Нюра одобрила. Повертелась вокруг, поправила что-то сзади и, наконец, торжественно пригласила его к столу. Сама же, пока Степан сидел, вывесила форму на просушку, а затем принялась быстро-быстро рассыпать по блюдам разнообразную снедь да заставлять ими праздничную скатерть.

Чего там только не было! Картофель с дольками жареного лука, какие-то салаты, сыры, колбасы. Было даже блюдо с вареными раками — те с неодобрением таращились на Степана, словно именно он являлся виновником их преждевременной гибели. Степан взгляды раков тактично игнорировал. Он больше тайком поглядывал на Нюру — уж очень соблазнительно выглядела сегодня девушка. Венцом всех кулинарных изысков по праву стал гусь. Он расположился на большом подносе посреди стола: поджаристый, ароматный, весь из себя какой-то монументальный, словно памятник неизвестному гурману. Степан с гусем понравились друг другу с полувзгляда. Поэтому, не долго думая, он подхватил со стола нож и…

— Куууда??? — увесистая деревянная ложка ударила его прямо по костяшкам пальцев. — А ну прочь!

— Это еще почему? — огрызнулся Степан и хотел было вновь повторить попытку, но был остановлен все тем же варварским способом.

— А шампанское кто разливать будет?

— Ну, ладно, — он послушно взял в руки большую бутылку из толстого зеленого стекла.

— Погоди минутку, — девушка вышла в соседнюю комнату. Прошло не так много времени, и она вернулась в роскошном вечернем платье. Было оно строгого черного цвета и так подчеркивало стройную фигурку Нюры, что от нее попросту невозможно было отвести взгляд. Нет, не девочка стояла сейчас перед Степаном. Женщина. Женщина с большой буквы.

— А вот теперь шампанское! — Нюра присела за стол напротив Степана, донельзя довольная произведенным эффектом.

Он молча разливал шампанское по бокалам. Вот тебе и пигалица! Вот тебе и девчонка-малолетка!

— За что пьем?

— Давай за встречу, — она игриво повела обнаженными плечами. — Кстати, яблок не хочешь?

— Нееет! — Степан едва не поперхнулся. — До конца жизни мне их хватило!

Они оба засмеялись. Шампанское с непривычным кисловатым привкусом то ли крыжовника, то ли чего-то более экзотического, пилось очень легко. Выпили еще по бокалу и принялись за пищу. Первым пострадал, естественно, гусь. Степан вонзил нож в долгожданную добычу, разрезал его на удобоваримые куски. Один из самых красивых положил на тарелку Нюры.

— Кстати, просвети меня, если не сложно, ты зачем яблоки у той тетки воровала? У тебя во дворе точно такая же яблоня стоит!

— Чужие — вкуснее, — авторитетно заметила Нюра. — Да и тетка, если честно, противная до безобразия. Я вот у нее еще всю смородину съем! — пообещала она и Степан ей поверил. Эта — может.

Пили, танцевали под музыку, что лилась из старенького граммофона. Потом опять пили. И опять танцевали. Степан обнимал девушку, вдыхал аромат ее волос, легко касался губами тонкой грациозной шеи. А потом они целовались. Долго. Наслаждаясь каждым мигом своего обоюдного существования.

— Погоди! — он с трудом оторвался от Нюры и бросил обеспокоенный взгляд на циферблат часов. — Мне же к кузнецу попасть надо, а потом на склад — оружие получать.

— Ну надо так надо. Только мы с тобой толком так ничего и не съели. А я все утро готовила.

— Сегодня обязательно все съедим. Вечером. Когда со всеми делами управимся.

— Ладно, — легко согласилась Нюра. — Хочешь, вдвоем к кузнецу сходим?

— Да я и сам хотел тебе это предложить, — признался он. — Давай только приберем продукты по-быстрому, чтобы ничего не пропало. Где у тебя тут холодильник?

— Холо кто?

Ну надо же, ляпнул не подумавши. Вот и выкручивайся теперь!

— Хо-ло-диль-ник, — произнес по слогам Степан. — Ну место, где продукты хранятся, чтоб не протухли.

— В подполе и хранятся. Только надо все по глечикам обратно из тарелок порассыпать да крышками накрыть. А что, у вас подпол холла-диль-ником кличут?

— Вовсе нет, — Степан улыбнулся и, глядя в пытливые глазенки Нюры, понял: на этот раз ему не отвертеться. Придется отвечать. — Короче механизм такой. Машина. Двигатель работает, гоняет по трубкам в стенах холодный газ, который фреоном называется. Поэтому внутри холодильника всегда холод. А в морозилке — так вообще лед!

— Ух ты! — Нюра восторженно запрыгала на месте. — То есть если на улице лето, а ты вдруг соскучилась по зиме, то просто заходишь в холла-диль-ник? А в ма-ра-зил-ке можно вообще по льду кататься?

— Да, — не стал разубеждать ее Степан, догадываясь, что подобные расспросы могут затянуться до вечера.

— Какие же люди в твоем мире все-таки дураки! — сделала неожиданный вывод девушка. — Ну это же надо — такую красотищу кастрюлями загромождать! Построили бы лучше себе подполы, а в халло-дильни-ках и маара-зил-ках отдыхали!

— Так мы идем к кузнецу или нет в конце-то концов?

— Конечно, идем! Ты давай продуктами займись, а я схожу, переоденусь.

Она упорхнула и вскоре вернулась в своем оранжевом платьице — том самом, которое было на ней, когда он увидел ее впервые. Наваждение кончилось. Теперь перед ним стояла девчонка-подросток. Женщина исчезла, оставив о себе лишь воспоминания и какую-то сладкую, щемящую боль в груди.

— Там форма твоя уже высохла, наверно. Сейчас принесу.

Степан спустил в подпол последний казан, вымыл руки.

— И вправду высохла!

— Спасибо, — он принял из рук Нюры свою одежду.

Солнце палило немилосердно, лужи исчезали прямо на глазах. Словно и не было его, сумасшедшего тропического ливня. Они шли по деревне, взявшись за руки. Причем Нюра напустила на себя такой серьезный, «взрослый» вид, что сразу же становилось понятно: идет не какая-то там пигалица, а женщина вполне серьезная, едва ли не мужнина жена. Со встречными она здоровалась степенно, важно и, что самое интересное, они ей отвечали тем же. Бросали заинтересованные взгляды на Степана, оценивали и, похоже, далеко не в худшую сторону. О вчерашнем, «яблочном» инциденте, никто не напоминал.

Дом кузнеца стоял прямо посреди деревни. Основательный, почти вдвое больше дома Нюры. К правому боку его прилепилась приличных размеров пристройка, из трубы которой, несмотря на жару, валили плотные клубы дыма. «Кузня» — догадался Степан и оказался совершенно прав. Нюра протащила его за калитку и повела прямиком к кузне, мимо многочисленной ребятни — повизгивающей, бегающей взад-вперед, а то и путающейся под ногами. Дверь в пристройку была распахнута, а в глубине ее суетился громадных размеров детина с оголенным торсом.

— Дядя Гена, а я вам заказчика привела!

— Ишь ты! — кузнец оторвался от перекладывания каких-то металлических чушек и с улыбкой на черном от копоти лице направился к ним.

— Здорово, бандитка!

— И никакая я вам не бандитка! — тут же умудрилась обидеться Нюра.

— Ладно-ладно, — он шутливо поднял кверху руки, а затем, подойдя поближе, протянул одну из них Степану для рукопожатия. — Вильгельм, — представился детина и, поймав удивленный взгляд последнего, пояснил: — многие Геной кличут, да мне то оно все едино!

— Степан, — ладонь у кузнеца оказалась крепкая, мозолистая.

— Так что там у тебя?

— Да шашку хочу себе. Адыгейскую.

Кузнец от такого заявления потерял дар речи. Его черные кустистые брови сошлись на переносице:

— Это что еще за диво такое?

Степан, как мог, объяснил. Видел: не поняли они друг друга. Тогда попросил лист бумаги и нарисовал, обозначив размер лезвия, длину рукояти, а также и толщину самого клинка. Обратил внимание на глаза кузнеца — с каждой минутой они разгорались все сильнее и сильнее в предвкушении новой, а оттого и вдесятеро более интересной работы. Несомненно, творческим человеком был кузнец. Даром, что черты лица словно вытесаны из камня. Ну да разве же это показатель?

Долго договаривались о сроках. Степану клинок нужен был позарез — очень уж хотелось испытать его в первом бою. Наконец сошлись на шести днях.

— Сколько я вам буду должен? — задал он самый щекотливый для себя вопрос.