Армейская реформа, инициированная Петром, в горизонтальном срезе привела к унификации дворянства. Реформа ослабила региональные корни дворян и одновременно повысила их социальную и территориальную мобильность^{131}. Впрочем, не все региональные формирования были распущены. В проблемных приграничных регионах вроде Оренбурга или Смоленска и в XVIII веке сохранялись традиционное дворянское ополчение и поместная система^{132}.[12]

Цели, которые преследовала сословная политика Петра I, обнаруживают себя и в административной реформе. Однако попытка сформировать чиновничий аппарат на дворянской основе, на манер офицерского корпуса, в конечном счете не увенчалась успехом[13].

Описанная выше консолидация дворянства не сопровождалась выравниванием материального достатка. Унаследованное от XVII века крайне неравномерное распределение собственности в дворянской среде почти без изменений сохранялось вплоть до XIX века. Представления историков прошлого об «упадке боярской аристократии» в XVII веке^{133} не находят подтверждения. Внутридворянская социальная иерархия, сложившаяся в московский период, продолжала действовать и после введения Табели о рангах, а иерархические лестницы, основанные на происхождении, богатстве и чинах, практически совпадали.

Еще в 1678 году во владении членов боярской думы находилось примерно 500 поместий в среднем у каждого, за городовыми дворянами числилось примерно по 13–15 поместий^{134}. В общей сложности 2 процента светских помещиков владели 42 процентами крепостных, 13 процентов помещиков имели в распоряжении 30 процентов крепостных, на долю оставшихся 85 процентов светских помещиков приходилось всего лишь 28 процентов крепостных^{135}. В географическом отношении этот дисбаланс выразился в «эффекте увеличительного стекла»: крупнейшие имения располагались в центре страны, а чем дальше от Москвы, тем меньше и беднее становились поместья^{136}.

Почти столетие спустя мы видим прежнюю картину: лишь 18 процентов дворян-помещиков распоряжались в 1762 году более чем сотней крепостных, во владении 3 процентов было более 500 душ, однако абсолютное большинство дворян (51 процент) еле сводили концы с концами, имея в распоряжении менее 20 душ^{137}. Многие дворяне в силу своей бедности жили немногим лучше крестьян, не имея средств, чтобы отправить детей в школу. Иным не доставало денег на покупку солдатской формы и приличных сапог^{138}. Это положение не изменилось и в XIX веке[14].

С учетом сказанного встает вопрос о том, удавалось ли неимущим дворянам в принципе размежеваться с низшими сословиями и сохранить свою «дворянскую закваску». Состоятельная знать (равно как и историки), как представляется, почти не обращала внимания на эту группу. Возможно, здесь коренится причина того, что до сих пор не удалось установить общую численность дворян Российской империи[15]. Впрочем, не зная точное число лиц, согласно букве закона признававшихся дворянами, мы не так уж много потеряли. Ведь дворянство представляло собой не столько социальный слой, сколько форму правления. Цари из династии Романовых сознательно сделали ставку на узкий, осязаемый круг лиц, на чью политическую лояльность они твердо могли рассчитывать. Вместо того чтобы способствовать устранению социальных перекосов и обеспечивать постепенное стирание сословных границ и интеграцию сословий в единое общество или же играть на различиях в интересах сословий, Романовы безоговорочно возвысили дворянство и отстранили все прочие слои от участия в общественной жизни[16]. Лицам недворянского происхождения доступ в изысканное столичное общество отныне был закрыт. Если монарх желал предоставить большую свободу предпринимателям, то вместо того, чтобы юридически укрепить права купечества, он жаловал самых богатых купцов дворянством^{139}. Однако дворяне не сделались всего лишь безвольным объектом авторитарной политики. Молодое сословие обрело в течение XVIII века также новый способ мышления^{140}. Для самосознания самих дворян соответствующий образ жизни, по всей видимости, значил больше, чем формальные критерии^{141}. Отсутствие юридически четкого определения «дворянства»^{142} редко кто замечал.

Дворянин желал усвоить европейскую культуру и одновременно сохранить свою двуединую природу, унаследованную от предков. Если понятия «дворянин», «помещик» и «офицер» до сих пор остаются почти синонимами, то не вследствие реального положения дел, а как представление об идеале, который дворяне рассматривали, по-видимому, как единственно возможную модель поведения. Земельные угодья и крепостные крестьяне служили им не только источником дохода, но и неотъемлемым атрибутом их «дворянской закваски», их принадлежности к правящей элите^{143}.

На воинскую службу дворяне вступали только после смотра в Москве и Петербурге, на который вызывали дворянских сыновей в возрасте от восьми лет[17]. Со смотра их — в зависимости от имущественного положения и образовательного ценза — направляли продолжать обучение или же командировали непосредственно в полк. Смотр представлял собой весьма значимое событие в биографии дворянина. Многие из подростков впервые в жизни отправлялись в Москву, чтобы, встретившись там со своими сверстниками из дворянских семей, а также будучи причисленными к определенному разряду центральными ведомствами, получить четкое представление о собственном месте в социальной иерархии. Исследование дворянского смотра и начального этапа службы, выполненное с историко-мировоззренческих позиций, принесло бы немалую пользу^{144}.

Не стоит придавать чрезмерного значения тому обстоятельству, что дворяне в Петровскую эпоху начинали службу «наравне с крестьянскими сыновьями» в чине рядовых. Сам Петр поначалу нес службу в гвардии и на флоте в низших званиях и требовал того же от других — не оттого, что он собирался изменить социальную структуру, а сугубо в педагогических целях. На позднейшей оценке этих требований, которые сочли образцом петровской уравнительной политики, сказалось негодование старинной аристократии. На практике дворянам отлично удавалось согласовать службу рядовым с претензией на привилегированные условия. В частности, при формировании состава полков власти стремились добиться максимальной однородности, чтобы не возникало нелепых перекосов в субординации[18]. И даже там, где дворянские отпрыски наравне с крестьянскими детьми служили в звании рядовых, например, в петербургских гвардейских полках, они все равно находились на разных ступенях иерархии. Дворянин получал в полку начальное образование и мог вскорости рассчитывать на повышение; рядовые недворянского происхождения получали повышение лишь спустя долгие годы в случае, если за ними были замечены особые способности^{145}. И хотя между этими социальными группами подчас и устанавливалась некоторая близость^{146}, различия, по всей видимости, не стирались, отношения скорее предполагали взаимное оказание услуг.