Когда рассвело, они свернули на белую дорогу, отходившую вправо. Впервые они ехали при свете дня, но самолетов пока не было видно. При дневном освещении усталость немного развеялась, уступив место какой-то яростной лихости. Они в темпе промчались мимо ярко-голубого озера, которое мелькнуло сбоку за частоколом стройных тополиных стволов. Сегодня все совершалось с пугающей быстротой.

Потом дорога испортилась, стали попадаться участки, сплошь усыпанные крупным щебнем. Когда она снова пошла под уклон, Вернер, ехавший вместе с Эрихом в голове эскадрона, не стал тормозить, и его самокат запрыгал по камням. Вернер почувствовал, что заднее колесо спустило, и тут же ощутил удар обода о землю. Все, подумал он.

Крикнув «авария!», он вырулил влево и спешился. Он видел, что Эрих удивленно и растерянно вильнул рулем, но потом все же затормозил, как было между ними условлено. В эскадроне считалось непреложным правилом, что в случае аварии сосед по строю должен помочь потерпевшему. Фельдфебель, ехавший впереди, обернулся на ходу и крикнул:

— Догоняйте побыстрее, Ротт! Пункт сбора — Вейано!

Командир на своем мотоцикле давно укатил вперед, так что вся операция прошла на удивление гладко. Вернер с озабоченным видом сразу же перевернул самокат вверх колесами, и эскадрон пролетел мимо. Но Вернер видел, что Алекс их заметил — тоже отвернув влево, он медленно подъехал к ним. Он был унтер-офицером и кавалером Железного креста I степени, так что мог себе это позволить.

Эскадрон проехал, все трое глядели ему вслед, пока он не исчез за поворотом в блеске и стрекоте последних машин. Столбы поднятой им пыли медленно оседали на дорогу.

Вернер склонился над задней шиной и принялся искать повреждение.

— Камнями пробило, — сказал он. — Скорее всего, много мелких дырок. Надо бы к воде, а так их не найдешь. На починку уйдет несколько часов.

— Не мели чепуху, — сказал Алекс. — Нам-то зачем мозги пудрить?

Он сказал «нам», пронеслось в голове у Вернера. Неужели решил все-таки отобрать у меня парня? Передумал и хочет отказаться от своих слов?

Выпустив из рук колесо, он отчеканил как можно тверже:

— Ты прав. Мне уже нет нужды пудрить кому-то мозги. Час пробил. И слава богу, что пробил.

— Если, конечно, не встретишь парочку лбов из полевой жандармерии, — ввернул Алекс. — Уж им-то придется пудрить мозги, да еще как!

Вернер постучал пальцем по карабину.

— Но ведь и эта штука пока со мной, — сказал он. И, добавив совсем другим тоном: «Давай переменим пластинку!», — достал из кармана трубку, тщательно набил ее и раскурил. — Спустя одиннадцать лет Вернер Ротт впервые курит трубку на свободе! — возвестил он.

— Хвастун! — обрезал его Алекс. — Лучше постучи по дереву. Ты отпетый хвастун, но везет тебе до неприличия часто.

Они смерили друг друга взглядом. Один — высокии, смуглолицый, сосредоточенно-хмурый, другой — багровый от загара, насмешливый и обидчиво-задиристый. Один оставался, другой уходил. И оба молча, одними глазами, боролись за светловолосого тощего парня, стоявшего между ними. Это был настоящий мужской поединок. И Александр сдался. Он спросил:

— Что я могу сделать для вас? Может, написать вашим родным?

— У меня нет родных, — отрезал Вернер.

А Эрих просительным взглядом вцепился в Алекса.

— Мы ведь уходим, — выдавил он наконец.

Сказано это было так, словно он только что открыл для себя нечто ужасное. У двух других заскребло на сердце от этого хриплого, прерывающегося голоса. Помолчав, Эрих добавил:

— Может, ты напишешь моим старикам… и Катрине?

— Ясное дело, — заторопился Алекс. — Погоди, только запишу их адреса! — Он вытащил из кармана блокнот и карандаш.

— Катрина Ханзен, — продиктовал Эрих. — Мельког. Почтовое отделение Хузум.

Названия его родных мест звучали здесь, среди южной природы, гулко и странно, словно далекий колокольный звон.

Алекс записал адрес Катрины, а потом и родителей Эриха.

— Напиши ей, что я обязательно вернусь, — сказал Эрих. — И что ушел ради нее.

— Надеюсь, в следующий отпуск я поеду туда и все ей объясню, — ответил Алекс. — Писать такие вещи не стоит, знаешь ли!

— В отпуск? Поедешь туда? — повторил Эрих с явным сомнением. — Боже мой, но ведь и я смогу, если не пойду с ним. Зачем же я это делаю?

В приступе крайнего отчаяния он совсем забыл об остальных, он говорил сам с собой. Вернер молча наблюдал за ними обоими и вдруг услышал, как Алекс сказал:

— Возьми себя в руки! Остаться или уйти — один черт. И теперь тебе придется делить с ним компанию. Назад хода нет.

— Почему же? Пускай остается, коли охота, — насупился Вернер. — Я его не держу. — И, повернувшись к Эриху, добавил:- Возвращаю тебе твое слово.

— Черт тебя побери! Зачем мучишь парня, ему и так несладко! — прошипел Алекс сквозь зубы. — Ослеп ты, что ли?

Дорога, на которой они стояли и разговаривали, была бела и абсолютно пустынна. Солнце приближалось к зениту.

— Ну, мне пора, — сказал Алекс. — Надо ехать. Думаю, скоро увидимся. Томми, наверно, быстренько приберут к рукам наш эскадрон. И выбрось эти мысли из головы! — Это было сказано уже Эриху. — Скоро мы все окажемся в плену!

Эрих покачал головой. Все трое поняли, что это — прощание, и пожали друг другу руки. Стиснув ладонь Вернера в своей, Алекс сказал:

— Желаю удачи! И береги парня! Похоже, бог тебя любит.

— Бо-о-ог? — Вернер постарался произнести это слово как можно циничнее.

— Да, бог, — повторил Алекс.

— Твой бог — нуль без палочки, — прогнусавил Вернер.

— А ты-дурак набитый! — рявкнул Алекс.

Но оба весело ухмыльнулись. Им казалось, что всю эту перепалку они только для того и устроили, чтобы развеялось грустное впечатление от слов Эриха. Впрочем, Алекс ничего больше говорить не стал. Просто молча вскочил в седло и умчался. И пока не скрылся за поворотом, все время оборачивался и махал им рукой. Они махали в ответ. Во взмахах их рук было какое-то торжество, какое-то отчаянное и прощальное и все же восхитительное торжество. А потом оно пропало, и осталась только дорога, пустынная, белая и беззвучная. И руки их сами собой опустились. Они были одни.

Эрих присел на обочину, и Вернер увидел, что лицо у него вытянулось и побледнело.

— Хочешь поехать с ним? — спросил он. — Вид у тебя неважнецкий.

Эрих покачал головой. Пригладив руками волосы, он поднялся с земли. Потом шагнул к самокату и отвернул на заднем колесе вентиль. Из камеры со свистом вырвался воздух.

— Вот так! — сказал он. — А ты думал, я закачу истерику?

Там, где они стояли, дорога огибала подножие вытянутого в

длину холма.

— Пошли! — оживился Вернер. — Давай поднимемся вон в тот лесок и завалимся спать до вечера.

Они с трудом втащили свои самокаты наверх — до лесочка было всего около ста метров — и нырнули под густую тень молодых акаций. Убедившись, что их не видно с дороги — на ней время от времени появлялись то связной, то грузовик, то группа отставших пехотинцев, спешивших нагнать свои отступающие части, — они повалились на землю и, устроившись поудобнее, тут же заснули. Иногда они просыпались и, жмурясь от солнца, проникавшего сквозь зеленый свод, провожали взглядом самолеты, которые на бреющем полете бороздили небо над их головами, выпуская пулеметные очереди по каким-то целям на дорогах.

В пять часов вечера Вернер решил, что пора двигаться дальше. Они поели немного печенья из своих запасов — а запаслись они печеньем и шоколадом на три дня — и стали готовиться в путь. Для этого они так порезали шины своих самокатов, чтобы всякому было ясно, что починить их нельзя; затем спустились к дороге и пошли по ней, ведя самокаты за руль. Самолетов почти совсем не было; лишь один-единственный раз им пришлось нырнуть в укрытие из-за «наблюдателя», шнырявшего над дорогой. В остальном все было тихо и спокойно, так что даже казалось, будто война взяла выходной. Иногда навстречу им попадались бредущие в тыл солдаты, но козырять друг другу никому и в голову не приходило, и лишь один - единственный раз их остановил фельдфебель — для того только, чтобы сообщить о высадке американцев во Франции.