговка.— Эхо в наперстке, а у нее семь братьев». — «Так это же волшебный наперсток! — вскричал Богач. — Когда у меня в доме было эхо, я просто чудеса творил! Вот шкаф, его всей фабрикой делали, а тащил я один. Где, где этот Теньтень? Семь братьев! Да они нас добром завалят!» И помчались они, теперь уже втроем, за Теньтенем и сестрицей Эхо... Вот,— закончил дядюшка Салатник,— рассказал все, что знал, а чего не знаю, врать не желаю. Продолжайте, теперь я послушаю...

— Не устали? Может, отдохнем? — спросила бабуш­ка Жасминна.

— Нет! Нет! — закричали все в один голос.

А Ежевичка, толкнув в бок Барбариску, шепнула: — Взгляни на бутылку.

Барбариска свесилась вниз и увидала, что из горлышка бутылки выглядывают любопытные рожки. Ока­зывается, бутылочная тетушка, этот старый морской волк, только притворялась спящей, а сама все это вре­мя с жадностью слушала, дожидаясь своей очереди.

— И вот пришли Теньтень с сестрицей Эхо к Дачнику — я в то время имела несчастье жить у него на клумбе.

— Почему же несчастье? — удивилась тетушка Избеседки.— На даче да еще на клумбе? Об этом можно только мечтать!

— Да потому, что от клумбы к тому времени оста­лось одно название, а дача была не дача, а сплошное огуречное царство. Эти жирные зеленые поросята расползлись по всему двору, повисли на окнах и дверях дачи, заплели колодец и калитку. Я бы уже давно уползла оттуда, но на клумбе каким-то чудом уцелел один цветок, не могла же я его оставить!

— А куда смотрел Дачник? — снова спросила тетушка Избеседки.

— Дачник целыми днями лежал в гамаке, с ног до головы заплетенный огурцами, и сам уже стал похож на огурец. Он никуда не ездил и нему никто не приезжал, не было у него ни друзей, ни врагов, что бы где бы случилось, у него на все был один ответ: «Моя дача с краю». И вот появились Теньтень с сестрицей Эхо! «Видишь колодец,— говорит Теньтень.— В нем четвертый твой братец живет. Подойди и крикни: «Я в колодец упала, тону, спасите! — он и отзовется». Теньтень думал: Дачник услышит крик — бросится на помощь, а он за это время огурцов наворует. Но Дачник даже не по­шевелился, потому что уши у него давно огурцами за­росли. И Колодезный братец тоже молчит, словно воды в рот набрал. «Что за сонное царство! — говорит сестрица Эхо.— Тут и правда утонешь — никто руки не по­даст». Подбежала к Дачнику, вырвала у него огурцы из ушей: «А ну, отвечай, что ты с моим братцем сде­лал? Почему он молчит?» Дачник оглянулся — Теньтеня увидел. «Ты что кричишь,— говорит.— У меня от твоего крика глуховой аппарат из строя вышел». — «Глуховой? — удивился Теньтень. — Может, слухо­вой?»—«Ты что, глухой?—отвечает Дачник,— не слу­ховой, а именно глуховой — не пропускает ни одного звука, полная, полнейшая глухота. А вот немой огурец. А это огурцы-очки, самые противосолнечные в мире, на­денешь — ничего вокруг не видишь».— «Ну и огурчики!» — удивился Теньтень. «Столько безобразий во­круг,— отвечает Дачник.— Надо же что-то делать! Один ворует — надо неувидеть, другой лжет — надо неуслышать, на улице хулиган дерется — надо невмешаться, да на собрании промолчать, да правду людям в глаза не сказать, да ничему значения не придать... Съешь вот этот огурчик». И протягивает, смотрю, Теньтеню огурец с той грядки, где самые жирные да ленивые у него рас­тут. Съел Теньтень огурец — и сразу его как магнитом в гамак потянуло. «Быстродействующий!» — смеется Дачник. Лежат они в гамаке, огурцы-очки надели, пол­ной темнотой наслаждаются.