Напротив славного Милета, по крутому скалистому берегу небольшого острова, расположился город Самос. Там родился Пифагор. Этот великий ученый древности впервые установил неразрывное единство математики с другими науками, и в первую очередь с философией.

Пифагор видел в числах ключ к пониманию Вселенной. Им впервые была вскрыта строжайшая гармония природы, в которой, оказалось, заложены соотношения чисел. Простой пример: определенное математическое соотношение длины струны дает возможность получать звуки с правильными музыкальными интервалами — октавами, терциями и т. д.

Поняв, что гармония и целесообразность окружающего мира может быть сведена к соотношениям определенных цифр, а через них — к геометрическим формам, пифагорейцы выдвинули как вершину гармонии пять правильных геометрических тел, стороны которых состоят из треугольников, квадратов и пятиугольников. При этом пятиугольник был признан основой основ гармонии и наделен сверхъестественными магическими свойствами.

Старая история, извечно порождающая тайны: следствие принимается за причину. Здесь мы подходим к «мировой загадке» кажущейся преднамеренной целесообразности в природе (говорить об этом мы будем в другом месте). Ограничимся лишь указанием на то, что пифагорейцы безоговорочно признали числа ключом понимания природы и выделили определенные соотношения чисел и некоторые симметрические фигуры как якобы таинственные носители божественных сил.

Тем беспощаднее был удар по верованиям последователей Пифагора, когда ими же были открыты иррациональные числа, то есть числа, несоизмеримые с единицей и какими бы то ни было ее частями, а поэтому не могущие быть выраженными ни целыми, ни дробными числами. Это был типичный случай, когда дальнейшее развитие науки ставит с ног на голову многие общепринятые истины, а некоторые ученые «теряют голову» и порой в такие острые моменты способны увидеть выход в самых невероятных, сверхъестественных объяснениях. Мы уже видели, как в подобный критический момент на рубеже XIX и XX веков, при получении новых данных о строении атома, некоторыми учеными было даже высказано мнение об «уничтожении материи», а тогда, на рубеже VI и V веков до нашей эры, пифагорейцы увидели, что их открытие наносит удар по их же собственному учению о гармонии чисел в окружающем мире. Они объявили вновь открытые числа недействительными. Отсюда еще шаг до признания нереальности мира.

Этот шаг сделали Парменид и его ученик, по славе превзошедший учителя, Зенон, жившие на территории современной Южной Италии. Ими было впервые заявлено, что окружающий нас материальный мир — лишь иллюзия воображения. Вселенная состоит из идеальных чисел, воспринимаемых чистым разумом, но не познаваемых. Ясно видимые каждым человеком ежесекундные изменения якобы лишь подтверждают иллюзорность, нематериальность окружающей природы, существующей только через наши чувства в воображении. Чувства же наши ошибочны и неточны.

Зенон был одним из величайших древнегреческих философов. Широко известны его парадоксы о диалектической природе движения.

Считая, что допущение движения всегда приводит к неустранимым противоречиям, Зенон утверждал, что быстроногий Ахилл никогда не догонит черепахи, так как за то время, пока бегун достигнет того места, где находилась черепаха в момент «старта», черепаха успеет продвинуться на какое-то расстояние вперед, и так далее.

Таким образом, Зенон, верно установив противоречивость движения, не смог понять единства противоположных моментов, а отсюда и его неверный вывод о невозможности движения вообще.

В. И. Ленин, рассуждая над этой проблемой, подчеркнул, что двигаться — значит быть в этом месте и в то же время не быть в нем: это — единство прерывности и непрерывности пространства и времени, что и делает возможным движение.

Надо хотя бы немного остановиться на Гераклите, величайшем древнегреческом философе-материалисте и диалектике. Прозвище Гераклита «темный» утвердилось в связи с глубокомыслием и загадочностью изложения.

По Гераклиту, первоосновой природы является огонь. Из него произошел мир в целом, а также человеческие души. И душа у него огненная — реальная, материальная. «Этот космос, — писал Гераклит, — один и тот же для всего существующего, не создал никакой бог и никакой человек, но всегда он был, есть и будет вечно живой огонь, мерно загорающийся и мерно потухающий». Эти слова гениального грека В. И. Ленин считал хорошим, даже очень хорошим изложением диалектического материализма.

По Гераклиту, мировой процесс цикличен; жизнь природы — непрерывный процесс движения. В этом процессе всякая вещь и всякое свойство переходят в свою противоположность. В основе познания лежат ощущения. Однако только мышление приводит к мудрости.

Уже в момент своего зарождения идеализм стоял на страже богатого меньшинства. Зенон уверял, что потребность в достоверности и возможностях изменения всегда возникает «у людей, потерпевших в жизни, бедных и обездоленных…» Извечный, застывший, неизменный мир, к тому же нереальный и управляемый божественными силами, крайне удобен для привилегированного меньшинства, правящего по «священному» праву. Эти тенденции были позднее подхвачены Платоном и с различными добавлениями фактически составляют основу всей идеалистической философии и религиозного мировоззрения.

Возвратимся теперь в ослепительно солнечные Абдеры, к Демокриту.

Отважный эллин отказался воспринимать Вселенную как таинственное построение умозрительных идеальных чисел. Как мы уже говорили, он нарисовал картину материального мира, вечного и постоянно изменяющегося. По его учению, мельчайшие, неделимые далее частички материи — атомы постоянно движутся и создают все разнообразие материального мира. Все природные явления подчинены определенным законам, которые познаваемы и не связаны с божественными силами.

Демокрит писал свои труды костяным стилом на дощечках из сырой глины почти две с половиной тысячи лет тому назад… Несмотря на огромность прошедшего времени, вас не могло не поразить почти полное сходство рассуждений древнегреческого мудреца с недавними основными атомистическими представлениями.

Конечно, это сходство внешнего порядка. Атомистическое учение, по крайней мере с середины XIX века, опирается на точные экспериментальные доказательства и сложные математические расчеты. Демокрит, как и все философы его времени, шел от отвлеченных умозрительных заключений, в лучшем случае подтвержденных косвенными доказательствами, заимствованными из наблюдений над практической деятельностью людей. Тем более должны преклоняться мы перед величием ума и смелостью духа Демокрита.

Жизнь вся соткана из противоречий. Надо же было такому случиться, что именно от Демокрита одновременно потянулись два противоположных представления о материн.

Первое представление — это учение о том, что мир материален, а поэтому реален, он познаваем, развивается по присущим ему законам, не зависящим от каких-либо сверхъестественных сил.

Второе представление — это атомистическая теория единства мира с его «первоматерией» — неделимыми, неуничтожаемыми и не изменяющимися атомами. То есть понятие материи приравнивается к атому, а отсюда ошибочное понимание материи как какого-то неизменного однообразного и единого вещественного субстрата всех вещей. Позднее подобный поиск несуществующего субстрата тонко высмеял Фридрих Энгельс: «Когда естествознание ставит себе целью отыскать единообразную материю как таковую и свести качественные различия к чисто количественным различиям, образуемым сочетаниями тождественных мельчайших частиц, то оно поступает таким же образом, как если бы оно вместо вишен, груш, яблок желало видеть плод как таковой…»[9].

Положа руку на сердце, многие из читателей, в особенности люди старшего поколения, должны признаться, что еще со школьных занятий они вынесли представление об окружающем мире, как о мире более простом, чем он есть на самом деле. Вспоминаются точные слова писателя Д. Данина: «Успев на школьной скамье стать современниками Ньютона, мы не успеваем стать современниками Эйнштейна… А между тем каждый жаждет хотя бы почувствовать неизбежность и осознать необходимость той неклассической, по слухам совершенно непонятной, картины движущейся материи, которую рисует физика XX века».