— Удивляешься морионам в моих перстнях? — не поворачиваясь, спросил господин Некропулос.

Миле стало немного стыдно, когда она поняла, что он заметил, как она рассматривает его руки.

— Нечему тут удивляться, — равнодушным тоном продолжал сторож. — Когда охраняешь покой мертвецов, и не простых людей, а сплошь магов, нужно быть готовым ко всему. Не все маги уходят в мир иной по собственному желанию, и не все со спокойным сердцем. Иногда они возвращаются. А оживший маг будет во сто крат страшнее любого другого ожившего мертвеца. — Размеренно кивая головой, господин Некропулос остановился и бросил усталый взгляд на Милу. Затем он похлопал себя ладонью одной руки по тыльной стороне другой и произнес: — Вот для того они и нужны — эти камешки, чтобы держать здесь все под контролем.

В подробности он вдаваться не стал, но Мила и так поняла. Она помнила, что морион дает своему владельцу власть над миром мертвых. Видимо, пока старый кладбищенский сторож охранял покой мертвых, восемь черных морионов господина Некропулоса охраняли мир живых. Иными словами, заставляли здешних обитателей спать крепким беспробудным сном.

— Постойте-ка минутку, — сказал Некропулос, остановившись возле одной из могил.

Он подошел к темному надгробию, и Мила поняла причину задержки. Чахлое безжизненное деревце, растущее ближе остальных к могиле, наклонилось, так, что с одной стороны его корни поднялись над землей, и ветвями закрыло ту часть памятника, где на плите можно было прочесть имя и увидеть фотографию похороненного здесь волшебника. Некропулос протянул руку с четырьмя морионами к дереву и медленно приподнял кисть руки. Деревце послушно потянулось вслед за его рукой и выпрямилось — корни ушли под землю.

Взгляду Милы теперь открылось все надгробие: толстая, прямоугольной формы вертикальная плита, а на ней — сидящий на согнутых в коленях ногах горбатый карлик с большими, как у летучей мыши, крыльями. Одним крылом он прикрывал свое лицо. Опустив взгляд на фотографию на надгробии, Мила поняла, что символизировал этот карлик. Лицо на фотографии было очень уродливым, и девочка, невольно вздрогнув от омерзения, отвела глаза. Она никогда не видела более безобразной внешности.

— Никто не навещает эту могилу, — сказал господин Некропулос.

Мила заметила, что могила была в запустении — за ней не ухаживали уже много-много лет.

— Не знаешь, — спросил у Милы старый сторож, — может, кто-то из его детей в школе учится?

Мила с трудом заставила себя вновь опустить глаза на темную плиту, чтобы прочесть фамилию на надгробии.

— Нет, — отрицательно покачала она головой, — с такой фамилией никого не знаю.

— Может, ты знаешь, парень? — обратился господин Некропулос к Берти.

Берти, не вынимая рук из карманов, бросил быстрый взгляд на плиту и коротко ответил:

— Не встречал.

Господин Некропулос размеренно покивал головой.

— Ну, не знаете, так не знаете. Я на всякий случай спросил. Вдруг кто-то из его родни учится в школе и ни сном ни духом не ведает, что один из членов семейства на этом кладбище похоронен. И такое случается.

Не останавливаясь надолго у могилы с крылатым уродцем-карликом, они пошли дальше. Мила в который раз подумала, что пришла сюда с надеждой найти могилу Асидоры, но надежды не оправдались. Как-то ей сразу стало здесь очень неуютно. Она поймала себя на том, что непроизвольно ускорила шаг — таким сильным оказалось ее желание покинуть Троллинбургское кладбище.

Прошло лишь два часа с их прихода сюда, и за это время она увидела скорбь своих друзей; испытала разочарование, узнав, что Асидора похоронена где-то в другом месте, неизвестном ей; и под конец — эта заброшенная могила, которую давным-давно никто не навещает… Мила невольно посочувствовала господину Некропулосу — от такой работы волей-неволей станешь угрюмым и мрачным.

Вскоре впереди показались кладбищенские ворота. Между каменными изваяниями двух скорбных старцев нервно топталась Белка, высматривая своего брата и подругу. Неподалеку стояли в ожидании Милы и Берти госпожа Векша и Фреди.

— Ваши спутники уже начали беспокоиться за вас, — сказал господин Некропулос. — Я больше ничем не могу быть вам полезен, а коль все равно вышел на прогулку, сделаю обход всего кладбища. Это займет немало времени, поэтому я, пожалуй, не буду тратить его понапрасну. Всего доброго.

— До свидания, господин Некропулос, — вежливо попрощалась Мила. — Спасибо за помощь.

Кладбищенский сторож обратил к ней свой равнодушный взгляд и сухо ответил:

— Не за что, — после чего, больше не говоря ни слова, направился по дорожке в глубь кладбища.

Мила с Берти смотрели ему вслед, пока высокая, сухопарая фигура не скрылась из виду. Чувство смятения и дискомфорта усилилось, хотя Мила и внушала себе, что это глупо, ведь еще час назад, когда они пришли сюда, это место казалось ей тихим и спокойным. Теперь же ей мерещилось, что за каждой могилой таится какая-то неведомая опасность.

Она заметила, как Берти поежился, и поняла, что он почувствовал примерно то же, что и она, — ведь воздух был теплый, и поежился он не потому, что стало прохладно. Вероятно, на них обоих так подействовала могила таинственного человека с уродливым лицом. Памятник на могиле и фотография покойника и впрямь производили очень зловещее впечатление.

Мила потрясла головой, отгоняя назойливые мысли, и вопросительно посмотрела на Берти. Он кивнул и, не сговариваясь, они заторопились к выходу из кладбища, где их ждало, заметно проявляя нетерпение, семейство Векшей.

— Ну что, нашли могилу твоей прабабушки? — с ходу спросила Белка, когда Мила подошла к ней.

— Нет, — покачала головой Мила. — Господин Некропулос, сторож, искал ее имя в кладбищенской книге, но записи о том, что Асидора здесь похоронена, нет, значит…

— Значит, твоя прабабушка похоронена в другом месте, — закончила за Милу госпожа Векша, участливо обняв ее за плечи, как недавно обнимала свою дочь.

— Не расстраивайся, — поддержала Милу Белка. — Она найдется. Я имею в виду… могила твоей прабабушки обязательно найдется.

— Пойдемте отсюда, — предложил Берти, хмурым взглядом окинув ближайшие могилы. — Как-то здесь прохладно становится.

Спорить никто не стал, и семейство Векшей друг за другом, а вместе с ними и Мила, прошло мимо каменных старцев и двинулось с Троллинбургского кладбища.

На мгновение Мила оглянулась назад, словно кто-то окликнул ее. Сильный порыв ветра закачал ветви кладбищенских дубов, и листва тревожно зашелестела. Но Миле, поднявшей осторожный взгляд к древесным кронам, в шорохе листвы почему-то навязчиво слышался чей-то мрачный предупреждающий шепот.

На причале в бухте Огненный Котел царило оживление. Носильщики-гномы сносили на пристань огромные сундуки и чемоданы с недавно причалившей небольшой яхты. В центре всей этой суеты находился некий господин: высокий жгучий брюнет со сверкающими глазами. Громким голосом с сильным иностранным акцентом он отдавал распоряжения носильщикам, но из-за особой манеры очень быстро говорить казалось, что он ругается, поэтому коренастые, но низкорослые гномы косились на него с опаской. Несмотря на акцент, речь иностранца была правильной, слова он не коверкал.

Рядом с господином стоял юноша лет пятнадцати: худощавый, очень бледный, с белесыми волосами и светло-серыми глазами. Он выглядел немного напуганным и в отличие от говорливого иностранца все время молчал.

— Не отходи от меня ни на шаг, Бледо, — повелительным тоном сказал господин юноше. — Если будешь все время находиться рядом со мной, тебя никто не обидит.

Бледо послушно кивнул, хотя, судя по его боязливому виду, у него и в мыслях не было куда-то отлучаться.

В это время на пристани появилась бордовая карета с большой золотой буквой «Т» на боку. Когда карета остановилась, из нее вышли высокая дама с серовато-белыми, как зубной порошок, волосами, собранными в тугой узел на затылке, и молодая девушка с волосами того же цвета, но собранными сзади в виде длинного «конского» хвоста. Увидев иностранного гостя, они подошли прямо к нему.