— Если оно только действительно ее имело! — засмеялся профессор. Знаете, жаль, что вас не было на свете в то время, когда эти изречения еще были в ходу. Вы бы были крайне благодарным объектом для фокусов этих сочинителей заклинаний. Однако, к сожалению, вы появились на свет с опозданием в несколько тысяч лет, и я держу с вами пари: как бы вы ни старались выполнить рекомендации этого изречения, вы не достигнете ни малейшего результата.

Он повернулся к другому ученику и начал заинтересованно и в приподнятом настроении говорить с ним о чем-то дальше.

Между тем Эдмунд еще раз прочел то изречение; оно произвело на него особенное впечатление своими начальными словами, которые, как ему казалось, подходили к нему самому и к его теперешнему состоянию. Слово за словом выговаривал он про себя формулу, и одновременно пытался точно исполнить все так, как в ней указывалось:

"Если случится так, что твоей душой овладеет недуг и она забудет то, что ей нужно для жизни, и ты пожелаешь узнать, что же это такое, что ей нужно и что ты должен ей дать: то опорожни свое сердце, ослабь свое дыхание…" и так далее.

На сей раз ему удалось сосредоточиться лучше, чем во время прежних своих попыток. Он выполнил все указания, и чувство подсказало ему, что сейчас для этого в самом деле настал подходящий момент, что его душа находится в опасности и что она забыла самое главное.

Уже вскоре после того, как он приступил к упражнениям простой дыхательной йоги, которую часто практиковал, он почувствовал, как внутри него что-то произошло, почувствовал затем, как в середине его головы возникла крошечная точка, увидел, как она зазияла вскоре своей маленькой и темной полостью, с возрастающим пылом направил на эту небольшую полость, или "материнское лоно", свое внимание. И полость начала нерешительно озаряться изнутри светом, и этот свет постепенно становился все ярче, и ясно, все яснее и яснее, открывалась в ней взору Эдмунда картина того, что нужно было ему сделать, чтобы он мог продолжать жить своей жизнью дальше. Картина его не испугала, он ни на мгновение не сомневался в ее подлинности; он в глубине души чувствовал, что картина была права, что она показывала ему ничто иное, как "забытое", самое сокровенное желание его души.

И тогда, в приливе неведомых ему доселе сил, которыми наделила его картина, он радостно и уверенно последовал ее приказу и совершил то, что было ему примером, увиденным им в осветившейся полости. Он поднял опущенные во время упражнений веки, встал из-за своего стола, сделал шаг вперед, вытянул руки, охватил ими шею профессора и стал сжимать ее до тех пор, пока не почувствовал, что этого было достаточно. Он отпустил задушенного, тело которого повалилось на пол, отвернулся от него и только сейчас вспомнил, что был здесь не один: его соученик, мертвенно-бледный, с каплями пота на лбу, сидел чуть поодаль и в ужасе глядел на него.

— Все исполнилось в точности, слово в слово! — восторженно воскликнул Эдмунд. — Я опорожнил свое сердце, я дышал мелким дыханием, я думал о полости в моей голове, я направил к ней свой взор, пока он действительно не проник вовнутрь, и ему тут же представилась эта картина; я увидел учителя и увидел себя и свои руки вокруг его шеи и все остальное. Сам собою я повиновался картине, мне не нужно было прилагать никаких усилий, мне не нужно было принимать никакого решения. И сейчас у меня на душе так невыразимо хорошо, как не бывало еще никогда во всей моей жизни!

— Что с тобой?! — вскричал другой. — Очнись же, прийди в себя! Ты убил человека! Ты — убийца! Тебя казнят за это!

Но Эдмунд не слушал. Пока эти слова не доходили до него. Он тихо нашептывал себе под нос слова формулы: mar pegil trafu gnoki и не видел перед собой ни мертвых, ни живых учителей, а только безграничную даль мира и жизни, распахнувшую перед ним свои двери.