Обе лыжи соединялись впереди, на высоте немного ниже человеческой груди, стойкой в виде буквы «П», изготовленной из очень упругой и гибкой трубки. На верхней горизонтальной перекладине этой стойки по щелям, прорезанным в трубке, могли передвигаться с одной позиции на другую и защелкиваться две кнопки управления. От кнопок внутри трубки шли в соответствующую лыжу провода, по которым распоряжения лыжника передавались мотору. Можно было ускорить или замедлить вращение гусеничной цепи до одной из трех скоростей или выключить ток.

Над каждой цепью, в начале и в конце рамы, ходили поперек два «дворника» — жесткие металлические щеточки. Они прочищали пространство между острыми ребрами гусеничных пластинок от набившегося туда снега и раскрошенного льда.

Если старые лыжи скользили по снегу или льду, то новые ползли, неся на себе стоящего или сидящего в особо пристроенном седле человека. Но в случае надобности по ровному снежному или ледяному полю они могли «ползти» с такой быстротой, которая была совершенно немыслима для самого опытного и выносливого лыжника на скользящих лыжах. Кроме быстроты, электролыжи обладали еще одним огромным преимуществом: они легко брали подъемы, цепляясь за лед своими острыми пластинками, и великолепно тормозили на самых крутых спусках.

Комаров шел рядом с Димой, обучая его управлению лыжами и маневрированию палкой.

Дима падал, ушибался, но, войдя в азарт, не чувствовал боли. Он вспомнил все, что показывал и рассказывал ему Березин у себя дома, и Комарову оставалось лишь удивляться быстрым успехам своего ученика.

В полдень Иван Павлович остановил вездеход и определил координаты льдины. Оказалось, что льдина идет все в том же направлении, хотя и с гораздо меньшей скоростью, чем накануне, из-за почти полного отсутствия ветра. Все же результаты вычислений были приняты всеми с большим удовлетворением: льдина шла к Северной Земле, а там, по утверждению моряка, недалеко и до поселка на мысе Оловянном, в проливе Шокальского.

Вездеход тихо пошел дальше, Комаров и Дима сопровождали его на лыжах.

Между тем приближался час обеда. Так как во время похода Иван Павлович не мог оставлять свой пост водителя машины, майору пришлось взять на себя выполнение обязанностей повара.

— Надо вернуться в кабину, — сказал он Диме. — Пора обед готовить.

— А мне хочется еще немного поупражняться, — ответил мальчик. — Можно, Дмитрий Александрович? Я здесь останусь с Плутоном, если я вам не нужен в кухне…

Комаров с сомнением покачал головой, но в конце концов согласился, подумав, что мальчику нужно как можно больше практиковаться в ходьбе на лыжах.

— Только смотри не удаляйся от машины, — сказал он.

— Нет, нет! Я буду тут вертеться, около вас, — обещал Дима.

— А оружие с тобой?

— Световой пистолет… Вот он!

— Ну ладно!

Через минуту майор вошел в кабину и захлопнул за собой дверь. Поставив лыжи в угол и крикнув Ивану Павловичу: «Готов!», он нагнулся к дверцам продуктового шкафчика под кухонным столиком. Дверцы оказались очень плотно закрытыми, и майор, опустившись на колени, долго и безуспешно старался раскрыть шкаф. Обломав себе ногти, он достал нож и, провозившись еще немало времени, наконец открыл дверцы. Майор облегченно вздохнул, достал продукты и, посмотрев на часы, торопливо принялся за стряпню.

Между тем, услышав возглас: «Готов!», Иван Павлович, не оглядываясь, пустил машину полным ходом вперед. Надо было наверстать километры, упущенные во время урока лыжной езды.

Впрочем, судьба и природа недолго благоприятствовали Ивану Павловичу. Ровное до сих пор поле начало постепенно превращаться в торосистое, вездеход вынужден был замедлить скорость, потом перейти на малый ход, осторожно пробираясь в ледовом лабиринте.

Подняв машину на один из ледяных гребней, Иван Павлович взглянул вперед и выбранился про себя.

С запада быстро надвигалась и росла густая, молочно-белая стена тумана. Еще несколько минут — и она навалится на вездеход, скроет путь, и даже с этого гребня спускаться будет небезопасно.

— Вот и туман, будь он неладен! — произнес вслух Иван Павлович и повел машину вниз, в укрытое место среди ледяных глыб и хребтов.

— Туман? — переспросил Комаров, выглядывая из-за шкафа, и вдруг вскрикнул: — Где Дима?

Побледнев, он бросился к двери и распахнул ее.

Машина уже успела спуститься почти до подножия ледяного склона, и горизонт был со всех сторон закрыт громадами торосов.

Одним прыжком, рискуя разбиться на скользких обломках, майор спрыгнул с машины и начал бегом взбираться на только что покинутый гребень. Достигнув его, он с трудом передохнул и бросил взгляд на восток. Все пространство до горизонта было усеяно хаотической массой вздыбленного льда. Ровное поле, только что оставленное вездеходом, было уже скрыто, как будто его отделяли от вездехода десятки километров.

Комаров оглянулся. Наверх бежал встревоженный Иван Павлович.

— Где Дима? — кричал он на бегу.

— Его не видно… — взволнованно ответил Комаров. — Назад! В машину! Давайте сирену!

Уже в сплошном белом тумане, ничего не различая на пути, спотыкаясь, скользя и падая, Комаров с трудом добрался до вездехода.

Раздался вой сирены, мощный и оглушительный в ясную погоду, а сейчас — слабый, глохнувший тут же, словно запутавшийся в огромной, наваленной на вездеход копне ваты…

Войдя в кабину, Комаров увидел Ивана Павловича, разбиравшего свои лыжи.

Иван Павлович бросил быстрый взгляд на майора.

— Пойду искать! — прокричал он, перекрывая вой сирены, поставленной на непрерывный звук.

— Пойдем вместе, — ответил майор.

Иван Павлович молча кивнул головой и, отделив лыжи от связывающей рамы, забросил их на ремнях за спину. Через пять минут они вышли из кабины, наглухо заперев ее.

Они шли среди хаоса наваленных глыб, в густом, непроницаемом тумане, связавшись веревкой из боязни потерять друг друга. Шли, срываясь со скользких обломков, падая на их острые ребра и вновь поднимаясь, шли, не различая, куда карабкаются, куда ставят ноги, куда сползают и прыгают, минутами приходилось ползти на животе, чтобы не потерять из виду глубокие колеи, проложенные вездеходом. Хорошо, что Иван Павлович захватил с собой мощный электрический фонарь. Хотя и с трудом пробивая своими лучами белесую и пухлую стену тумана, он все же помогал различать колею, возникающие из тьмы препятствия, трудные места.

После двух часов изнурительной ходьбы оба они вышли на ровное снежное поле — избитые, с исцарапанными лицами.

— Ясно, что мальчик заблудился в этом тумане, — сказал майор, когда, достигнув снежного поля, они остановились передохнуть и собрать лыжи.

— Туман? Заблудился? — задыхаясь, переспросил Иван Павлович. — Как он мог заблудиться, когда с ним Плутон! Плутон бы его живо привел к вездеходу или к нам навстречу. Страшнее другое… Он мог встретить медведя. Это обычное здесь дело. Или случайная трещина во льду, незаметная для вездехода, но гибельная для мальчика…

Больше они не разговаривали, лишь изредка перебрасываясь отрывистыми словами, и, низко согнувшись, долго, мучительно медленно ползли на лыжах вдоль колеи вездехода. По всем расчетам, как бы медленно ни вел мальчика по этим следам Плутон, оба они уже давно должны были появиться. А их все нет и нет!

Наконец глухо прозвучал возглас Ивана Павловича:

— Есть! Следы лыж… ног… лап…

С тревогой рассматривали Комаров и Иван Павлович эти следы, старательно освещая их фонарем, все больше и больше приходя в недоумение, чувствуя себя совершенно сбитыми с толку.

Что принудило Диму оставить следы вездехода? Почему он ушел… нет, убежал?.. Это ясно видно — убежал в сторону от колеи, ведя лыжи, а не стоя на них.

Подул легкий ветерок. Внезапно и быстро, как это характерно для капризной арктической погоды, туман начал рассеиваться и отступать к югу. Показалось чистое нежно-голубое небо, солнце залило веселым, радостным светом снежную равнину.