Генерал не успел ответить: вошел адъютант и сообщил о прибытии

командира полка.

-- Пусть войдет.

Тяжело дыша, в блиндаж поспешно вошел Баталин. Комдив поздоровался с

ним и, прищурившись, сказал:

-- А здорово вы вчера ударили по немцам, а? Наверное, так бы и

продолжали молотить, если б я не приказал прекратить огонь?

-- Артиллерийская подготовка должна была длиться двадцать минут, а я

вел ее всего лишь пять,-- ответил Баталин.

-- А почему вы не начали ее раньше?

-- Мы не были готовы, товарищ генерал.

-- Не были готовы,-- с оттенком раздражения повторил комдив.

На этот раз Баталин не совсем понимал командира дивизии: ведь он,

Баталин, точно выполнил приказ -- открыл огонь в условленное время. Не

виноват же он, что появилась эта проклятая луна и помешала разведчикам

проникнуть через передний край противника...

Генерал внимательно посмотрел на него, затем взял со стола красную

книжку и привычным движением раскрыл заложенную страницу. "Боевой устав

пехоты",-- успел прочесть Баталин.

-- Вот посмотрите сюда,-- тихо предложил Сизов.

Роняя с широкого лба капли пота, Баталин стал читать. Подчеркнутая

комдивом статья устава говорила об инициативе командира в бою. Огромный, с

суровым, свинцово-тяжелым блеском в глазах, Баталин как-то вдруг ссутулился

и покраснел: ему была хорошо известна непреклонная строгость генерала, хотя

на себе он еe редко испытывал. Вот сейчас генерал не ругал его -- и это было

еще тяжелее.

-- Возьмите... На память от меня,-- комдив указал на устав.-- И почаще

заглядывайте в эту книжку. Полезно! А теперь идите.

Подполковник повернулся и, медленно переставляя свои толстые ноги,

тяжело вышел из генеральского блиндажа. На улице было прохладно, но Баталин

расстегнул ворот гимнастерки. Подошел к коню, привязанному у дерева, с

трудом перекинул в седло свое большое, грузное тело. С озлоблением

пришпорил. Конь присел, дико всхрапнул и, выбрасывая себе под брюхо песок,

тряской рысью помчался в сторону Донца, закрытого густой завесой тумана.

Устало опустившись на стул, генерал взял из стопки книг еще какой-то

устав. Листая его, он как бы размышлял вслух:

-- Самое страшное в том, что Баталин до этой минуты даже не чувствовал

никакой вины за собой. Нужно было разбить это убеждение. Инициатива офицеров

и солдат в бою нам необходима. Наш Боевой устав со всей силой подчеркивает

это. Я вот уже статью об этом написал для нашей газеты.-- Сизов раскрыл

полевую сумку, вынул оттуда конверт.-- Прошу вас, прочтите... скажите потом

свое мнение и передайте, пожалуйста, редактору,-- добавил он, отдавая

конверт Демину.

Потом подумал еще о чем-то, улыбнулся вдруг, доставая из той же стопки

том "Войны и мира". Неожиданно заговорил:

-- А вы знаете, Федор Николаевич, чем велик был старик Кутузов? -- и,

помолчав, светлея в лице сам, ответил: -- Он отлично знал душу солдата. Да и

сам, пожалуй, был солдат. Хитрый, умный русский солдат!..

Все более воодушевляясь, Сизов начал читать, очевидно, особенно

понравившееся ему место:

-- "Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и

закрыл глаза. Кто-то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты

подошли и поставили их древками вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал

несколько минут и, видимо, неохотно, подчиняясь необходимости своего

положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он

внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.

-- Благодарю всех! -- сказал он, обращаясь к солдатам и опять к

офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо были слышны его

медленно выговариваемые слова.-- Благодарю всех за трудную и верную службу.

Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки".

Сизов, взволнованный, утирая пот с лица, перестал читать. Посмотрел на

тихо слушавшего и как будто чем-то немного удивленного Демина.

-- А какая гордость звучит в его словах. Русская гордость! Вы только

послушайте...

И генерал снова начал читать, голос его чуть дрожал:

-- "Нагни, нагни ему голову-то,-- сказал он солдату, державшему

французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев.--

Пониже, пониже, так-то вот. Ура! ребята,-- быстрым движением подбородка

обратясь к солдатам, проговорил он.

-- Ура-ра-ра! -- заревели тысячи голосов.

Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и

глаз его засветился кротким, как будто насмешливым блеском.

-- Вот что, братцы...-- сказал он, когда замолкли голоса.

И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить

главнокомандующий, заговорил простой старый человек, очевидно что-то самое

нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.

В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее

слышать то, что он скажет теперь.

-- А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что дeлать! Потерпите,

недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда".

Генерал закрыл книгу, положил ее на прежнее место, подровнял с другими

книгами. Сказал, сверкнув на Демина своими быстрыми, молодо заблестевшими

глазами:

-- Это был настоящий отец солдатам. И он побеждал.

Слушая Сизова, полковник удивлялся, как это сидевший против него такой

пожилой человек, обремененный сложными обязанностями, успевал не только

прочитывать все эти книги, аккуратно собранные и сложенные на столе, но и

писать еще статьи в газету,-- где находил он для этого время?

-- Вам надо отдохнуть, Иван Семенович,-- участливо сказал полковник.

-- Вот как раз сейчас этого и нельзя делать. Разведчики еще на этом

берегу. Надо подумать, как бы их получше переправить. Эта операция для нас

очень важна!.. Немецкое командование подбрасывает на наш участок все новые и

новые силы. Это неспроста...

В дверях появился адъютант и сообщил, что пришли танкисты.

-- Зовите их быстрее!..-- оживился генерал.-- Ну вот, а вы говорите --

отдыхать! Нет, Федор Николаевич, отдыхать сейчас не время. Останьтесь.

Посидите. Танкисты -- народ интересный.

-- С большим бы удовольствием, Иван Семенович, но должен спешить на

совещание с парторгами. Они, наверное, уже ждут.

Демин вышел из блиндажа, остановился на опушке леса. Осмотрелся.

Справа, километрах в девяти, виднелся подернутый сизой, трепещущей дымкой

занятый врагом Белгород, слева, подальше,-- Волчанcк; прямо за Донцом,

окруженная дубовой рощей, белая, как плешь древнего старика, грелась на

солнце меловая гора; от горы перепутанной зеленой бородой сбегал по

извилистому овражку разномастный кустарник. По эту сторону вдоль реки

вытянулись полуразрушенные села. То там, то сям вихрились султаны разрывов.

Позади, в трех-четырех километрах, отделенный от Донца поляной и небольшими

рощами, могучей ровной стеной стоял темный и сырой Шебекинский лес.

Зеленый ковер покрывал обласканную теплыми лучами землю. И только там,

где разрывались снаряды, ковер этот был порван, издырявлен черными

воронками, испятнан минами. Чем ближе к переднему краю, тем больше виднелось

этих безобразных пятен, словно тут паслось огромное стадо кабанов. Воздух

был чист и прозрачен.

6

Разведчикам удалось, наконец, снова отправиться в путь. На этот раз

вместо неожиданно заболевшего лейтенанта Марченко с группой пошел сержант

Шахаев.

Полк Баталина вел бой уже в другом месте. Операцией руководил сам