Пришлось глазки открывать. Женщина была пожилой, в темном платке, повязанном сзади и в народном, по виду — балканском костюме. Темная длинная юбка, белая рубашка, присборенная у шеи и на рукавах в три четверти. На расплывшейся уже талии — широкий вишневый кушак. Из-под него — длинный белый фартук с вышивкой. Приятное доброе лицо, наверняка красивое в молодости, слезы на щеках. Это было странно. Увидев, что я открыла глаза, она охнула, заулыбалась, а потом лицо ее опять скривилось, она прижала ладонь ко рту и выскочила из комнаты. Заплакала опять, что ли? С чего бы это? Неужели то, что меня ждет, так страшно? Или она так сочувствует чужому человеку? Тогда почему — я же для нее никто. Пока у меня слишком мало информации. Сейчас явно подойдет тот, кто ею владеет, этой самой информацией. А пока попытаюсь встать. Никаких неприятных ощущений не было, очевидно просто пришло время выйти из этого подобия наркоза. Тело слушалось. Одежда на мне была моя.

Пригладила волосы и огляделась вокруг. Я сидела на высокой кровати. Даже улыбнулась — у моей прабабушки на Донбассе когда-то давно я видела такую же кровать — со многими подушками, сложенными одна на другую, с кружевным подзором, выглядывающим из-под покрывала. Подушки накрыты кружевной накидкой. На стенах — вышивки в деревянных рамках. В основном фантазийные цветы. Или настоящие — я с интересом их разглядывала — это же другой мир и растения должны быть другие, или нет? Стены оштукатурены и побелены. Значит, дом каменный или саманный, как был у бабушки. Судя по плавным неровностям штукатурки, скорее второе. Вот только у бабушки под потолком висела простая лампочка накаливания. Здесь же, похоже, электричества не было. Толстая, слегка оплывшая свеча стояла на узком подоконнике в подобии глиняного блюдца. Пол из досок, окно небольшое.

Подошла к нему, выглянула — двор, заросший травой, похожей на спорыш. Огорожен двор перекладинами на столбах. Сбоку какие-то постройки, впереди, через дорогу — сад. Краем глаза заметила движение и отошла от окна, осторожно выглядывая из-за занавески. От построек к дому шел мужчина, за ним семенила та же пожилая женщина. Присмотревшись к мужчине, я коротко выдохнула. Хорошо, что у меня есть минута, чтобы придти в себя. Одежда на нем подчеркивала ширину плеч, тонкую талию, стройные длинные ноги. Вся одежда была черного цвета, сапоги тоже, только широкий кушак такой же вишневый. Слева — длинный нож в ножнах. Черные небрежные кудри. Лицо… Красивее мужика я в жизни своей не видела. Голливуд и реклама тихо отползают в сторону и бьются в судорогах от зависти. Лет под тридцать или чуть больше. Быстро села на кровать, собирая мозги в кучку. Эстетический шок… Нужно собраться, не хватало слюни пускать на похитителя. Я даже успела сделать нейтральное выражение лица.

Дверь распахнулась. Он стоял на пороге, как картина в раме. Задержался на минуту, словно давая возможность рассмотреть себя. Я тихо хмыкнула. Он вопросительно поднял черную бровь. Я с ожиданием смотрела на посетителя. Ну, в основном, типаж мне понятен. Послушаем, что скажет. А вообще — офигеть.

— Я рад, что вы пришли в себя. Вас привезли так неожиданно, мы не успели толком подготовиться. — Мужчина, очевидно, не знал, что еще мне сказать, чувствовал неловкость, волновался. Я криво усмехнулась, глядя в окно. Понятно — не главный тут.

В дверь заглянула женщина: — Деточка, покормлю тебя сейчас. Проходите сюда, за столом и поговорите. Я тоже послушаю. А то на голодный желудок…

Она еще что-то приговаривала, показывая мне дорогу и накрывая на стол. А мы сели, изучая друг друга. Он явно тяготился всей этой ситуацией, и я решила сделать шаг навстречу: — Как вас зовут? А вас, хозяйка? Меня — Наташа. Можно — Ната или Таша.

Женщина вздрогнула. Быстро взглянула на мужчину: — Марашка. Марашкой меня зовут. А сына — Зодар.

— Вы цыгане?

— Кто такие цыгане?

— Такая народность. У нас. Там. А кто мне расскажет, наконец, что я здесь делаю? И почему для вас так важно было, чтобы я согласилась здесь пожить? И если это другой мир, почему мы говорим на русском языке? Как и чем воздействовали на меня? Моим родным можно дать знать, что со мной все в порядке? — взяла я инициативу в свои руки. Переводила взгляд с Зодара на Марашку, стараясь не особо засматриваться на мужчину. Его хотелось разглядывать, как произведение искусства. Надо же такому родиться.

Он вздохнул, пожимая плечами: — Да никакой тайны нет. Хотя лучше бы вам рассказали обо всем те, кто затеял все это. Разговаривать с вами не запрещали. Скрывать что-либо не имеет смысла, все и так узнаете…

Я узнала много, слишком много, чтобы осмыслить сразу. Просто слушала, заставляя себя кушать, не понимая вкуса блюд. Старалась вести себя спокойно, не перебивать и не пялиться на него больше, чем требует простая вежливость при разговоре. Потом, не комментируя никак услышанное, поблагодарила за еду и попросила меня пока не беспокоить. Мне нужно было хорошенько подумать.

Я находилась в мире, который испытывал острую нужду в таких людях, как я. Вся территория этой реальности делилась на части. Назывались они по-разному. Были где-то султанаты, халифаты, княжества, мы находились в герцогстве Влахии — не суть. Истинной ценностью и необходимостью для этих таких различных земель являлись, собственно Хозяйки. Таковой в данном герцогстве должна стать и я. В чем смысл? Эти Хозяйки становились хранительницами всей растительности на территории. Они благословляли расти все, что росло, плодоносило, колосилось, цвело и затеняло. Без Хозяйки вся флора хирела и деградировала. Урожаи постепенно падали, леса засыхали, зверье могло умереть от бескормицы, как и домашний скот. Так что с человеком, от которого зависели благополучие и благоденствие страны, носились, как с писаной торбой. Любые ее прихоти исполнялись, предоставлялось жилье, очень достойное, по рассказу. Нужны деньги, есть желание получить видимость власти, судить, наказывать — пожалуйста.

Доброй воли Хозяйки было достаточно для того, чтобы все росло и цвело. Она творила волшебство самим своим присутствием на данной территории и желанием сделать добро. У Хозяек могли быть семьи и дети, но дар не передавался по наследству. Так что следующую приходилось искать. Находили и среди своих, если просыпалась способность, но крайне редко. А чаще искали в чужом мире. Жили Хозяйки долго и берегли их, как зеницу ока. Но все же, они не были бессмертны, и очередная Хозяйка данной местности умерла почти пять лет назад.

Все это время пока искали меня, местный властитель платил дикие деньги и отдавал даже требуемую дань женщинами правителю другого государства, который делился за это услугами своей Хозяйки. Схема была отработана, существовали способы заключения договоров, существовали тарифы на услуги. Но, по факту, герцог готов был отдать все за то, чтобы иметь для своей земли постоянную Хозяйку. Отпускать меня отсюда никто, очевидно, не собирался. Но и случаев похищения еще не было. Получалось договориться полюбовно. Заставить кого-нибудь стать Хозяйкой еще не пробовали.

Поэтому, видимо, так переживала Марашка, не зная чего ожидать от меня, стараясь выказать всеми способами доброе отношение. У них меня оставили на время, за мной должно приехать сегодня или завтра их главное начальство. А почему меня оставили здесь, я, кажется, догадывалась. Подсластить пилюлю должен, по-видимому, будущий кандидат в сердечные друзья — подобрали такого красавца, что не сомневались в его привлекательности для меня. Не могло же быть так, что, только попав в этот мир, я случайно наткнулась на самого красивого мужчину, наверное, во всей вселенной? Или могло?

Я лежала на кровати и смотрела в потолок. Гнала панику, пыталась мыслить логически. Кто давал приказ искать меня, выделял на это средства, имел возможность выхода в мой мир? Наверняка высшее начальство. А кто у нас высшее начальство? Правильно — герцог. Значит и вопрос возвращения нужно решать через него. Но добровольно он меня не отпустит, это понятно. Нужно действовать через непосредственных исполнителей. Над ними не довлеет бремя власти и ответственности. Они могут позволить себе быть корыстными и просто практичными. Что я могу им предложить? Ничего, абсолютно. Совсем ничего. Но это — пока.