— Можно с вами поговорить?

София вздрогнула, а вместе с ней вздрогнул и ребенок в животе.

— О чем?

— Просто хотел поговорить. О вашей работе.

София не испытывала ни малейшего желания вступать в беседу с чокнутым лохом на темной улице.

— Я уже закончила работу, милый. Иду домой. Не сделать ли тебе то же самое, а?

Он взял ее за руку:

— Я наблюдал за вами.

— Ну конечно, как и все остальные.

Она сделала было шаг, но он удержал ее:

— Нет, не как все.

— Знаю, заметила.

— Я смотрел очень внимательно.

— Понятное дело. За это вы и платите. За то, чтобы смотреть. Внимательно или как угодно. А теперь я предлагаю вам либо вернуться в клуб, где еще полно девушек и хотя бы одна из них обрадуется вашим чаевым, либо понаблюдать, как я сажусь в такси. В любом случае отвали, приятель, я закончила работу и не обязана быть с тобой вежливой.

— По-моему, вы не должны работать. Сейчас. С ребенком.

— О ради бога, можно подумать, меня волнует чье-то мнение. Ступай домой, ладно? — София тряхнула головой, покрепче ухватила свою большую черную сумку и попыталась обогнуть парня, но он только крепче сжал ее руку и развернул к себе, незащищенным животом вперед. — Эй! Отстань! Да пошел ты!

— Вы не должны этим заниматься. Только не сейчас. Это плохо.

Пять острых ногтей впились ему в руку, София вырвалась.

— Послушай, дорогой, сейчас ты ведешь себя плохо. Домогательство и приставание в общественном месте. Я бы на твоем месте остановилась. У дверей клуба дежурит вышибала, я закричу, и он мигом окажется тут. Пяток других сторожей спят на этой улице, я им доплачиваю, и они за меня горой стоят. Им не понравится, как ты себя ведешь. И мне тоже не нравится. Отвали!

С этими словами она толкнула парня, и тот отлетел на проезжую часть. София бросилась бежать. Завидев такси, махнула рукой, и стоило машине затормозить, как она нырнула в салон, предоставив незадачливому поклоннику барахтаться в отходах ночного Сохо. Отъезжая, она обернулась — парень смотрел ей вслед.

К тому времени, когда София добралась до дому, боевой пыл иссяк, ее трясло. Габриэль ждал в прихожей. Очень кстати.

— Где ты был, кретин?

— Здесь.

— И ты не знаешь, что случилось?

— Знаю.

— Тогда почему тебя там не было? Мне тебя не хватало.

— Разве? Ты здорово разобралась с этим парнем. Там полно людей, которые сумели бы тебе помочь, но их помощь не понадобилась. Ты сама отлично справилась.

— Мне была нужна твоя поддержка.

— София, она у тебя была.

— Ага, образно выражаясь! Удобная отговорка, черт возьми! Он напугал меня до смерти. — София швырнула сумку на пол и рухнула на диван. Ответа не последовало. — Выходит, несмотря на всю эту фигню про ангела-хранителя, я не могу рассчитывать на тебя в любой момент, да? Такой урок я должна усвоить из сегодняшней задушевной встречи с придурком? — Габриэль не отзывался. — Ну же?

— София, — вздохнул Габриэль, — моя сила всегда с тобой. Просто иногда ты этого не замечаешь.

— Ты меня успокаиваешь? Уж извини, ангел мой, но не это я хотела от тебя услышать. Черт побери, Габриэль… а казалось, что все у нас с тобой просто замечательно. Ладно, проехали. Я иду спать. Спокойной ночи.

Рассерженная София спала одна. Габриэль дожидался, пока она проснется.

Утром он принес ей завтрак.

— Что ты здесь делаешь?

— Хотел поговорить.

— Разве тебе не нужно быть где-нибудь в другом месте?

— В каком?

— Не знаю. Там, куда ты сматываешься по утрам.

— Я должен быть там, где я нужен. Мне очень жаль, что ты не ощутила моей помощи вчера вечером.

Пожав плечами, София вонзила зубы в поджаренный хлеб.

— Подумаешь! Ты был прав. Я сама справилась, я всегда справляюсь сама. И не дай бог, если я вдруг начну во всем полагаться на тебя, так ведь?

— Думаю, до этого не дойдет, — улыбнулся Габриэль. Он поставил поднос на пол, отнял у Софии тост и поцеловал ее пальцы.

— Отдай! Я есть хочу. И все еще злюсь на тебя.

— Знаю. Поэтому я и хочу с тобой помириться.

София покачала головой, пытаясь сохранять сердитое выражение на лице:

— Ангел в качестве десерта на завтрак? А меня не затошнит от сладкого?

— Не знаю, давай проверим.

Потом она ела остывший тост и рассказывала ему о навязчивом парне:

— Он давно наблюдал за мной, а с тех пор как мы запустили новые номера, просто глаз не спускает. Он мне не нравится.

— Понимаю.

— Не понимаешь ты ничего. Он мне действительно не нравится. У него неприятный вид и взгляд. Зловещий взгляд.

— Зловещий — это, пожалуй, перебор, София.

— Он не хватал тебя за руку на улице посреди ночи.

— Да, но зло тут ни при чем. Здесь слишком легко произносят это слово.

— Здесь? Ты имеешь в виду человеческих людей?

— Да, — улыбнулся Габриэль, — человеческих людей.

— Ладно, тогда скажи, что, по-твоему, зло?

Габриэль слегка поежился, и София крепче обняла его.

— Ну, во всяком случае, это не то, что можно увидеть в чьих-то глазах. Зло больше похоже на черную дыру.

— Как Калькутта? Или как у физиков?

— Как у физиков. Черные дыры засасывают в себя все, это такая бесконечная пустота. Непреходящее ничто.

— Значит, зло — ничто?

— Да, если Бог — все.

— А Бог — это все?

— Ну нет, — засмеялся Габриэль, — тебе не вытянуть из меня вот так запросто все тайны вечности.

— Хорошо, тогда как насчет вечного проклятия, порока, грехов и всех этих разговоров про адов огонь и вонючую серу?

— В том-то и дело, это лишь разговоры, способ придать смысл немыслимому, непостижимому. Но точка отсчета необходима. Надо отличать тьму от света, хаос от порядка. И одно не лучше другого. Нам нужны и свет и тьма, хаос и порядок, чтобы жить и творить.

— Ясно, нам нужны противоположности.

— Но в действительности они не такие уж противоположности.

— Добро и зло не противоположны друг другу? То-то удивятся учителя воскресных школ.

— Не удивятся, если они хорошие учителя. Добро и зло слишком абстрактные понятия, чтобы разводить их по разные стороны. Они скорее переплетаются. Это как с черными дырами, никто до сих пор не понимает, что это такое, физики даже думают, что, возможно, они нам нужны, возможно, они — один из факторов, творящих нашу Вселенную.

Смахивая крошки с простыни, София скептически покачала головой:

— Выходит, добро и зло никакие не противоположности, порядок и хаос одинаково необходимы, и потому вчерашний тип не выродок, а черные дыры — просто прелесть?

— Почему бы и нет. В общем, по-всякому бывает.

— Спорим, при близком знакомстве с такими прелестями о их необходимости как-то забываешь.

— При близком знакомстве с тем парнем или с черной дырой?

— С обоими. Но я имела в виду черную дыру. Когда падаешь в нее, спорим, что она уже не кажется такой уж абстрактной.

Габриэль закрыл глаза.

— Любое падение — это утрата самообладания. И это всегда тяжело.

— Если только не смиряешься с падением.

Он улыбнулся, по-прежнему не открывая глаз: — О да, покорность — извечный выход из положения.

Они заснули поздним солнечным утром, мысли о незнакомце растворились в тепле тел.

Растворились, но не исчезли совсем.

Яркая ранняя осень. Тот тип больше не появлялся, не возвращался после ночной разборки на улице, понимая, что София обязательно расскажет о случившемся другим девушкам и вышибалам. Свежий подход к танцу по-прежнему принимался на ура, София радовалась обретенной свободе в рамках, ограниченных скудным пространством, — ежедневной необходимости творить на крошечной сцене, за стеной из света и сигаретного дыма, отделявшей ее от посетителей. К шестому месяцу беременности ее волосы выглядели густыми и блестящими — роскошная грива, как у девушек во французской рекламе или американских сериалах. Тремя неделями позже из Блонди[12] она превратилась в Джейн Рассел[13], и пронзительный приветственный свист сменился чувственным «фью-ю». Но так реагировали только пожилые клиенты. Джентльмены, возможно, и предпочитают блондинок, но простые ребята берут все, что дают. Те же, для кого Литл-Рок — слова из песенки Мэрилин, а вовсе не вотчина Клинтона[14], охотно возьмут все, на что смогут наложить свои скрюченные артритом лапы. А тем более из рук Софии. Из ее мягких ладоней с длинными, тонкими пальцами, с фантастическими ногтями — сказывалась двойная доза кальция — и великолепной кожей, определенно и неподдельно сияющей. В своем последнем и дополненном издании София стала шире и крепче телом. Новые очертания она наполняла содержанием. Как и предсказывалось во всех книжках по материнству, научных статьях и бабушкиных сказках, София брала у природы свое, при том что по-прежнему знала только одну сказочницу — самое себя. Лето сменилось ранней осенью, потихоньку перетекавшей в позднюю.