-- Ха! -- Матвей дернул головой. -- Тут всех не схоронишь. Нужна? -- он

кивнул Сергуне на винтовку.

-- Нет.

-- Не знаю, брать ли, нет... -- Матвей нерешительно потрогал винтовку

носком сапога, потом перешагнул ее и зашагал в лес.

Когда отошли немного, Лешка вдруг почувствовал, как холодеет у него лоб

и темнеет в глазах. В ушах зазвенело, он понял, что сейчас упадет. Он

прислонился к дереву грудью, прижался лицом к шершавой коре.

-- Леша... -- позвал Сергуня.

-- Иду, -- выдавил Лешка и отлепился от дерева. Было уже полегче, он

обошел толстый ствол и побрел вперед.

Он видел столько мертвых за этот блокадный год -- и от голода умерших,

и убитых при артобстреле... Этот тоже убит немцами, но какой-то он не такой

убитый. Разница, наверно, в том, что те умирали как бы случайно -- снаряд

летит за десятки километров, и неизвестно, где упадет. А в этого человека

целились. Лешка ощутил тот ужас, когда бежишь, а ствол автомата движется за

тобой, и не спрятаться, и пули сейчас полетят неотвратимо... Конечно, он

ничего подобного раньше не испытывал, но вот через мертвого как бы испытал.

И еще он почувствовал: ведь это здесь его убили немцы всего несколько

часов назад, здесь они шли, где Лешка идет, и, может, совсем недалеко они

сейчас, может, даже следят за ними!..

Лешка догнал Сергуню, он старался теперь идти как можно ближе и

натыкался на него, сбивался с шага. Сергуня раз оглянулся, второй, потом

остановился и внимательно посмотрел на него. И вдруг протянул ему ладонь.

-- Сожми!

Лешка неуверенно пожал его руку.

-- Сильней!

Лешка сжал что есть сил. Сергуня скривился, замахал рукой, подул на нее

и выпучил глаза на Лешку.

-- Так руку сломать можно! Ты что?! Сергей улыбнулся.

-- Потопали. Привал скоро.

И странное дело -- Лешка успокоился и даже повеселел.

Привал сделали, когда лес впереди поредел и в просветах стало видно

желтое поле. Расположившись в мелколесье, не выходя на открытое место,

Сергуня отрезал всем хлеба и сала, Лешка достал из кармана соль, завернутую

в тряпочку. Матвей ел жадно и молчал.

-- Сколько еще идти? -- спросил его Сергуня. Тот только рукой махнул.

Рожь на поле стояла несжатая, поникшая от дождей. Они обогнули поле по

краю и снова углубились в лес. Потом лежали в кустах у лесной дороги. Она

была пуста. Выждали немного и перебежали через нее.

Матвей все время молчал, говорил только необходимое и становился все

мрачней. Лешка устал. Обут он был в кожаные ботинки, поношенные, но прочные.

В Ленинграде он в них ходил несколько дней -- и ничего, а тут носки стали

сбиваться и тереть. Пришлось переобуться.

И опять хотелось есть.

Лес пошел сырой, мелкий, попадались болотца, где приходилось прыгать с

кочки на кочку. Раньше-то шли по тропам или просекам, а тут идти стало

невмоготу. Лешка отставал, Сергуня дожидался его, а Матвей все чаще

скрывался из виду. Наконец выбрались на высокое сухое место, поросшее

соснами. Лешка как вылез наверх, так и упал на сухую хвою.

-- Отдохнем, -- сказал Матвею Сергуня.

-- Тут с километр -- шоссейка, -- сказал Матвей.

-- Переходить надо?

-- А то!

Лешка свернулся калачиком. Он был одет во взрослый пиджак, перешитый по

нему в плечах. Пиджак был подбит заячьими шкурками и грел здорово. Лешка

незаметно заснул. Проснулся оттого, что его тронули за плечо. Приподнялся,

но тут же рука Сергуни прижала его к земле. -- Тсс...

Они лежали наверху гривы заросшего лесом холма. Впереди была низина с

кустарником и редкими осинами, и оттуда доносилось урчание мотора. Лешка

легко различал машины по звуку -- это был грузовик. Он не сразу понял,

почему так напряжен Сергуня и зачем Матвей ползет в сторону. Ну грузовик и

грузовик! Только когда мотор смолк и стали слышны голоса -- незнакомые,

никогда не слышанные голоса, -- он испугался. Немцы! Он помнил, как

разговаривал Сергуня с эсэсовцем, помнил кое-что из своих занятий немецким

-- перед самой войной к ним домой ходила учительница и учила Лешку немецкому

языку. Но этот язык был непохожим -- говорили коротко, с паузами,

перебрасывались отрывистыми фразами. Посмеивались... Застучал топор.

Затрещало падающее дерево. Опять стучал топор. Потом голоса стали гуще,

стукнул борт грузовика, и мотор снова заработал. Слышно было, как поехала

машина, как постукивали борта и хлестали по ним кусты. Потом ничего не стало

слышно. И тут Лешка подумал, что ведь нашей машины здесь быть не может.

Любая машина -- это значит немцы. И хотя не было холодно и лежать было

хорошо, стало неуютно и захотелось домой, в Ленинград. Пусть идет

артобстрел, пусть голод, но можно затопить печурку, и сидеть возле нее, и

слушать стук ходиков. И все звуки за окном: трамвай прогремел, машина

проехала, разговаривают во дворе, хлопнула дверь -- все звуки наши, не

вражеские.

Матвей повел их в обход того места, где немцы срубили дерево. Дорогу

перешли в сумерках. Перед этим долго лежали в кустах. Здесь и поели.

Проехали по дороге две телеги, на одной ехал старик, на другой -- женщина.

Потом промчались одиннадцать мотоциклов с колясками -- немцы были в

пилотках, без касок, ехали спокойно, по сторонам не глядели. Больше никого

они на дороге не увидели.

Лешка плохо помнил, как они добрались до стога на лесной поляне, как

забрались в него. Он уснул сразу.

12

Сергея беспокоил Матвей. С самого начала видно было его нежелание

выполнить приказ командира и вести их в Сотников бор. Однако он вел. Но чем

больше становилось расстояние между командиром и Матвеем, тем, конечно,

сомнительней делалась сила приказа. И Сергей внимательно следил за Матвеем.

Тот вывел их из леса на приречную луговину, опустился на траву и сказал,

мотнув головой:

-- Пришли.

Впереди темнел лесной остров, а за ним тянулся по горизонту сплошной

лес.

-- Сотников бор, что ли? -- спросил Сергей. - Ну.

Сергей представил себе карту этого места, он ее помнил до мельчайших

подробностей.

-- А Веригово в какой стороне? -- спросил он. Матвей показал правильно.

-- А Кропшино, значит, туда? -- Сергей для проверки показал совсем в

другую сторону.

-- Не. Во-он, от бора влево, и там трактом километров пять будет.

Все правильно, Матвей не обманывал. Перед ними был Сотников бор.

-- Ну, спасибо тебе, -- Сергей протянул Матвею руку, тот поглядел на

нее и вяло пожал. -- Тебе далеко, до базы идти?

Матвей вдруг вскочил и взмахнул руками.

-- Три дня топать! Понял ты? Три дня! Да по открытому, да два моста!

Мосты я как перейду? По воздуху? С этим...

Он пнул ногой свою винтовку, отвернулся и шумно выдохнул воздух.

-- А ты чего в партизаны пошел? -- резко сказал Сергей. -- Руками

махать? Наше дело одно -- приказы выполнять. Или не так?

-- Да так! Что я, не понимаю? Но на мостах-то полицаи стоят, вот чего.

-- Лодку ищи. Ночью -- на бревне... Не мне тебя учить.

-- Ладно, -- Матвей опустил голову, -- чего плакать заране. Пойду.

Он закинул винтовку за спину, и Сергей тихо сказал:

-- Мы ведь тоже не в гости к бабушке.

Матвей вдруг засмеялся, посмотрел на Лешку и Сергея и покачал головой.

-- Да-а... Жили не тужили, а тут... В своих же лесах как волки шастаем.

Ну, бывайте. Ни пуха вам.

-- К черту! И тебе того же.

Они смотрели ему вслед, пока он не скрылся в мелколесье.

До бора дошли засветло. Сергей сориентировался: от юго-восточной

оконечности бора, от того места, где тихая речушка делает изгиб, в полутора