первой эскадрильи.

Моего друга всегда отличало удивительное бесстрашие. Он никогда не отступал и нападал на врага, значительно превосходившего численно. Как-то в конце мая Вишневецкий во главе четверки вылетел

прикрывать войска. А через 15 минут в репродукторе мы услышали его голос:

— Вступил в бой с восьмеркой «мессеров». Подходят новые группы фашистов...

На этом связь с Костей прекратилась. В эфире слышались команды других летчиков, а из группы

Вишневецкого голоса никто не подавал.

Через некоторое время бреющим полетом к аэродрому подошел дымящийся самолет и прямо без захода

приземлился на фюзеляж. Летчик младший лейтенант Лиховид был ранен. Пока врач делал ему

перевязку, он рассказал о бое.

Подходя к району прикрытия, они увидели восьмерку Ме-109. Вишневецкий дал команду атаковать и

первым напал на фашистов. Один из вражеских истребителей загорелся. Но в это время на Лиховида и

Кривобокова, прикрывавших командира, напали гитлеровцы. Лиховид был ранен, а самолет его подбит.

Летчик вывел машину из крутой спирали у самой земли, с трудом дотянул до аэродрома.

Едва Лиховид успел закончить свой рассказ, как внимание всех привлек приближающийся к аэродрому

самолет с выпущенным шасси. Вот он уже на границе аэродрома. Ударившись колесами о землю, катится

по зеленой траве. Посадочные щитки убраны, винт медленно крутится. Из кабины не выходит, а

буквально вываливается летчик. Это — Вишневецкий. К нему подбегают врач, санитары.

Самолет далеко выкатился за посадочную полосу. У него разбито бронестекло, в кабине полно осколков.

[78]

Гидротрубки тормозов и посадочных щитков перебиты.

Когда Вишневецкого привели в чувство, он тихо произнес:

— Гады, убили Колю Лобанова.

По лицу Кости текли слезы. Все, кто здесь были, знали — иной человек за всю жизнь не переживет

столько, сколько летчик может пережить за несколько минут:

Раны Вишневецкого оказались неопасными. Но нервная система его была сильно потрясена. Его

направили на две недели в санаторий, организованный командованием воздушной армии. Там в это время

отдыхал А. И. Покрышкин.

Покрышкин и Вишневецкий познакомились. Потом их часто видели вместе. Они горячо спорили, обсуждая тактику воздушного боя. Впоследствии это их первое знакомство переросло в боевую дружбу.

Окрепшим и жизнерадостным вернулся к нам Костя. Его ждало приятное известие: он награжден еще

одним орденом Красного Знамени и назначен на должность штурмана полка.

Теперь Вишневецкий часто возглавлял боевые полеты полковых групп. В боях он по-прежнему был

храбр и искусен. Счет сбитых им самолетов продолжал расти.

В жаркий июльский день 1943 года к нам прибыл командующий воздушной армией генерал К. А.

Вершинин. Он зачитал Указ Президиума Верховного Совета о присвоении Константину Григорьевичу

Вишневецкому звания Героя Советского Союза и сам прикрепил к гимнастерке летчика орден Ленина и

«Золотую Звезду».

— Поздравляю вас, — сказал генерал, — желаю дальнейших боевых успехов.

* * *

В конце сентября разгорелись сильные воздушные бои над рекой Молочной. Гвардии капитан

Вишневецкий по нескольку раз в день водил группы на боевые задания, летал в глубокий тыл противника

штурмовать его живую силу и технику. [79]

Однажды в воздух поднялся командир полка во главе четверки. Вскоре по радио он передал:

— Ястреб-2, веду бой с большой группой. Вылетайте, — и сообщил координаты.

Восьмерка Вишневецкого легла на курс.

В воздухе много самолетов. Слышны команды Покрышкина, Крюкова, Глинки — над рекой Молочной

идет горячий воздушный бой. Среди общего шума офицеры штаба и все находящиеся на КП уловили

умоляющий голос Лиховида:

— Товарищ капитан, товарищ капитан, выводите машину, я прикрываю.

Позже мы узнали, что там произошло. Когда восьмерка Вишневецкого шла на помощь командиру полка, двенадцать Ме-109 со стороны солнца пытались нанести по ней внезапный удар. Костя вовремя заметил

их и резким разворотом вывел свою группу из-под удара. А лишь только фашисты проскочили и

оказались ниже, сам пошел в атаку. Два вражеских истребителя были уничтожены сразу, и одного из них

сбил Вишневецкий.

Затем началась воздушная «карусель». В район боя пришло еще восемь ФВ-190. Теперь восьмерка

Вишневецкого сражалась против 18 самолетов врага.

Загорелся еще один вражеский истребитель. Но гитлеровцы наседали, пытаясь оторвать пару

Вишневецкого от остальной группы. Только было Костя устремился за одним из врагов, как сразу две

пары фашистов обрушились на него. Лиховиду удалось длинной очередью зажечь один из четырех, но

остальные успели выпустить по Вишневецкому несколько очередей. Один из снарядов разрывается над

кабиной. Самолет командира бросает в сторону, и он начинает падать.

Как потом рассказывал Костя, он вдруг увидел, что земля темной, изрытой воронками громадой стала

надвигаться на него. Хотел взять ручку управления на себя, но правая рука не слушается, острая боль

пронизывает тело. Все же левой рукой удалось вывести самолет из пикирования.

Впереди Костя видит самолет Лиховида. «Надо следовать за ним, он доведет до аэродрома», —

мелькнула мысль. Зажав ручку управления коленями, левой [80] рукой он разрывает носовой платок и

перетягивает правую руку.

Самолет рыскает. Но Лиховид уже переходит на планирование. Впереди аэродром. Костя левой рукой

сбавляет газ. Как в тумане, мелькает земля. Посадка тянется бесконечно долго.

К приземлившемуся самолету подбежали однополчане и увидели безжизненное тело летчика. Его

доставили в санитарную часть. Но сознание не возвращалось.

Вскоре стало известно, что требуется сделать переливание крови. И тогда все летчики, техники и

младшие специалисты, находившиеся на аэродроме, бегом устремились к санчасти.

Увидев десятки людей с засученными рукавами, врач улыбнулся:

— Столько крови, сколько вы хотите дать, не потребуется...

Но и после переливания крови сознание к Вишневецкому еще долго не возвращалось. Ранение было

серьезным, летчика отправили сначала во фронтовой госпиталь, а затем в Москву.

Со временем ожоги лица и раны на голове зарубцевались. Но три операции так и не смогли восстановить

работоспособность правой руки.

Косте предложили работу на земле, хотели направить на учебу. Но он отверг все это и попросился в

родной полк, горячо веря, что будет летать, управляя самолетом одной рукой.

Тепло встретили друзья-однополчане теперь уже гвардии майора Вишневецкого. Но никто из них всерьез

не принимал горячие заявления его, что он будет летать. А Костя был упорен. Ему так хотелось

осуществить свое желание, что он не уставал тренироваться и достиг превосходных результатов в

управлении учебными самолетами. Инструкторы даже удивлялись. И все же командир полка не решился

выпускать Вишневецкого в самостоятельный полег на боевом самолете.

Как раз тогда в полк прибыл командир дивизии дважды Герой Советского Союза гвардии полковник

Покрышкин. Приказав подготовить спарку, он сказал Вишневецкому: [81]

— Давай, дружище, слетаем. Покажи, на что ты способен с одной рукой.

Когда все было готово, Покрышкин сел в заднюю кабину:

— Полет по кругу, Константин Григорьевич. Самолет, сделав круг над аэродромом, приземлился строго у

посадочного знака.

— Еще раз.

И второй полет выполнен великолепно.

— Хорошо, дружище, хорошо. Теперь полет в зону, два виража, четыре переворота, левый и правый

боевой разворот, петля, спираль, расчет с прямой, посадка.

Задание выполнено. Легко выпрыгнул из задней кабины Покрышкин.

— Ну как? — спросил у него командир полка.

— Летает хорошо. Но в бой пускать нельзя — убьют. — Обратись затем к Косте, командир дивизии