-- Какого черта! -- Либель с досадой ударил кулаком по баранке. -- Кто
у вас тут старший, позовите!
Юнец куда-то исчез и вскоре появился со стариком в форме фельдфебеля.
Только что созданные той осенью отряды фольксштурма состояли из призывников
семнадцати и шестидесяти лет. Старик, внимательно прищурив дальнозоркие
глаза, долго разглядывал удостоверение Либеля.
-- Абвер! Он из абвера! -- зашептались стоявшие рядом мальчишки в
солдатской форме.
Наконец старик уразумел, в чем дело, и лихо взял под козырек.
-- Но ведь там, должен вам доложить, господин обер-лейтенант, как вы
сами слышите, налет авиации... На станцию Зоссен... Это весьма опасно!
Либель усмехнулся.
-- На фронте еще опаснее, фельдфебель!
Шлагбаум поднялся, и обер-лейтенант на полном ходу повел машину через
мост. Еще с насыпи он увидел подымавшееся за дымным облаком пламя. Горела
станция, а в полутора километрах от нее (Либель отлично определял на глаз
расстояние), сбавляя скорость, подходил дрезденский экспресс. Свернув с
шоссе, обер-лейтенант повел машину по какой-то лужайке прямо навстречу
поезду. И в этот момент послышался свист бомбы, раздался взрыв. Либель
остановил машину и выскочил из кабины.
Основная часть самолетов -- это были американские тяжелые
бомбардировщики--уже прошла на Берлин. Но два самолета отстали и теперь
атаковали станцию Зоссен и подходящий поезд. Крупнокалиберные пули грохнули
по крышам вагонов.
Оттуда в панике выпрыгивали люди. Обер-лейтенант, не видя и не слыша
ничего вокруг, кинулся к четвертому вагону. С трудом он пробился сквозь
встречную толпу и втиснулся в купе. На диване сидел высокий загорелый
человек в мундире капитана вермахта, одной рукой он прижимал к щеке носовой
платок, другой держал большой черный портфель. Стекло в окне было разбито.
-- "Циклон"! -- сказал полушепотом Либель, автоматически подымая руку в
приветствии.
Человек поднялся, не отнимая руки от лица.
-- Возьмите мой чемодан, -- сказал он. -- Портфель я понесу сам, в нем
документы. О черт, как это некстати! Меня огрело осколком стекла.
Посмотрите, что там? Он отнял руку.
-- Пустяк, -- сказал Либель. -- Вам наложат шов. Немного рассечена
щека. Идемте!
Взяв одной рукой чемодан, другой поддерживая капитана, Либель помог ему
выбраться из вагона.
Они почти сбежали по насыпи и направились к машине. Американские
самопеты разворачивались невдалеке на второй заход.
Обер-лейтенант помог высокому Шварцбруку влезть в фургон "оппеля".
-- Что, не нашлось другой машины? -- спросил капитан, втискиваясь в
кузов.
-- Инструкция требует, господин капитан, чтобы машина была закрытой и
чтобы вас никто не видел. Мы поедем по городу,--ответил Либель. -- Прошу
вас, быстрее, самолеты возвращаются.
-- Да, они теперь не отвяжутся. Штурмовать пассажирский поезд, -- это
для них неплохое развлечение.
Либель захлопнул дверцу, и под щемящий душу оглушительный треск новых
очередей сел за руль.
На автокроссе с препятствиями Либель наверняка занял бы не последнее
место. Сквозь всю суматоху, царившую на станции, он сумел пробраться на
шоссе. Машину кидало из стороны в сторону, обезумевшие от страха люди
бросались прямо под колеса, что-то сильно ударило по кузову то ли снаружи,
то ли изнутри. Наконец, по сторонам снова замелькали липы. Промелькнул мост,
бросились врассыпную от машины мальчишки из фольксштурма. Фургон вышел
из-под огня. "Ну, что вы скажете теперь относительно тыловиков, господин
Клетц?"
Обер-лейтенант остановил машину. Нужно посмотреть, как там гауптман
Шварцбрук? Пожалуй, надо бы сделать ему перевязку. Как всякий запасливый
немец, Либель в то время возил с собой аптечку. Он достал ее из-под сиденья
и отправился к задней дверце. На крашенном металле борта обер-лейтенант
увидел свежую пробоину. С замирающим сердцем он открыл фургон. Капитан
Шварцбрук лежал на дне кузова. Либель, затаив дыхание, осмотрел его. Мертв,
Вероятно, это произошло, когда машина уходила со станции. Дурацкий случай!
Случай-то случай, но это грозило обер-лейтенанту Либелю многими
неприятными последствиями. Теперь у оберштурмбаннфюрера Клетца были все
основания дать возможность тыловику "понюхать фронт". Тем более что
свидетелей гибели капитана Шварцбрука не было. "Чертов полицай" наверняка
может назначить следствие. Все это никак не входило в планы обер-лейтенанта
Либеля, тем более, что он вовсе и не был ни Карлом Либелем, ни настоящим
обер-лейтенантом. В секретных списках советской разведки перед его простой
русской фамилией стояло совсем другое воинское звание: "Полковник".
Либель призадумался. В запасе у него всего час-пол-тора. Но вот он
принял решение и на своей машине, внезапно превратившейся в катафалк,
помчался к Берлину.
Вы ошиблись, господин фельдмаршал
Генерала Кребса -- начальника штаба сухопутных войск -- с утра
одолевало растущее чувство раздражения, в причинах которого он, впрочем,
побоялся бы признаться и самому себе.
Ночью он вернулся в Берлин из новой ставки в Гессене, около города
Цигенберга, где вместе со всем составом генерального штаба вермахта принимал
участие в совещании.
В подземном зале вокруг большого стола собрались фельдмаршалы и
генералы. До начала совещания шли негромкие разговоры. Внезапно все стихло.
Из потайной Двери вошел фюрер. Минуту его взгляд блуждал по залу, он словно
нюхал воздух. Затем, слегка волоча правую ногу, подошел к единственному
креслу и сел, сильно сутулясь.
Кребс отметил, что левая рука фюрера стала подергиваться еще сильнее со
времени прошлого совещания.
Сразу же после того, как генерал-полковник Йодль доложил о приближении
Советской Армии к границам рейха, Гитлер, следивший за его докладом по
карте, резко выпрямился, с силой бросив на стол толстый цветной карандаш.
Глаза его вспыхнули знакомым всем угольным блеском.
-- Высшие силы, -- медленно начал он, -- придут на помощь великой
Германии. Русская армия погубит себя с первых шагов по нашей земле! Тогда
пробудятся все силы нации! Тогда только мир узнает тотальную войну!-- Голос
его достиг верхней точки. Гитлер, казалось, старался перекричать самого
себя. Бледное лицо стало зеленоватым. -- Я снова поведу свою армию на
Восток!
В подземном бункере стало тихо. Было слышно, как где-то рядом капает
вода. "Должно быть, умывальник, -- подумал Кребс. Он оглядел генералов,
которые стояли, захваченные порывом фюрера. Фельдмаршал Кейтель снял
старомодное пенсне и, близоруко щурясь, немного испуганно смотрел на
Гитлера.
После глубокой паузы фюрер продолжал:
-- Мировую историю можно делать только в том случае, если на деле
станешь по ту сторону трезвого рассудка и вечной осторожности, все это нужно
заменить фанатичным упорством. Только враги и трусы, -- он снова начал с
низкой ноты, -- могут сомневаться в нашей победе. Военный и промышленный
потенциал империи использован далеко не полностью... Моя армия несокрушима,
мы получим... -- Голос его снова оборвался. Я отдал приказ о новых мерах,
--тихо закончил он и резко повернулся.
Кребс заметил, как фюрер быстрым движением забросил за спину дрожавшую
руку. Затем он вышел из бункера. Речь фюрера произвела на Кребса тягостное
впечатление. "Видимо, это правда,--подумал он, -- что доктор Морелль, личный
врач фюрера, увеличил число возбуждающих уколов до шести в день. Гитлер,
кажется, действительно тяжело болен".