Сергей не ожидал от Краузе такой дешевки! Но это было только начало.
-- Вот здесь бумага, перо. -- Майор встал. -- Я приду через пять минут.
Я постучу, вы успеете надеть свою... э-э-э... чересчур эффектную маску. А
через год вы и сами забудете про то, что писали.
Майор добродушно засмеялся и вышел.
Сергей по-прежнему разглядывал сейф. Вероятно, есть же глазок, через
который за ним наблюдают. Но за пять минут можно незаметно оглядеться. Ага,
вот ящик со стружкой. Пашка его обшарил и ничего не нашел. Что это за
коробки? Странно... Двенадцать штук, картонные, обклеенные по сгибам
дерматином. Жаль, но открывать нельзя.
Когда, постучав, вошел майор, Сергей стоял у шкафа и трогал медные
ручки.
Майор подошел к столу и посмотрел на пустой лист бумаги.
-- Та-ак... Хорошо!
Майор подошел к Сергею, крепко взял его за локоть, посадил на стул
лицом к столу, а сам сел за стол. Не спуская глаз с лица Сергея, он позвонил
в бронзовый колокольчик, которым, наверно, сторож звонил раньше на уроки.
Сергей впился глазами в блестящий колокольчик, бормоча и шевеля пальцами.
Дверь за спиной открылась.
-- Вы начали с ним заниматься? -- спросил Краузе.
-- Да, герр майор, -- по-русски сказал кто-то. Сергей собрал все силы,
понимая, что начинается
главное испытание.
Тупость, тупость! Я -- животное! Я ничего не понимаю! Кругом пусто!
Комната, и стол, и колокольчик на нем расплылись, стали нечеткими, он
постарался не слушать, но слова все-таки проникали в его сознание.
-- Поработайте с мальчиком, -- кому-то говорил майор, вглядываясь в
Сергея, -- если он не скажет сам, заставьте его говорить. Мы здесь услышим
крик?
-- Да, герр майор.
"Мерзавцы!" Сразу все вокруг и лицо майора стало четким, выпуклым... И
тут он понял, что этот обострившийся, короткий, но осознанный взгляд выдает
его. Заставить себя не слышать ничего! Ни слова! Считать! Десять на два --
пять. Пять и два -- семь. Семь и пять -- двенадцать. Двенадцать на два --
двадцать четыре...
И больше он уже ничего не слышал. Он весь ушел в этот счет, мокрые от
слюны губы шевелились, он смотрел на колокольчик и не видел его. Он уже
ничего не видел и не слышал, ничего не было в его голове, кроме цифр,
бессмысленных чисел, они цеплялись друг за друга, прыгали, сплетались в
нескончаемую цепь... Он не знал, сколько прошло времени.
Рука, крепко ухватившая его плечо, вернула Сергея в эту комнату. Ему
повернули голову, и он увидел новое лицо. Человек оттянул ему веко, а другой
рукой водил взад-вперед перед его глазами блестящий молоточек. 'Сергей
невольно стал следить за молоточком, но потом.'Заставил глаза остановиться.
Он увидел пуговицу на мундире этого человека.
Тот теперь щупал его пульс. Сергей замычал, потянул руку -- сердце
бьется бешено, надо не дать сосчитать пульс! Сейчас его разоблачат, с этим
уже ничего не поделаешь, поэтому -- спокойно. И не думать о мальчике!
Ему положили ногу на ногу, ударили молоточком... Сергей завизжал,
дернулся и упал1 на пол. Его поднимали, он отталкивал руки, вращал
глазами... Его поставили на ноги, он дрожал. Как сквозь вату, он услышал
разговор по-немецки.
-- Не могу утверждать, что он здоров, -- сказал новый голос.
-- Значит ли это, -- спросил Краузе, -- что симуляция исключается?
-- Я не могу поставить точный диагноз -- симптомы не совпадают с
описанными случаями, но на симуляцию не похоже. У этого человека нет
сознания в обычном смысле слова. Самовнушением такие состояния не
достигаются.
-- Странно... Хорошо, я вас больше не задерживаю. Врач ушел, а Краузе
подошел к Сергею и крепко
взял его за подбородок. Он заставил его поднять голову и пристально
посмотрел в глаза. Сергей смотрел мимо его глаз. Краузе оттолкнул его и
отвернулся.
Сергей был настолько измотан, что не смог ощутить торжества.
Когда солдаты увели юродивого, врач вернулся в кабинет Краузе.
-- Ну а что вы думаете в действительности? -- спросил майор.
-- По всей видимости, нормален. Но симулирует прекрасно.
-- Да, приятный партнер... Скажите, в работе вам приходится
пользоваться интуицией?
-- Сплошь и рядом.
Краузе засмеялся и похлопал его по плечу.
-- Я всегда думал, что в наших профессиях много общего.
Майор наблюдал в окно за юродивым. Тот кружил около ворот, пока часовой
не прогнал его ударом приклада.
Солдаты привели Лешку в комнату и оставили одного. Лешка ждал, что
сейчас придут его пытать, и мысли у него путались от страха. Однако минуты
шли, а никто не приходил.
В комнате стояли стол, шкаф и два стула. В окне была решетка. Сердце у
Лешки замираЛо, когда в коридоре раздавались шаги -- вот идут за ним, вот
сейчас...
Ну почему он не послушался Сергуню и не убежал? Он и сам не знал, что
заставило его остаться. Когда он услышал за стеной, в доме, верещание
Сергуни и представил, как солдаты бьют его коваными сапогами, он остановился
и повернул назад. Он не знал, что чувство, которое заставило его забыть о
себе и идти на помощь Сергуне, называется отвагой.
Теперь опять до него долетел приглушенный стенами Сергунин визг. Это
было жутко: весь дом полон тишины и неизвестности, и только где-то в его
нутре, в комнате пыток, нечеловеческий крик. Лешка метнулся к двери -- она
была заперта. Он бросился к окну, но из него была видна только часть глухого
забора. Никто не мог теперь спасти его, он у фашистов в руках, и он один.
И Лешка заплакал. Слезы брызнули из глаз, словно они шли из него под
напором. Он рыдал, не сдерживаясь, и все плотней прижимался к стене
вздрагивающим телом.
И тут открылась дверь: кто-то вошел. Лешка не мог сдержать громкого
судорожного всхлипывания. Человек обогнул шкаф и остановился перед Лешкой.
Это был Краузе.
-- А почему ты плачешь? -- Краузе удивленно поднял брови.
Лешка отчетливо вспомнил, как студент театрального института,
похрустывая пальцами, раздраженно говорил: "Ты маленький испугавшийся
мальчик. А мальчики от испуга плачут. Я понятно говорю?" И оттого, что так
вовремя и без всяких усилий у него получились слезы, Лешка как-то
успокоился.
-- Тебя кто-нибудь обидел? -- снова спросил Краузе.
-- Почему Сергуня кричит? Не бейте его, он ничего не сделал!
-- Его не бьют. Ему сказали, что тебя будут бить, и он рассказал мне
все, что я хотел узнать. Правда, он сказал, что встретил тебя на дороге, ты
потерялся и был без родителей, и он тебе предложил поиграть в игру, будто он
дурачок. Но я не думаю, что он встретил тебя на дороге. Он обманул меня.
"Всегда говори свою легенду, как бы тебя ни пытались запутать", --
вспомнил он слова Сергуни.
-- Сергуня не может говорить, он больной, -- сказал Лешка.
-- Он рассказал, как вас забросили через линию фронта. И что вы не
нашли в Сотниковом бору группу с передатчиком. Нам пришлось их убить
незадолго до вашего прихода... Ну и так далее. Я тебе все это рассказываю,
чтобы ты зря не мучился. А вообще мне от тебя ничего не надо.
Неужели Сергуня все рассказал?! Да нет же! Сергу-нин крик раздался
несколько минут назад, значит, он еще играл свою роль. Когда же он успел бы
все рассказать, если Краузе здесь уже минуты три? Краузе обманывает.
-- Но поскольку Сергей не назвал твою фамилию, ты мне ее скажешь сам. И
тогда я тебя отпущу.
-- А Сергуня? -- вырвалось у Лешки, и он испугался, что сказал
неправильно. Но лицо у Краузе было спокойное.
-- А я его уже отпустил. Он мне больше не нужен. Ну, так как твоя