Глава 2

Маше было не впервой отправляться в дальнюю экспедицию. Ещё студенткой она, вместе с профессором Рубинштейном, побывала в Индии и на Цейлоне. Теперь вот Непал. Вместе с нею Марк Авдеевич пригласил своего аспиранта, Вольдемара Демишина. На самом деле парня звали Владимиром, но он предпочитал представляться Вольдемаром. В ответ на удивлённые взгляды охотно пояснял, что вместе с родителями — сотрудниками российского посольства, всё детство провёл во Франции и привык, что его зовут именно так. Он гордился своим именем, своей внешностью и говорил с французским прононсом. Правда, иногда забывался, и тогда прорывалось московское «аканье». Маше не нравилось его поверхностное отношение к такой серьёзной науке, как этнография, и в этом с ней был солидарен Марк Авдеевич. Тем не менее, Вольдемар был включен в состав экспедиции. Маша подозревала, что профессору прозрачно намекнули, что сын таких заслуженных и уважаемых родителей просто обязан посетить Непал с научной, конечно же, целью. Сам аспирант был настроен игриво и в горы в поисках неизученных племён лезть не собирался.

Профессор основательно, как и всё, что он делал, проработал маршрут экспедиции и наметил несколько перспективных целей. Согласно его выводам, по прибытии в столицу Непала, Катманду, они направятся в Дхуликхел, небольшой городок в тридцати километрах от столицы.

Там, наняв носильщиков и проводников, экспедиция двинется к горе Лангтаг, в районе которой им предстоит преодолеть хребет и углубиться в ущелья и долины Гималаев в поисках неизученных племён.

Маша не боялась высоты, но сомневалась, что её физических сил хватит для путешествия по горным тропам. Правда, всю жизнь она занималась спортом: плавание, бег на короткие дистанции, зимой лыжи и коньки. С выходом замуж, а позднее рождением дочери, с занятиями спортом пришлось расстаться. Сергей не одобрял её увлечений и отпускал ехидные шуточки в ответ на её предложение съездить за город и покататься на лыжах. После развода Маша потихоньку возвращалась к своим пристрастиям.

В ответ на её сомнения профессор лишь отмахнулся:

— Мария Александровна, постыдитесь! Мне семьдесят лет, но я уверен, что смогу благополучно достичь поставленной цели. Смею вас уверить, что мы не станем карабкаться на Джомолунгму и даже на более низкие вершины. Люди не селятся в вечных снегах, а предпочитают долины. Там мы и будем их искать!

И так, сегодня вечером самолёт унесёт участников экспедиции вначале в Объединённые Арабские Эмираты, затем в Индию, а уж там и до Непала недалеко. Маша присела на диван, перебирая в уме, всё ли уложено в большой чемодан на колёсиках. Профессор планировал, что их путешествие продлится три месяца.

В самолёте обнаружилось, что место Маши среднее в ряду, между профессором и Вольдемаром. Она поморщилась: самоуверенный молодой человек отличался чрезмерной разговорчивостью. Какое-то время она вежливо поддакивала и делала вид, что внимательно слушает общительного соседа, но в конце концов, ей надоело. Откинув спинку кресла, Маша прикрыла глаза, и Вольдемар, с недовольным лицом, замолчал.

Перелёт от Москвы до Катманду занял чуть больше одиннадцати часов. Роскошный аэропорт в Абу-Даби с важно прохаживающимися, в белых хламидах до пят, блистающими многочисленными золотыми украшениями арабами и их закутанными с головы до ног в чёрные покрывала женщинами не показался Маше чем-то примечательным. Точно также грязный и шумный аэропорт Дели, жаркий, до отказа заполненный многоголосым гомоном жилистых, коричневых, полуголых людей, перекрываемый рёвом динамиков, на нескольких языках объявляющих о прибытии и отлёте самолётов, прошёл стороной мимо её сознания. Все её мысли и мечтания были направлены туда, в загадочный и таинственный Непал.

Сидя на заднем сиденье маленькой ярко-красной машинки неизвестной модели, с бешеной скоростью мчащейся по узкой дороге, Маша с жадным любопытством смотрела в приоткрытое окно. Клубы рыжей пыли, поднимающейся за колёсами машинки, оседали на кукурузе, плотной стеной подступающей к дороге. С другой стороны, за невысоким кустарником, виднелась неширокая, но бурная речка. На её берегу несколько загорелых дочерна голых ребятишек пытались ловить рыбу. За рекой, в туманной дали, поднимались заснеженные вершины Главного Гималайского хребта.

Сидящий рядом с ней Вольдемар пошевелился, вздохнул:

— Марк Авдеевич, а как мы до гор-то доберёмся? Они далековато, вроде!

Профессор оживлённо обернулся к нему с переднего сиденья кукольной машинки:

— Вольдемар, вы плохо меня слушали! Вчера в гостинице я рассказывал, что в Дхулитхеле нас ждут. Уважаемый профессор Пунцог связался со своим коллегой в этом городе и попросил его помочь нам с транспортом и проводником. — Маша уже знала, что худой, смуглый и очень высокий и немолодой мужчина в длинной белой рубахе и таких же белых брюках, встретивший их в аэропорту Катманду, профессор Пунцог Рауте Раджбанси, являлся одним из самых уважаемых людей Непала и ректором единственного в стране Университета, а также и одним из многочисленных знакомцев Марка Авдеевича, рассеянных по всему свету.

Маша перевела взгляд на берег реки. К мальчишкам подходил… совершенно голый человек! Она отчётливо видела невысокую смуглую, необычайно худую фигуру со смоляными волосами, сбившимися в колтун. Голые ягодицы были едва заметны на скелетообразном теле. Человек подошёл к мальчишкам и что-то им сказал. Оторопевшая Маша сдавленно вскрикнула. Профессор, тоже заметивший странную фигуру, обратился к их водителю, сначала на английском, а потом, чуть запнувшись, на непали. Тот презрительно усмехнулся и что-то пробормотал. Профессор перевёл:

— Водитель говорит, что это человек из религиозной секты агхори. А ещё он трупоед.

— К-к-как?? — Маша пребывала в недоумении.

Вольдемар снисходительно спросил:

— Ты что, не знаешь, что в Непале существует такая каста?

— Нет, я слышала, конечно, но… трупоед??

Нахмурившийся профессор уже о чём-то выспрашивал водителя. Маша сносно знала английский, но Марк Авдеевич обращался к водителю на непали, самом распространённом в Непале языком. Тот неохотно отвечал. Тем временем она, обернувшись, увидела в заднее стекло, как один из мальчишек кинул человеку рыбину, вынув её из грязного ведёрка. Агхори, схватив подарок, торопливо удалялся прочь. Наконец профессор закончил разговор с водителем и повернулся к молодым людям:

— Интересно, я впервые в жизни увидел представителя этой, довольно закрытой, религиозной секты. — Он задумчиво покачал головой. — Это не каста, как вы, Вольдемар, изволили выразиться, а именно секта. Они практикуют страшные вещи, такие как жизнь на местах кремации, употребление в пищу разложившихся останков животных и даже людей. Агхори пытаются достичь цельного сознания за пределами влечения и отвращения, они стремятся стать подобными Луне и Солнцу, ветру, воде и времени — всем тем вещам, которые дают и забирают жизнь всей материи во Вселенной без различия на высокое и низкое, плохое и хорошее. Они пытаются войти в жилище Бога узким, темным путем, по которому дано идти лишь немногим. Они едят гнилую плоть трупов, экскременты, пьют мочу; медитируют, сидя на трупе; окружают себя предметами смерти, такими как человеческие черепа, из которых они пьют и с которыми проводят магические ритуалы. Языки у них черные и обожженные — ведь когда агхори[1] едят то, что осталось от сгоревшего трупа, они подбирают его с раскаленных углей ртом, чтобы избежать прикосновения руками, потому что это может оказаться труп женщины, до которых им запрещено дотрагиваться.

Маша давно уже едва сдерживала рвотные позывы, да и Вольдемар имел бледный вид. Но профессор ничего не замечал. Вновь повернувшись к водителю, он продолжал расспрашивать его об этой странной и ужасной секте, и тот, морщась, без энтузиазма отвечал дотошному иностранцу.

Наконец прибыли в Дхулитхел. Небольшой городок с теми же многочисленными буддийскими и индуистскими храмами, рикшами, множеством велосипедистов, горами мусора по обочинам тротуаров, туристами в шортах, майках и панамах с камерами на шее, глазеющими на неспешно идущих по проезжей части дороги священных животных — тощих коров, на пёстрые платья и сари женщин, буйную зелень акаций, пальм и рододендронов, яркие тропические цветы и стаи наглых обезьян, скачущих по крышам храмов.