Глава 14

Кровать была стандартного размера — поле для постельных утех. Так что я вполне свободно умещусь с другой стороны. Не снимая туники, тихонько опустилась на кровать. Она слегка прогнулась — Марашка открыла сонные глаза.

— Спите-спите, я на одну ночь к вам. С краю полежу — жутко одной.

Она молча смотрела на меня. Взгляд равнодушный, чужой. Отвернулась и заговорила тихо и монотонно:

— Я родила четверых детей — трех сынов и дочку. Младшенькую… Сыны старшие померли оба, а дочку забрали за плату Гале.

— Как забрали? Что, герцог не мог отдать чужого человека? Вы же родные для него, он Зодара братом зовет. Сестру — в рабство?! — я задохнулась от возмущения.

— Какое рабство? Замуж забрали туда. Зодар ездил — говорит что на руках ее носит, пылинки сдувает, внучка у меня родилась. Только не увижу я никогда ни дочку, ни внучку. Ее он не отпустит, трясется над ней, а мне туда не доехать уже.

Она тяжело вздохнула и продолжила:

— Сыны померли оба, как только стукнуло тридцать годков. Проклятье у них на роду, не снимаемое. И замуж когда шла, знала, что коротким будет мое счастье. И детей рожала, сколько успела и смогла. Чтоб больше памяти о нем у меня было… дурная баба. Пресечь нужно было род, на корню пресечь. Девки… те живут и живут себе, а вот парни в тридцать мрут все. Давно уже — и не помнит никто, за что их так. Видно — такого наделал… Зодару через месяц как раз и будет тридцать, жду вот… Просто оденется в праздничное, ляжет и уснет с утречка в тот день. И не проснется… Все они так. Проклятый род… не нужный.

— Не может быть, чтобы не снимаемое! Всегда в противовес злому слову или наказанию есть хоть один шанс на спасение. Не знаю, заслужить его надо или просто знать. Но так просто не может быть! Наказание не может длиться вечно.

— А и есть. И знают все — что спасет. Да вот только до этого спасения не дотянуться. Надеялась я, как тебя увидела, да напрасно. — Так, постойте. Пока я поняла одно — что-то может сделать Хозяйка? Говорите уже прямо — надоело догадываться, домысливать. Все молчат, как партизаны на допросе. Говорите все, как есть.

— Я-то скажу, да что изменится? Сердцу ведь не прикажешь. Это я его погнала к тебе сегодня утром. Пригрозила, что сама пойду и все расскажу. Вот он и согласился поговорить с тобой. Слышала я, как ты его… заслужил…Не слушал мамку…Полюбил, а не открылся, говорит — не видишь ты его, только то, что все видят — красоту его проклятую. Бабы проходу не дают, на лицо глядя, им только баловство с ним и нужно. Любая один раз взглянет — и на все готова. Боялся, что и ты так. Позвал бы замуж — пошла бы, не любя, за красивого. А не любя, не снять эту заразу. Помер бы все равно. И тебе жизнь испортил, — она тяжело заворочалась, села на постели, глядя на меня, продолжила:

— Хозяйка если полюбит, жизнь свою сможет разделить с любимым. Они очень долго живут — по триста, а то и четыреста годов. Но если полюбит и счастлива будет, то вдвое меньше — плата, видно, за счастье для всех есть. Проживет меньше, но вдвоем. Все на это идут… Мари наша прожила со своим почти две сотни и померли вместе. Рядышком легли, молодые да красивые, и померли, как чувствовали, что пора. Стражник он у нее был, охранять ее приставлен, а они и полюбили…

Я надеялась, что ты… Он тебя увидел тогда и в дверях встал. А потом думал все, молчал… Я спрашивала — полюбил ты? А он говорит — нет, не полюбил, просто хочется защитить ее от всех и всего, беречь и хранить. Сильно ты испуганная и растерянная была, а хорохорилась, улыбалась. Малая такая, худая, а вредная. Даже мне жаль тебя было. И не повелась на красоту его, вот он и понадеялся тоже, видно, что рассмотришь его за ней, увидишь. Уговорила я его в дом твой приехать. А тут второй… Тоже, как сын, мне. Пропал совсем, как дурной стал, мотался, как чумной. Знал про Зодара, сначала от тебя держаться дальше старался. И что они в тебе нашли? Малое, худое, только волосы на отличку — золотые. Так и те срезала!

Я ж хитрила, старалась тебя от герцога нашего отворотить. Не врала ни слова, но могла же и не рассказывать… Гала его, считай, снасильничала, как приехала договариваться о работе. Власть Хозяйки ей в голову ударила. Заставила при всех принять условие — с ней спать. Прилюдно он обещать должен был. Он молча потащил ее тогда, да так и таскал три года. А была бы умная… Нельзя так с мужиком… Баба должна ждать ласку, заслужить, выпросить красой своей, да еще и делать вид, что не дается. Он охотник — мужик, и не любит, когда его полюют. Да при всех… — дурная, как есть дурная. Жалеет теперь очень, полюбила его потом, все к брату его — Зодару за советом ходит, плачется, а толку? Она и ревновать его хотела заставить — не помогло. И говорила она с ним, и винилась — толку?

А что у него к тебе — не пойму я. Как приворожила. Сказала я ему — проверь, что ты на себя не похож? Проверяли — не виновата ты.

Невесту опозорил, а Галу как таскал, так и таскает. И ты нужна… Как увидел, что Зодара ты не любишь — не стал отказываться. Тянет, говорит — не могу без нее.

Я говорила с Зодаром — что ж ты не приголубил, не поцеловал? Влюбилась бы, куда б делась? Лаской да терпением-то… А он говорит — глаз не спускал, если бы хоть что проскользнуло — схватил бы и не отпустил вовеки. А ты просто красотой его любовалась — как все. Не судьба, видно… А может — и к лучшему? У старших сынов тоже семей не было, через дочку проклятье не передается. Так и пресечется проклятый род, не будут баб несчастных оставлять, да сынов на раннюю смерть плодить. Я за ним уйду, а больше и горевать некому. Дочка может и хорошо, что далеко. Зато счастливая. Мужик у нее рыжий, конопатый, они там все или рыжие, или белесые. Бабы у них страшные. Вот они и поставили условие — чтоб разрешили на осенних сватаньях им тут быть. И десяток дев самых красивых у нас отбирают. И идут ведь. Ни одну еще силком не тащили. Они там рыжие да поганые, а смотрят с восхищением, любуются, балуют, на руках носят, берегут. Что еще бабе надо? Чтобы она одна весь свет собой застила…Да дети в достатке жили. А они только богатые и едут сюда.

Ты, деточка, прости, что на тебя все вывалила. Слышала я, как ты его сегодня… Вот и лежу до сих пор, сил не стало. Я хочу, чтоб ты зла на него не держала. Просила — расскажи ей, а он — жалость мне не поможет, а последние дни отравит. Мне б ее на руках только еще раз подержать… А тут ты вовремя напилась, позорная. Вот и подержал, хоть так.

— Как подержал? Когда? Яшка… Яшка говорила, что ушли они.

— Не выдала, значит. Полночи держал и баюкал. Яшка говорит — винищем от тебя прет, бормочешь всякое, а он улыбается и смотрит, как на чудо… Ты не проговорись ему, что знаешь, не простит мне. И что они в тебе нашли?

— Сама не понимаю, верите? А что ж вы говорили, что он с Галой спит сейчас?

— Так уехали ж, я надеялась. Ты прости, но мне все равно с кем — с ней, с тобой ли — жил бы. А вдруг бы с ней что получилось? Вон она какая, где надо — кругленькая. А ты мала…

— Ага, худа да вредна. Я помню. Не переживайте — не скажу ничего. Но и обещать вам не буду ничего, извините. Зла точно уже не держу. Пойду я. Все равно не усну и вам спать не дам. А вы ж говорили, что я красивая… — А я что, говорю, что некрасивая? Нарастить тебе мяса нужно снизу да сверху, так цены тебе не будет.

— Хорошо, я постараюсь.

— Может, за то тебя и любят, что умна ты, кто ж знает-то?

Я вышла в коридор. Ребята сидели на лавке — притащили с собой. Я подошла и села между ними.

— Посижу тут под охраной. Вы не против? Только скамейку перетащите обратно к покоям герцога. Ага, вот так. Страшные истории знаете? Хотя, куда уж страшнее? Давайте, я вам расскажу что-нибудь? Про графа Дракулу слышали? Еще нет? О, вы много потеряли. Гадюки отдыхают. Это пострашнее будет. Значит, так — жил в одной стране…

До утра успела рассказать про Дракулу и поспать на плече у охранника и подумать. Получается, что причина такого всеобщего интереса ко мне проста — многие годы жизни. Но ведь только в случае, если любовь взаимна? Опять не сходится. Или надеялись внушить?

Ранним утром меня растолкали, посоветовав закончить ночь в покоях начальства. Еле встала, потянулась всем телом — затекло все, шагнула к комнате. Один из ребят прошел вперед, распахнул дверь, ступил внутрь и, с рыком схватившись за шею, рухнул внутрь комнаты. Черный змеиный хвост шевелился, виднеясь из-за его плеча.