― Илья? ― позвал меня Слава, переворачиваясь на спину и садясь на кровати. Я посмотрел на него и поднял брови. Он опять не бреется. Скоро медведи за своего принимать начнут, хотя они тут и не водятся.
― Чего тебе, страхолюдна ты моя? ― беззлобно обозвал я его. Он широко улыбнулся, обнажая свои клыки, которые не так давно сделал. Я обещал выбить, но он сопротивляется. Ну и ладно.
― Хочешь массаж? ― я удивился, с чего бы это вдруг такая забота?
― И кого мне надо будет убить, за такие дары?
― Я сегодня добрый, у меня настроение подходящие. К тому же ты уже вторую неделю от меня бегаешь, ― притворно обиженно, простонал этот нахал.
― Да? А кто предлагал секс втроём попробовать? Я, что ли?! ― казалось, моему возмущению нет конца и края.
― Я пьян был! У меня день ужасный был! А ты по дому в одних трусах ходишь!
― Потому что я так привык! А ты… ты… ты вообще заткнись… м-м-м!..― я пытался вырваться, но он сильнее меня, и намного. Поэтому удачно блокируя мои слабые атаки, он прижал меня своим телом к кровати и впился в мой рот своим.
Влажный язык привычно прошёлся по нижней губе, просясь внутрь. Мои губы против воли подчиняются немой просьбе, и чужой язык хозяйничает в моём рту. Дразнит мой язык своим, заставляя мой пульс участиться. Я тоже уже не мог злиться на него, а тело требовало разрядки. Гребенная физика. Притяжения, сила трения, напряжение… Слава запустил свою руку между нашими телами и накрыл ладонью мой пах, моя спина выгнулась дугой. Я застонал парню в рот, и он оторвался от моих губ, впиваясь острыми зубами в тонкую кожу на шее. Затем заботливо слизывая выступившие капли крови. Боль и нежность. Страсть. Возбуждённость. Мой собственный орган напрягся так, что стало больно из-за ткани трусов. Слава, будто поняв мой дискомфорт, снял с меня вещь и откинул в сторону. Я облегчённо вздохнул, почувствовав свободу.
Освободив и себя от одежды, парень встал, обошёл кровать и достал из тумбочки презерватив, смазку и влажные салфетки. Я усмехнулся и закусил губу, сдерживая улыбку. Мы с ним за гигиену и опрятность. Грязный секс мы оставили в прошлом. Так же, как и всё плохое. Слава вернулся ко мне, лёг на спину и дал мне в руки упаковку с презервативом.
Я взял его стоящий член в руку, провёл её вверх-вниз. Тут же был вознаграждён неудержимым стоном. Наклонился и дразня, провёл медленно языком по стволу, от самого основания. Слава положил руку на мою голову и сжал волосы. Я понимающе улыбнулся, покачал головой, и взял его в рот. Парень дёрнулся, втягивая со свистом воздух сквозь сжатые зубы. Стараясь дышать ровно, я стал толкаться головой взад-вперёд, посасывая и облизывая орган своего парня. Любимого парня. Но слов «я тебя люблю» он от меня не услышит. Так же, как и я от него. Мы показываем свои чувства на деле. А слова… Это просто слова.
Слава потянул меня за волосы, что значило, что пора остановится. За всё время, что мы вместе, мы хорошо изучили друг друга. Теперь слова остаются в нас. Открыв пакетик и надев презерватив на парня, я встал на колени, упираясь руками в кровать. Любимов встал сзади, повозился с новым тюбиком, и уже через пару минут я сжался от прохладного геля, почувствовав его на пальцах, что стали смазывать вход. Я покраснел. Никогда не привыкну к тому, что в мою задницу кто-то суёт пальцы, а меня это заводит.
Через какое-то время, когда я уже не мог терпеть, и вот-вот бы кончил от одной только растяжки, в меня вошли так резко и грубо, что я непроизвольно сжался, стискивая зубы. Слава успокаивающе положил руку мне на спину, безмолвно прося, расслабится и выпрямить спину. Когда я подчинился, парень почти вышел из меня, и снова вошёл. Стон вырвался из груди, подобно стае испуганных птиц, неожиданно и неудержимо. Слава стал быстрее двигаться, наращивая темп. Я сбивался и всё время ёрзал, пытаясь растянуть наслаждения.
― Кончи для меня… ― хрипло попросил парень. От звука его возбуждённого голоса, я подчинился и излился на простынь, сотрясаясь всем телом. Было чувство, словно вся кровь, что во мне есть, закипела до бурления, резко остывая.
После того как моё тело перестало сотрясать сладкой судорогой, Слава стал входить в меня сильнее и быстрее, просто вколачивая меня в кровать.
***
Когда мы помылись, оделись и уселись пить чай с печеньем, Слава решил испортить мне настроение. Нет, быть может, в планах у него этого не было, но он знал, что оно испортится.
― Хотел спросить. И спрашивал уже, но так как, ответа я, так и не дождался, то придётся повторить, ― мягко начал он, засовывая в рот печеньку. Потом внимательно смотрит на меня, пережёвывая и глотая. Если он тянет время, значит, вопрос мне не понравится. Или я взбешусь. Снова. С ним иначе никак. Я ответил таким же выжидающим взглядом. ― Ладно, ― выдохнул он. ― Шрамы на твоей спине. Откуда они появились?
Я помолчал. Неприятная история, но рассказывать там особо нечего.
― Тебе известно, что сверстники не очень то меня любили, ― я отхлебнул глоток горячего чая. Всегда так делаю, если вспоминаю что-то очень неприятное. Или то, что причиняет мне боль. ― Ну, однажды возвращаясь со школы, меня поймали трое каких-то подростков со старшей школы. Я тогда в первом учился. И одному из них пришло в голову меня пометить, как животное. Запихали в рот кляп, чтобы не орал, зажали в углу и «пометили». Я тогда первый раз соврал. Сказал, что с пожарной лестницы упал на железяку, ― я снова сделал глоток и посмотрел на Славу. Он сидел очень хмурый и бледный. Решив разрядить атмосферу, я ткнул указательным пальцем ему в щёку и улыбнулся. Но он не ответил. Лишь брови нахмурил.
― А почему ты прятался под маской заучки и тупого лоха? ― вновь не самый приятный вопрос. Слава это понял, и запихнул в рот несколько солёных зверушек-печений. Я улыбнулся этому невинному жесту.
― Чтобы не привлекать лишнее внимание. После смерти родителей я решил во что бы то ни стало выучиться и стать человеком. Устроиться на хорошую работу и жить так, как бы хотели мама с папой. Раньше я верил, что рай существует. И не хотел, чтобы мои ангельские родители во мне разочаровались. Хотел, чтобы хоть кто-то мной гордился. Но дома была лишь пустота и тишина. А внешность для меня вообще не имеет значения. Какая разница, красивый ты или убогий, когда рядом нет даже домашнего животного.