Глава 9

На следующий день я стояла на вокзале и брала билет на поезд. В последний день снимали бронь и билеты были. Во всяком случае, возможность уехать для одного человека была всегда. Дорога занимала сутки — это возможность, в первую очередь, хорошенько выспаться. Под стук вагонных колес мне всегда замечательно спалось, даже не имело значения, чем занимаются попутчики — спят, едят, шастают туда-сюда…. Еды всегда брала минимум — все равно всю дорогу просплю.

На этот раз порадовало отсутствие мужчин в купе. Мамочка и бабушка все время были заняты грудным ребенком — кормили, развлекали, меняли подгузники. Я забралась на верхнюю полку и оттуда почти не высовывалась. На вокзале, в моем родном городе, меня никто не встречал, потому что я не сообщила о своем приезде, позвонив маме, только когда уже подъезжала к дому.

По дороге любовалась летом. У нас по вечерам уже чувствовалось приближение осени, постепенно изменяющей цвет парков и скверов — желтели березы и клены, медленно краснели рябины и осины. А здесь, гораздо южнее, все зеленело и буйствовало совсем по-летнему.

Всех своих застала дома — вечер. Даже брат был там и приветствовал меня, дернув за косу и сказав, что я «так ничего себе». Великовозрастный оболтус, поздний ребенок… Разница между нами была в десять лет и его должны были этой осенью забрать в армию — поступление в военное училище он провалил. Мама охала и обнималась, папа тихо улыбался, глядя на суету, которую мы подняли. Моя внешность никого не удивляла. Старик расстарался — это я поняла еще в ходе общения по скайпу. В общем, не особо он и напрягался — плотно поработать пришлось только с семьей.

Сели ужинать, посидели, поговорили. Когда брат ушел к друзьям, рассказала родителям о предложении Никиты. Меня поддерживали в нежелании светиться в столице и переживали, чем окончатся переговоры с московской фирмой. Радовались успехам, просили сказать что-то на иностранных языках. Вспоминали, как переживали за меня. И вместе со мной строили предположения, откуда что взялось и как это объяснить.

Мне не важно было, о чем мы говорим. Просто отстранилась от всего, что было за стенами, слушала их голоса, смотрела на лица. Мама со своей вечной «легкой» химией — привычная такая, как всегда, папа с небольшой щетиной на лице — отращивает зимнюю бородку. Потому что «согревает в холода борода», а бриться лень. Выглядели они неплохо, ни на что не жаловались, так — по мелочи. Но я помнила фразу о том, что механизм саморазрушения уже запущен и абсолютно здоровых людей не бывает. Так что по половинке яблока им пришлось съесть. Я проследила, чтобы не осталось ни зернышка. Втолковывала им, что это гостинец «от зайца». Папа приносил нам в детстве маленькие вкусности, купленные по дороге с работы под эту присказку.

Дождалась брата с гулянки, куда он уходил, и ему скормила половинку. Спать легли поздно. Мне было хорошо и спокойно. Уже засыпая, отметила для себя с улыбкой, что сегодня — впервые за многие месяцы, я смеялась с ними… просто смеялась.

В таком же ключе прошла остальная неделя. В предпоследний день сходила к школьной подруге. Мы раньше крепко дружили с ней, но потом она очень рано вышла замуж и осталась в родном городе, а я уехала учиться. В мои приезды я всегда ходила в гости к ним, хотя уходила всегда расстроенной — у ее сына был церебральный паралич. Он приволакивал ножку, весь перекашивался, даже смотреть на это было тяжело. Как они выносили это, привыкли? Таких детей было много, но именно этому я могла помочь. Посидели с подругой, обменялись новостями, а маленького Никитку я накормила яблоком «от зайца». Вместе с ним похихикали над этим, а я радовалась, что у него все будет хорошо. Я знала это совершенно точно.

Через шесть дней после приезда меня проводили на поезд. Наташа настаивала на том, чтобы я вернулась. Был какой-то звонок из Москвы. Нужно было посоветоваться и окончательно определиться, что будем делать дальше.

Билет на обратную дорогу я взяла на скорый поезд и приезжала очень рано — в четыре утра. На перроне было холодно, а после теплого вагона и под холодным утренним ветерком я моментально замерзла. Тонкие летние джинсы и футболка с легкой ветровкой не спасали от холода, пришлось быстро идти к стоянке такси. Очереди почти не было — слишком рано, поэтому через сорок минут я уже открывала дверь своей квартиры.

В прихожей чуть не споткнулась о большие мужские кроссовки и обмерла. Рассматривала их, как змею, почти задохнувшись от сумасшедшей догадки. В квартире было тихо. Я осторожно поставила сумки на пол и на цыпочках двинулась дальше в помещение, не закрыв, а только прикрыв входную дверь. Заглянула на кухню — там никого не было и не ощущалось запаха еды. В ванной и туалете свет не горел, и я прошла в комнату. Там тоже было тихо и пусто.

Не знаю, что толкало меня исследовать квартиру одной, почему-то мысли не мелькнуло о грабителях. Мыслей не было вообще, внутри все сжалось, я забывала дышать. В спальне на моей кровати, спиной ко мне, спал мужчина. В светлых джинсах и белой футболке. Его длинные темно-каштановые волосы, стянутые кожаным ремешком, рассыпались по подушке. Он обнимал ее обеими руками, отвернувшись к стене и его лица не было видно.

На подламывающихся ногах я подошла к креслу и почти упала в него. Кресло скрипнуло, и меня пронзил ужас — я не готова была видеть его, мне нужно было время прийти в себя. Он не услышал и не проснулся, а я молча сидела, обмякнув в подушках и выключив мозги полностью. Сама не понимала, что чувствую. Скорее, в этот момент — ничего. Шок! Не знаю, как долго я просидела, прожигая в нем дыры взглядом. Но вот он шевельнулся, развернулся к двери и я увидела сонное лицо Старха. Бороды и усов не было, но я узнала его мгновенно — смотрела в глаза и молчала. Я опять не могла заговорить первой.

Он моргнул пару раз и выдохнул: — Даша…

Я отмерла и почему-то отшатнулась, дернулась назад.

Он резко сел на кровати и быстро сказал: — Не прогоняй меня! Даша! Выслушай! — На помятом ото сна лице отразилось отчаянье. А меня потянуло к нему… Как сомнамбула, я встала, шагнула, подняла руку и прикоснулась ладонью к его лицу — мне нужно было удостовериться, что я не брежу. Он тоже встал и стоял, опустив руки и не дыша. Я провела рукой по его щеке, гладкой и выбритой и из глаз хлынули слезы.

— Даша, маленькая моя, ну что ты? — прошептал он, осторожно обнимая меня. И тут меня накрыло! Я вцепилась в его футболку двумя руками, сжав кулаки, и уткнувшись лицом ему в грудь, зарыдала, трясясь и всхлипывая. Из горла рвался крик, и я глушила его, грызя ребро своей ладони. Меня колотило от невозможности со всей силой выплеснуть все то, что я чувствовала. Сквозь рыдания успевала выговаривать:

— Ничего… я сейчас…извини…сейчас-сейчас…ох, истерика…подожди.

— И опять выла ему в грудь, вымачивая футболку слезами и соплями, и меня постепенно наполняло ощущение такого всепоглощающего счастья, что все это просто разрывало меня изнутри, я дышала с трудом. Меня бережно поддерживали, поглаживая по спине и подхватив, чтоб я не упала. Он что-то бормотал мне в волосы, я не слышала — что. И это было так правильно, что он держит меня, что он здесь, что мы вместе!

Постепенно эмоции схлынули и я успокоилась. Оторвалась от него, подтолкнула к кровати и он сел на нее. Сама сделала шаг назад и опустилась в кресло. Мне нужно было насмотреться на него, видеть его всего. Мы опять молчали, глядя друг на друга. Не хотелось говорить, не хотелось вспоминать и выяснять ничего. Сейчас мне было хорошо и хотелось это «хорошо» продлить. Наконец, я спросила: — Ты как здесь?

— Очень долго рассказывать, очень. — Старх улыбнулся чуть виновато. — Ты же понимаешь — я не мог отказаться от тебя, продумал, что делать и у меня получилось.

— Ты хочешь кушать? Я сейчас приготовлю. Потом мы пойдем в парк, и ты мне все расскажешь. У тебя есть на это время?

— Да, Даша, у меня есть время. Давай покушаем. И сходим.

Мне нужно было выслушать все, не глядя ему в глаза. Идя по дорожке парка. Я не знала, что услышу и не знала, как буду реагировать, и у меня должна была быть возможность спрятаться, отвернуться. Скрыть выражение лица. Почему-то мне опять было не по себе. Я не вызывала в памяти обиды, просто опять нахлынула действительность. Прошел момент безоговорочной душевной близости, впереди выяснение отношений и этого не избежать. Страшно было, если он не понял, почему я ушла. Тогда все напрасно, и его приход сюда тоже.