— Кирша и идиота Лайонела здесь не было бы и в помине, если бы Хатчинс не затеял своего грязного дела. Чего вы еще ожидали, получив неблаговидное задание от Чарли?

— Попытайтесь все же посмотреть на факты объективно. Вы когда-нибудь слышали о Лестере Найте?

— Еще бы, — ответила она, кивнув. — Голливудский продюсер, который своим контрактом принудил Максин Барр отказаться от роли в пьесе.

— Так вот он и нанял меня.

Она сняла ногу с акселератора, и машина медленно вернулась к нормальной скорости.

— Вы шутите?

— Если история о причастности Барр к попыткам убийства Бабе Дюан, якобы с целью не допустить ее участия в пьесе, как-нибудь попадет в прессу, вообразите, какую плохую рекламу это создаст фильму Найта, в котором должна сняться звезда Максин.

Она бросила на меня нерешительный взгляд и прикусила нижнюю губку:

— Почему же вы не рассказали правду Ирвингу?

— Мне просто не представилось возможности. Он впал в такое необузданное состояние, что урезонить его можно было только при помощи насилия.

— Я хотела бы верить вам, дорогой Рик. — Ее голос снова приобрел твердость. — Но у меня неприятное ощущение, что вы мерзкий лжец! Как говорится, вся тяжесть доказательств против вас.

— Доказательств? — удивился я.

— Кто вам заказал отель и кто послал Фрайбергу телеграмму о вашем приезде, мой невинный барашек?

— Это сделал Чарли Хатчинс, не поставив меня в известность. Разумеется, я останавливался в Нью-Йорке, чтобы переговорить с Максин, и он был уже там. Но…

Она резко ударила по тормозам, и машина остановилась.

— Вот ваш отель, — холодно бросила она. — Я все еще считаю вас мерзким лжецом, Рик Холман.

— Ладно, — пробормотал я. — Ответьте мне только на один вопрос. Если старина Ирв сходит с ума по Бабе Дюан настолько, что нанял бандитов типа Алекса и шофера, чтобы защитить ее, то почему же вы вертитесь все время вокруг него, утопая в мехах и драгоценностях?

— Я уже сказала, что вам этого не дано понять, — ответила она, четко отмеряя нужное количество яда в каждом слове. — И не собираюсь оправдываться. Но советую вам учесть следующее. Вы сегодня так унизили Ирвинга, что я ломаного гроша не поставлю на то, что вы останетесь в живых до конца недели!

— А что вы скажете о Бабе Дюан, мое солнышко? — спросил я. — Поставите вы ломаный грош на ее шанс выжить до конца недели?

— Убирайтесь! — яростно выдохнула она.

— Вам бы нужно радоваться — ведь появился наемный убийца, чтобы разобраться с вашей соперницей, милая. — Я злорадно ухмыльнулся. — Насколько я знаю, первые три попытки убрать ее были, как мне представляется, совершенно любительскими. Вы должны быть просто счастливы, видя профессионала и понимая, что вам не нужно хлопотать о четвертой попытке.

Внезапно она стремительно повернулась ко мне и влепила пощечину. Я схватил ее за руки и прижал их к сиденью, стараясь подавить столь неожиданную вспышку ярости.

— Подумайте, между прочим, вот над чем, милочка: если Бабе Дюан убьют, вы — подозреваемая номер один. И еще. Умрет Бабе или нет, старине Ирву не отвертеться от своих наемников. Они не отстанут, так как убедились, что он мелкий замухрышка, охваченный неодолимой ненавистью, — но богатый замухрышка. Они отнимут все, что у него есть, медленно, профессионально и жестоко, небольшими долями.

— Вы выжили из своего непотребного ума, — неуверенно рассмеялась Соня. — Если вы хоть на секунду поверите, что Ирвинг допустит…

— Кирш просто чудовище, — заметил я гневно. — Он захочет отнять у Хойта все — и даже этого ему будет мало. Вот вам еще один повод для размышлений, радость моя. Когда в очередной раз этот садист посмотрит на вас своими стеклянными моргалками, попытайтесь определить, как высоко он вас ценит в списке вещей, принадлежащих Ирвингу Хойту!

Я отпустил ее руки, вышел из машины и забрал чемодан с заднего сиденья. Громко хлопнув дверью, я все же сказал напоследок:

— Когда вам понадобится помощь, радость моя, приходите ко мне. — И зашагал в отель. Дойдя до двери, я оглянулся и увидел, что она все еще сидит за рулем. Ее изящный силуэт, казалось, был окутан атмосферой отчаяния.

Через пятнадцать минут, когда я удобно устроился в своем номере с огромным бокалом бурбона в руке, затрещал телефон.

— Звонок из Лос-Анджелеса, мистер Холман, — сказал оператор. — Одну минутку.

Я ждал, терпеливо слушая щелчки и еле слышные голоса, которые налаживали линию длиною в три тысячи миль. Вскоре в трубке раздался пугающе громкий голос.

— Рик, мальчик мой! — Язык говорившего заметно заплетался, значит, он уже основательно нагрузился. — Как дела в Нью-Хейвене?

— Я в Нью-Блейдене, но ты не очень сильно ошибся, — ответил я. — Кажется, все нормально. Как ты, Лестер?

— Отлично. Перл не хочет со мной говорить. Она боится за свою репутацию: вдруг распространятся слухи, что она связалась с парнем, который общается с педиками. Представляешь, что ты натворил прошлой ночью?

— Мне придется выставить тебе счет за дополнительно оказанные услуги.

— Пока я открыл для нее счет в шикарном ресторане. Думаю, через тройку недель она пополнеет и кости не будут так сильно выпирать, — самоуверенно заявил Лестер. — Как там Максин?

— Она выглядит потрясающе! Чарли Хатчинс не отходит от нее ни на шаг.

— Я ведь говорил тебе, мой мальчик, Чарли следовало бы держаться от нее подальше, но он, конечно, ни за что не согласится. Как она выглядит?

Я старался попусту не заводиться.

— Лестер, старина! Ты что, не помнишь? Ведь это ты был на ней когда-то женат, и ты хочешь, чтобы я тебе рассказал, как она выглядит?

— Я помню, — тихо вздохнул он. — Но мне хотелось бы услышать независимое мнение. Во что она была одета?

— За кого ты меня принимаешь? За редактора журнала мод? — оскорбился я. — Она была в шелковом платье. И платье выглядело великолепно, как и все остальное.

— Она вспомнила добрым словом старика Лестера?

— Конечно, его самого и особенно его контракт!

Наступила длительная пауза, я уже собирался положить трубку, считая, что моя последняя резкость его обидела, но он заговорил снова:

— Ты уже говорил с Джо Фрайбергом?

— Только с Ирвингом Хойтом.

— Ирвинг Хойт? Кто такой Ирвинг Хойт?

— Ты что, никогда не слышал о нем?

— Нет, с какой стати?

— Он для Бабе Дюан то же самое, что Хатчинс для Максин, — объяснил я. — Они старые заклятые враги, и, по слухам, каждая новая схватка углубляет раздор. — Еще одна длительная пауза. И судорожный вздох, прозвучавший как ураган над Скалистыми горами. — Пожалуй, мне нужно еще выпить, — пробормотал он, явно обращаясь к себе самому. — Ситуация напоминает монолог Хедды из «Фотопьесы»: «Кому кто враг, кто друг кому, и кто в слезах из-за чего…»

Если учесть цену междугородных переговоров — по доллару за минуту, наша беседа слишком затягивалась.

— Все ясно, — оборвал его я. — До встречи, приятель.

— Да, я снова позвоню завтра вечером, чтобы взбодрить тебя. И помни, Рик, мой мальчик, я буду страшно разочарован, если эта фальшивая история появится в газетах.

— Я знаю.

— Мой мальчик, разве я когда-нибудь сомневался в тебе? — сказал он голосом, пропитанным алкоголем. — Я в замоте, поскольку все время приходится возиться с этими чудовищными карликами: носы у них острые как бритва, и они вечно таскают с собой новенькие атташе-кейсы с собственными золотыми инициалами — ну, ты же знаешь этих банкиров? И все потому, что они отвалили приличную сумму на создание нетленного шедевра, который я собираюсь создать вместе с моей любимой крошкой Максин. Они думают, что это дает им право меня тиранить. Ты понимаешь, мой мальчик, здесь нет ничего личного — клянусь всеми святыми, и пусть я проснусь утром кастратом!

Нет ничего более утомительного, чем разговор с пьяным в стельку болтуном.

— Да-да, конечно, Лестер. Иди и проспись хорошенько.

— Хорошая идея, только я не устал — скорее, слегка возбужден, — оживился он, явно ощутив внезапный прилив энергии. — Почему бы нам еще не потрепаться немного, мой мальчик?