Дверь распахнулась, и я мельком увидела, как в комнату входит мужчина. Отвернувшись, сказала дрожащим от волнения и страха голосом:

— Извините, но я не могу вас сейчас принять. Так получилось, что я не одета. Прошу дать мне возможность привести себя в порядок.

Стыдно, но я говорила не просто вежливо, а почти заискивая перед ним. Страшно было спровоцировать незнакомого человека… мне было жутко не по себе.

— Это я прошу прощения. Извините за вторжение. Я зайду позже.

Мужчина вышел из комнаты, и некоторое время было тихо, слышались только его удаляющиеся шаги. Этот вел себя вежливо, уже это обнадеживало. Тот разговор я слышала и, в основном, помнила. Именно этот мужчина уговаривал своего сына жениться на мне. Не спрашивая моего согласия. Расхваливая, как товар. И за то, что со мной сделали, надо думать что с молчаливого согласия сына, этого сына лишили наследства. Сурово. Похоже, что наследство неслабое. Меня обещали вылечить и вернуть домой и это радует. Непонятны некоторые высказывания, но это я выясню. С пониманием отнеслись к моей просьбе выйти. Значит, с моим мнением как-то считаются. Но на душе было паршиво и это еще мягко сказано. Я не идиотка и понимала, что со мной сделали. Наказать по закону, как-то отомстить сейчас не в моих силах и возможностях. Домой бы, и правда, отпустили скорей и пусть они передохнут тут все… Сволочи…А потом я папу подключу… и брата. Из глаз потекли слезы.

— Госпожа, не надо, все будет хорошо. Вы пришли в себя. Теперь не должно болеть слишком сильно. Я принесла вам сорочку и халат. Давайте попробуем одеться, — щебетала служанка, раскладывая на кресле одежду.

— Сколько я была без сознания? Где я?

— Семь дней. Лекарь погрузил вас в сон, чтобы вы не страдали от болей, приходил каждый день, лечил. Господин граф сам вам все расскажет. Сейчас попробуем встать. Сядьте сначала, я помогу, вот так…

Служанка говорила и говорила — спокойно, монотонно, доброжелательно, комментируя каждое свое и мое действие. Ее речь успокаивала и даже укачивала, усыпляла. Или это я еще слабая? Оделась в тонкую сорочку и длинный темный халат из мягкой тяжелой ткани. С помощью женщины дошла до кресла, и там она меня осторожно и аккуратно причесала, собрав волосы лентой на затылке. Я попросила зеркало, и она принесла очередное произведение искусства в серебристой ажурной оправе с ручкой для удобства. Из зеркала на меня смотрело исхудавшее лицо с пожелтевшими синяками в глазницах. Прежде прямой, чуть длинноватый нос приобрел легкую горбинку. Надеюсь, что это только отек. На губах подсохший струп. Зубы вроде целы. Синяк, тоже пожелтевший, растекся по всей левой скуле вокруг заживающей ссадины. Да, видок еще тот. Боли я нигде не чувствовала. В голове роилась тысяча вопросов. По всей видимости, на них мне сейчас ответят.

Стук в дверь оторвал меня от жалкого зрелища, которое наблюдалось в зеркале. Служанка вышла и опять заглянула:

— Господин граф просит вас принять его.

— Проси графа войти, — уронила я на колени руку с зеркалом.

В дверь вошел прежний мужчина. На вид лет шестидесяти. Очень красивое лицо, крепкая, чуть отяжелевшая уже высокая фигура, загорелая или просто смуглая кожа, темные волосы и яркие карие глаза. Интересные глаза, как будто с золотыми искорками по темно-коричневой радужке. Одежда … про одежду могу только сказать, что у нас так одевались века два назад. Сборчатые от манжета рукава рубашки, вышитый шелком камзол с коротким рукавом, темные штаны, заправленные в мягкие сапоги — очень красиво и очень шло ему. Он улыбнулся, носогубные складочки преобразовались в ямочки на щеках. Лучики частых мелких морщинок разбежались от глаз. Лет пятьдесят пять, не больше — подумала я. Просто его сильно старило измученное, привычно-скорбное выражение лица. Он слегка поклонился, я осторожно кивнула и повела рукой, указывая на соседнее кресло. Он сел и мы помолчали, изучая друг друга. Потом мужчина тяжело вздохнул и заговорил:

— Извините, я отдал бы оставшиеся годы своей жизни, чтобы вернуть все назад. Чтобы с вами ничего не случилось, чтобы вы спокойно жили в своем мире. Но это произошло. Я понимаю, что никакие извинения и оправдания не заставят вас забыть то, что с вами сделали. Я постарался, чтобы лучший лекарь вернул вашу красоту и здоровье. Потом возвратитесь к себе домой. К сожалению, у нас нет возможности вернуть вас в тот же час, когда вас забрали. Вы потеряете у себя дома все то время, которое будете находиться здесь. Но я сделаю все от меня зависящее, чтобы оставшиеся дни вы вспоминали с удовольствием.

Он говорил искренне, и его сожаление по поводу случившегося не было наигранным. Мужчина выглядел глубоко несчастным. Я с удивлением почувствовала, что он не вызывает у меня враждебного отношения к себе, хотя и должен бы. Это было ненормально — непонятное сочувствие к тому, кто виноват в случившемся. Все дело было в его располагающей внешности и общем несчастном виде. Я понимала это и злилась на себя. Поэтому мой вопрос прозвучал резко:

— Я хотела бы знать, почему именно на меня пал ваш выбор? Расскажите все — где я, кто вы, все что возможно.

И он мне рассказал всю предысторию. Передо мной сидел граф Сизуанский, владетель графства Сизово, с ударением на последней букве. И это графство находилось не в моем родном мире… У графа была когда-то семья — жена, два сына и дочь. Больше пятнадцати лет назад на семью было наслано проклятье — смертельная болезнь. Граф тогда был в отъезде со старшим сыном и не успел спасти остальных. Прибыл только на похороны. В результате из всей семьи остался граф Грэгор и его сын Ромэр.

Граф потерял голову от горя. Его брак был союзом по любви, жена была совсем молодой, детей он обожал. Длительный запой, как следствие страшного потрясения, сменился не менее длительным загулом. В этот момент, скорее всего и был упущен старший сын. Он ревновал отца к его многочисленным пассиям, презирал за измену памяти матери. Всего этого граф не осознавал, добивая и гробя свою пропащую жизнь. Воспитывал сына строго, порой жестко. А когда тот предпринял попытку сбежать из дому, отослал его на обучение в военную академию. На удивление, парень показал себя там с хорошей стороны, стал лучшим учеником курса, соревнуясь в этом с сыном министра иностранных дел. После выпуска сразу был привлечен к работе в военном министерстве и с тех пор неизменно пользуется заслуженным уважением при дворе.

До сих пор мне все было более-менее понятно. Но последние высказывания графа вызвали недоумение: — Если у вашего отпрыска все настолько хорошо и благополучно, что же заставило вас так настаивать на его браке с неизвестной женщиной? Неужели у столь блестящего молодого человека не было возможности жениться на достойной девушке из вашего мира?

Я гипотетически принимала то, что нахожусь в чужом мире. До выяснения и уточнения. Сейчас было не до потрясений и обмороков по этому поводу. Мое настоящее и будущее в данный момент волновало меня больше, чем наличие другого мира.

— Ромэр не желает жениться. У него потребительское отношение к женщинам. Ни одна достойная девица не привлекла его внимания. У него полно подружек, которые сами предлагают свои услуги. А я знаю, что такое любовь, что такое любимая женщина рядом! И хотел счастья своему сыну! Я пытался донести это до него, но встречал только циничную усмешку — своим поведением после смерти жены я полностью перечеркнул то, что ему доказывал. Я виноват, страшно виноват в этом, сам понимаю глупость такого своего поведения тогда… Он не верит в любовь, не хочет брака, откладывая его на необозримое будущее. А я знаю, что мне осталось не так много, хочется увидеть его счастливым, примириться с ним перед смертью, может быть даже успеть поиграть с внуками, — в голосе графа дрожали слезы.

— Теперь обо мне, пожалуйста, — тяжело вздохнула я. Гадство, да я уже почти жалею его. Мне лечиться нужно, голову свою дурную лечить.

— Недавно я обратился в Храм и святой старец сказал, что суженой Ромэра нет в этом мире. Но есть Предназначение, которое они с недавних пор отслеживают — я совсем не на много опередил их. Он рассказал, что есть несколько девушек в других мирах, но самой подходящей он счел вас.