- Но зачем тебе нужен целый септет? Чтобы оплодотворить вас всех, нужен лишь один мужчина и одна женщина - для вашего седьмого.
У них уже есть один мужчина, - пошутил Мануэль. Фи, как грубо…
- Как зачем? Ради биологического разнообразия, разумеется!
Мы все были немного сбиты с толку, в воздухе витал запах смущения.
- Но…
- Если ты забеременеешь, - продолжала Кэндес, - то родишь обычных одиночек, которых затем придется объединять в цепочку. Это не произойдет само собой. А мои дети сразу родятся цепочкой!
- Но ведь…
- Как ты не понимаешь! Это ведь намного более стабильно с точки зрения биологии!
- Да, но…
- Пока цепочки не смогут производить на свет цепочки, мы - всего лишь тупиковая ветвь. Доктор Томасин как раз этой проблемой и занимается.
- Но…
- Что «но»?
- Ты всего лишь новое поколение. Ты все равно человек. Четырнадцать зеленых глаз в упор уставились на нас.
- Я больше чем человек, Аполло.
- Значит, тебе придется заводить детей только от такой же цепочки, а не от того, кого полюбишь.
- О, я поняла, к чему ты клонишь. - Кэндес снисходительно улыбнулась. - Какая наивность! Не надо путать любовь с размножением. Я буду рожать детей ради сохранения вида, вне зависимости от своих привязанностей.
- Ну и как, доктор Томасин уже подобрал тебе партнера?
- Кажется, нет.
Она задумалась на минуту. Звенья ее цепочки перегруппировались, и место интерфейса заняла другая девочка, как две капли воды похожая на остальных.
Зачем она это делает? - спросил Мануэль.
Подростковый кризис, - ответил Бола.
- А если уже подобрал, - сказала новая Кэндес, - то это даже к лучшему. И кстати, любой мой партнер будет его произведением. Потому что еще никто, кроме него, не умеет делать цепочки из семи звеньев!
- Значит, с другими септетами ты не знакома? - уточнили мы.
- Нет. Вообще-то, нет. Но, думаю, есть и другие. И я совокуплюсь с кем скажут, лишь бы продолжить свой вид.
- Но цепочки - это не отдельный вид, - возразили мы. - Мы все равно люди.
- Разумеется, мы совершенно новый вид, - отрезала она. - Цепочки намного лучше одиночек. Это же очевидно! А я намного лучше, чем секстет, или квинтет, или квадрат.
- Мы люди! - настаивали мы.
- Может, вы и люди, а я - новый вид, - гордо заявила она, удаляясь.
Вот и поговорили.
Каждый день мы переворачивали яйца. Мы тщательно измеряли влажность. Мы определяли температуру с помощью подсоединенных к компьютеру датчиков. Эти проклятые датчики все время врали и будили нас посреди ночи, но просто перевернуться на другой бок и уснуть было нельзя: кто знает, может, утята и правда замерзают? Через пятнадцать дней мы открыли клапаны инкубаторов и понизили температуру на полградуса.
Критика матушки Редд задела нас за живое, и мы стали аккуратнее вести записи. Яйца пометили ярлычками с геномами - во всяком случае, те, которые смогли вспомнить. Каждый час замеряли температуру и влажность и составляли диаграммы.
Мы внимательно следили за утиным выводком на пруду, хотя сенсоры феромонов так и не уловили отзвука химиомыслей, а наш лабораторный журнал день за днем заполнялся одинаковыми строчками: «Признаков согласия не обнаружено».
С Кэндес мы старались встречаться как можно реже. Но хотя кому-то может показаться, что на площади в сто гектаров это не проблема, все было не так. Выполняя поручения матушки Редд, она всегда оказывалась у нас на пути.
Однако не думать над ее словами было еще труднее. Я все время ловила себя на том, что мысленно спорю с ней. Конечно, во многом Кэндес ошибалась, но кое в чем она была права.
Согласно классическому определению вида, цепочки все еще оставались людьми. Если бы Меда, Кванта или я родили ребенка от не-модифицированного человека, этот ребенок был бы самым обычным. Мы не были новым видом. Однако и под человеческие стандарты мы не подходили. Стараниями предшественников нас снабдили сенсорными подушечками, способными передавать химиомысли. У нас имелись шейные железы для выделения феромонов эмоций и простейших мыслей. Мы обладали более совершенным обонянием, чтобы различать тончайшие запахи.
С виду мы ничем не отличались от людей прошлого столетия. Но тот факт, что мы были цепочкой, действующей в структуре общества как единое целое, говорил о многом. Мы являли собой совершенно новый тип социальной организации, созданный благодаря биотехнологиям и поддерживаемый искусственно. Если бы не система яслей и генетическая модификация эмбрионов, через несколько поколений наше общество просто исчезло бы, сменившись обществом обычных людей. Кэндес была права: если Верховное правительство лишится власти и существующая система рухнет, цепочки распадутся. Без постоянной поддержки социума нам не выстоять. Да, мы были самыми совершенными животными на планете, а на деле - марионетки на ниточках.
В мире насчитывалось три миллиона цепочек, то есть чуть больше десяти миллионов человек. Три десятилетия назад население планеты равнялось десяти миллиардам. А катаклизм еще не был остановлен. Мы, цепочки, унаследовали Землю, но вовсе не благодаря своему превосходству, а лишь потому, что не смогли покинуть ее вместе с Сообществом. В наследство нам досталась весьма хрупкая экосистема. Да и наша собственная биология была неустойчива и, быть может, куда менее перспективна, чем нам представлялось…
Мы решили обратиться к матушке Редд.
- Насколько стабильно наше общество? - спросила Меда однажды вечером, когда мы убирали со стола после ужина. Кэндес в комнате не было - она возилась со своими утиными яйцами.
- Представительная демократия с законодательством, основанным на принципах согласия, - ответила та, - куда стабильнее многих других.
- Нет, я имею в виду в биологическом и социальном смысле. Что будет, например, если мы утратим свои научные познания?
Одна из матушек Редд перестала вытирать тарелки и внимательно на нас посмотрела. Две другие продолжали драить кастрюли как ни в чем не бывало.
- Хороший вопрос. Честно говоря, не знаю. Но, полагаю, следующее поколение людей будет совершенно нормальным. Хотя, возможно, удастся сформировать цепочки, в которых генетические изменения будут наследственными.
- Будут ли? Она улыбнулась:
- Может, стоит поискать информацию в Сети?
- Уже искали, бесполезно. Все равно ничего не понятно. Честно говоря, мы никогда не были сильны в биологии. Вот физика или математика - другое дело.
- Наша индивидуальность основана на технологиях. В этом вся проблема. И поскольку мы не желаем добровольно расставаться со своей индивидуальностью, обратного пути нет, - сказала матушка Редд. - Мы переросли свое прошлое, точно так же, как переросло его Сообщество. И вопрос, который ты задаешь, - самая главная проблема нашего мира: как мы будем размножаться?
Были такие, кто говорил, что Исход - то есть практически мгновенное исчезновение миллиардов членов Сообщества - и был той самой новой ступенью развития, превращением обычного человека в сверхчеловека. По словам матушки Редд выходило, что наше общество создало собственную, параллельную ступень эволюции, которую нельзя было повернуть вспять, не лишившись индивидуальности.
- Значит, будущее за такими, как Кэндес?
- Может быть. Впрочем, идеи доктора Томасина, возможно, излишне радикальны. Да, воспроизводство септетов может стать решением проблемы. Но этими вопросами занимаются и другие ученые, в том числе специалисты по этике.
- Почему?
- Если наше общество и наша биология нездоровы, мы не можем позволить им развиваться.
- Но…
Кэндес ворвалась в комнату с воплем:
- У меня утенок проклюнулся!
И мы отправились смотреть на то, как склизкий, похожий на ящерицу птенчик клювом пробивает скорлупку. Но из головы никак не шли слова матушки Редд, и, размышляя о них, мы то и дело касались друг друга ладонями. Именно тогда, пока мы любовались новорожденным утенком, я впервые осознала вдруг, что есть те, кто считает наиболее перспективным путем развития уничтожение общества цепочек.