Через день после приезда отдраен до блеска был весь дом. С помощью соседей решила проблему с водой. Наконец, закончив обустройство и наготовив себе еды, отправилась к местному начальству — Сан Санычу. Нас связывали серьезные партнерские отношения, установленные еще моей мамой при ее жизни и продолженные мною. И встретил он меня не просто с уважением, как равноценного партнера, а и с радостью. Жаль только, что мне обрадовать его было нечем.

— Я жду, жду тебя, а ты все хату драишь, хозяйка, — посмеивался, тиская меня в объятиях, директор, — хотел уже сам идти, так не солидно же.

— Я с серьезным разговором к вам, дядь Саш. По моей вине грядут определенные трудности, но я не виновата… честно.

Он завел меня в свой кабинет в новеньком здании управления, усадил в кресло и приготовился слушать. Не задавая лишних вопросов, терпеливо ожидая моего рассказа.

— В общем… Строгову сдавать больше не получится. Так уж вышло… Подумайте — может, есть какие другие возможности?

— Что там случилось, говори прямо. Понимаешь же — мне нужно знать все.

— Дядь Саш, то, что случилось, к кладам отношения не имеет.

Сан Саныч постучал колпачком ручки по столу — занервничал.

— Говорят, что ты в тягости, приехала рожать сюда. Это как-то связано …?

— До рожать еще ого-го — восемь месяцев, — бодренько ответила я, — ага… связано.

— Так ты или говори прямо, или вообще… — рассердился директор.

— Не могу я прямо… просто лучше пока не появляться там.

— Родня твоя объявилась?

— Нет… — отвернулась я, — не травите душу, дядь Саш, держусь и так из последних сил… а мне еще к отцу Никодиму идти. Тот наизнанку вывернет. И я вот что думаю — может попробовать через церковные каналы как-то? Там же тоже ювелирный бизнес… штамповка, конечно, но связи-то есть?

— Это противозаконно, Оксана. Ладно, мы это делаем… с горя, но не втягивай в это священника.

— Перед государством противозаконно, а как это выглядит перед Богом, я все же у него спрошу. Все очень серьезно, на самом деле — в Питер дорога закрыта, так что смиритесь с этим. Мне теперь беречь себя нужно — во всех отношениях.

Мы еще долго спорили, обсуждая сложившуюся ситуацию. Саныч все пытался выведать у меня всю подноготную — и так, и эдак… А я всеми силами увиливала и выкручивалась, а потом просто ушла — сердитая, как и он.

Ну не могла я признаться ему, что переспала в парковых кустах Петергофа, на прошлогодней сухой траве и практически в грязи с совершенно незнакомым парнем, а он, обозвав меня шалавой, почти мгновенно исчез после этого. А потом я учуяла его запах в мастерской того ювелира — он находился за дверью кабинета. А я уже знала, что беременна. Вынеслась оттуда, как ошпаренная, вскочила в машину и через пару часов уже собирала свои вещи в квартире. Я была уверена, что на выходе из кабинета учуют и меня.

Я вообще не понимала ни тогда, ни сейчас — почему после того сумасшествия, что случилось с нами, после тех минут блаженства и даже счастья, которые я умудрилась успеть почувствовать, меня бросили там раздетую, обозвав и облив презрением? Мне в принципе несвойственны были такие чувственные порывы, но тогда накатило что-то такое, чему просто невозможно было сопротивляться.

До этого я почти два года встречалась со своим первым мужчиной — неплохим парнем, надо сказать. И вначале нам было хорошо вместе, но потом как-то незаметно все изжило себя и мы спокойно и мирно расстались. Но такое помутнение рассудка, как в тех чертовых кустах, нельзя было даже сравнить со всем тем, что я знала раньше. Скорее всего, все дело было в его и моей природе — других объяснений у меня не было.

Наверное, такое бывает только раз в жизни — так отключить мозги, чтобы совершенно забыть о стыде, об элементарных приличиях, о контрацепции, наконец. О том, что мы хоть и в дальнем уголке, но в заведомо людном месте — в парках Петергофа всегда шарахался народ, даже когда еще не включили фонтаны. Нас легко могли застукать, да просто услышать… не знаю что это было… а сейчас и не жалею уже ни о чем.

Хотя до сих пор страшно вспоминать, как замерла, не доверяя своему слуху. Еще не выйдя полностью из совершенно неадекватного состояния — звезды в глазах, душа в раю, и тело — почти расплавившееся от сумасшедшего удовольствия. Потом, когда до меня дошло, что он и правда это сказал… Слыша нарастающий гул в ушах и глядя в его удаляющуюся спину, я дергано, как марионетка, напялила на себя одежду, запихав белье в узкий карман джинсов — он как-то незаметно раздел меня полностью, до нитки. И уже через две минуты меня там не было. На земле осталась только его куртка, измазанная в грязи.

Страшно было вспоминать, как неслась к машине на еще слабых ногах, не видя ничего за слезами, садилась в нее, трогалась с места, задыхаясь от рыданий и обиды… после этого непонятно чего. Плакала всю ночь дома, пока не уснула под утро… потом не понимала сама себя… болела, страдала.

А когда более-менее успокоилась, то просто поняла, что таки да — вела себя именно, как шалава, чего уж там? А он не так? Какой шел, такой и встретился.

Почти успокоилась уже, даже обрадовалась беременности, избавляющей меня от необходимости в будущем искать себе мужика. Потому что козлы все. И вдруг его запах — там. Убежала, потому что поняла: увижу — растерзаю, загрызу… убью на хрен! Такую сумасшедшую ненависть к нему я сейчас испытывала. К тому же, с таким унижением, даже если и заслуженным, невозможно примириться даже наедине с собой, а увидеть снова презрение в его глазах было бы просто невыносимо. Я сорвалась бы, и во что бы это вылилось — еще вопрос. Пускай я и шалава, но шалава гордая. И на этом все!


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: