Бугайский здорово напуган этим событием, и весь дальнейший разговор вел в чисто деловом тоне. Он

подробно проинструктировал своего помощника, как ему подготовиться к возможному разговору у

Жданова.

— Я сам приеду в Ленинград сразу же после партийной конференции. Все ясно? Ну, бодрее, Виктор, действуй спокойно, звони мне завтра, привет Филимончуку передавай. До свиданья.

Бугайский точно выполнил рекомендации Ильюшина. В горкоме партии его внимательно выслушали, подробно разобрались и успокоили.

Вечером, когда междугородняя станция соединила Бугайского с Ильюшиным, последний не стал

выслушивать доклад своего помощника, а коротко сказал:

— Встречай меня утром, Виктор. Срочно выезжаю.

Теперь уже Бугайский понял, что срочный выезд главного конструктора в Ленинград связан с какими-то

осложнениями. Но что там произошло, в Москве?..

Бледный, осунувшийся после бессонной ночи, Бугайский рано утром встречал поезд «Красная стрела» на

Московском вокзале. Видимо, под воздействием собственного подавленного настроения ему казалось, что сейчас он увидит такого же расстроенного Ильюшина. Он даже приготовился приободрить своего

начальника. Но, к его удивлению, из вагона бодро вышел как всегда подтянутый, выбритый, опрятный

человек — С. В. Ильюшин крепко пожал руку Бугайского и, взяв его под локоть, увлек за собой. В

гостиницу «Октябрьская» пошли пешком по малолюдному утром Невскому проспекту.

— Что-то ты плохо выглядишь, Виктор, не заболел ли? — участливо спросил Ильюшин, внимательно

глядя в лицо спутника. [20]

— Здоров я, Сергей Владимирович, но очень беспокоюсь — что там у вас случилось, почему так срочно

приехали?

— Почему?.. А может быть, ты, как радушный хозяин, вначале пригласишь гостя к себе, чаем угостишь, а

потом будешь расспрашивать? — полушутливо заметил Ильюшин. — Тем более, что мы и до гостиницы

уже дошли...

— Случилось вот что, — проговорил Ильюшин, когда они остались вдвоем в номере гостиницы. —

Вчера мне позвонил Сталин и сказал, что я безответственно отнесся к важному делу и выдал Зальцману

негодную техдокументацию. Мои объяснения он слушать не стал и отослал меня к Жданову. Вот и

пришлось срочно ехать сюда. А ты что успел сделать?

И тон, и ровный голос Ильюшина вновь поразили Бугайского. «Вот человек, — мысленно восхищался он

своим начальником, — сам Сталин обвинил его в безответственности, а он спокоен, как всегда...»

— Что же ты молчишь, Виктор? — прервал паузу Ильюшин.

— Сейчас, Сергей Владимирович, доложу все по порядку. Бугайский подробно доложил главному

конструктору о делах на Кировском заводе и о своем посещении горкома партии.

Вдвоем они поехали на Кировский завод. Здесь Бугайский заметил значительные перемены в цехе

горячей штамповки. Прежде всего им сообщили, что Зальцман снял с должности начальника этого цеха.

Затем они воочию убедились, что на многих прессах идет энергичная работа по освоению штамповки

элементов бронекорпуса. Это задание объявлено в цехе главным, на его выполнение поставлены лучшие

люди, им выписаны аккордные наряды.

При докладе Жданову, Ильюшин показал ему чертежи своего ОКБ, продемонстрировал светокопии этих

же чертежей, «разукрашенные» технологами Кировского завода для своих нужд. Объяснил причину, и все

встало на свои места.

Ильюшин уехал в Москву. Находясь на заседании XVIII партийной конференции как делегат, он передал

в президиум Сталину докладную записку:

«В связи с Вашим указанием о том, что чертежи корпуса Ил-2, полученные

директором Зальцманом, имеют много помарок, неряшливые и грязные, мною

просмотрены чертежи на заводе имени Кирова. При этом обнаружено, что

перечеркивания и помарки на чертежах сделаны на заводе работниками Зальцмана.

Одновременно сообщаю Вам, что завод имени Орджоникидзе, неизмеримо менее

мощный, чем завод имени Кирова или Ижорский, проделал работу в несколько раз

большую, чем оба эти завода вместе. Завод имени Орджоникидзе уже прошел стадию

освоения производства корпусов. [21]

Желательно, чтобы Ижорский завод и завод имени Кирова воспользовались опытом

завода имени Орджоникидзе, и тогда выпуск корпусов Ил-2 значительно ускорится».

5

Конец февраля 1941 года ознаменовался еще двумя важными событиями, имеющими прямое отношение

к нашему рассказу: опытный экземпляр самолета Ил-2 успешно прошел в Москве заводские летные

испытания и был передан в НИИ ВВС на государственные испытания; в Воронеж прибыли первые

бронекорпуса для штурмовика Ил-2.

В НИИ ВВС летные испытания ильюшинского штурмовика — теперь уже одноместного — поручили

снова майору А. К. Долгову, который в 1940 году испытывал эту машину в двухместном варианте, и

ведущему инженеру Н. С. Куликову. Такое решение было закономерным, так как эти специалисты уже

знали штурмовик и могли лучше и быстрее оценить его модификацию. Кстати, быстрее теперь стало не

только пожеланием. В институт вместе со штурмовиком пришло строгое указание — испытания провести

не более чем за пятнадцать летных дней!

Уже в первом полете А. К. Долгов почувствовал существенные отличия этой машины от предыдущей: заметно улучшен обзор из кабины, повышена продольная устойчивость в связи с введением

стреловидности крыла и доработками хвостового оперения. Установка нового, более мощного мотора

АМ-38 значительно повысила летные данные самолета. На Ил-2 были усилены до 8 мм стенки

бронекорпуса, а поперечной бронеперегородки — до 12 мм. Увеличен запас топлива на борту. Вместо

четырех пулеметов были установлены две 20-миллиметровые пушки и два пулемета калибра 7,62 мм.

Словом, если к предыдущему варианту штурмовика Ильюшина А. К. Долгов и другие летчики НИИ

только начинали питать симпатии, то модифицированная машина им по-настоящему понравилась.

Смущало только то, что самолет был одноместный.

Сорок четыре полета общей продолжительностью более двадцати часов выполнил майор А. К. Долгов на

первом опытном экземпляре самолета Ил-2 и с удовлетворением подписал положительное заключение в

акте по результатам его государственных летных испытаний, которые были завершены в заданный срок

— 20 марта 1941 года.

Бронекорпуса ждали в Воронеже с большим нетерпением. Как только первый из них появился на заводе

№ 18, его тут же пустили в производство. Вот здесь и сказался тот, хотя и небольшой, но важный опыт, который был получен при постройке [22] макетной машины с железным «бронекорпусом». В цехе

главной сборки облик машины преображался буквально по часам. Двигаясь от участка к участку цеха, самолет получил полный комплект оборудования и вооружения и вступил в зону заключительного

приемо-сдаточного контроля.

Наконец наступил момент, когда новенький самолет-штурмовик покинул цех главной сборки. По пути на

летно-испытательную станцию он прошел через малярный корпус. И вот, сверкая свежей краской —

сверху зеленой, снизу голубой, с большими красными звездами на крыльях и хвосте, появился на летном

поле аэродрома.

Многим заводчанам запомнилось это раннее утро 10 марта 1941 года. Солнце еще не взошло, и утренний

морозец крепко пощипывал за носы и щеки. Воздух был так прозрачен, что даже в зыбком свете

начинающегося дня отлично были видны городские строения на гористом правом берегу реки Воронеж...

Хорошо!

Жизнь на заводской летно-испытательной станции вообще начинается рано. Самолеты, как птицы, любят

вставать с солнышком. А сегодня голосистый мотор новенького Ил-2 «запел» особенно рано, еще до

рассвета. Бортмеханик самолета инженер А. А. Передельский, представитель моторного завода А. В.

Никифоров, конструкторы Я. А. Кутепов и А. Н. Соболев, другие работники летно-испытательной