Глава 3

Со времени отъезда неожиданного гостя моя жизнь неуловимо изменилась. Стремительный и насыщенный событиями день встряхнул меня и круто изменил отношение ко всему происходящему. Теперь в том, что я здесь нахожусь, появился смысл. И желание сделать свою часть работы лучше привносило какое-то оживление в мои будни. Я все так же спала, добывала и готовила еду, мыла голову раз в неделю. Так же купалась и загорала, но теперь не на лужайке, а на полоске травы за кустами у озера. Мало ли… кого-то еще принесет, а я тут голяком.

Собирала ягоды, заливая их медом в горшочках и сушила листья смородины, малины, мяты, брусники и земляники, укропа. Будут кому-то чаи и приправа на зиму. И все это в ожидании вечера, в предвкушении одностороннего общения с обширной аудиторией моих слушателей.

И к репертуару я стала относиться ответственнее, хотя и не знала, понимает ли язык моих песен князь по ту сторону границы? Почему-то была уверенна, что он будет слушать эти концерты по вечерам хотя бы для того, чтобы удостовериться что гадюки присмотрены.

Я давно перестала на него обижаться за поспешный отъезд. Причины спешить, действительно, были очень серьезные. Огромная ответственность лежала на правителе любого государства, неважно — большого или маленького. В моем представлении понятие «княжество» ассоциировалось с названием «Монако». Оно же означало что-то маленькое и незначительное. А с другой стороны — княжества времен Великой Руси были целыми государствами. Могла быть и золотая середина, это было несущественно.

Правитель сейчас находился там, где и должен был, а я значительно облегчила ему жизнь и в мыслях уверенно рассчитывала на его молчаливую благодарность. И пылкая фраза о желании увидеть певицу тоже имела простой смысл, а мне послышалось в ней романтическое звучание. При всем том, я как-то осознанно не воспринимала его, как объект женского интереса. Его экзотическое происхождение, общую фактурную внешность, закономерную финансовую обеспеченность (что было немаловажно, чего уж там) и симпатичную верхнюю часть лица немилосердно портила БОРОДА.

Она паранджей закрывала нижнюю часть княжеского лика, доходя почти до пояса. Более того — усы тоже не стриглись, а как-то убирались в стороны и держались там, как приклеенные. Длинноволосых особей противоположного пола я вообще не воспринимала, как полноценных мужиков. А у князя волосы были убраны в хвост на затылке и спадали почти до пояса. Это было непривычно и не соответствовало моим представлениям об идеальной мужской внешности.

Еще находясь дома, я любила смотреть трансляцию военного парада в День Победы. Ровные строгие шеренги молодых подтянутых и коротко стриженных ребят приводили меня в состояние восторга и вызывали гордость — шел генофонд нации, так сказать — отборные самцы. Это и был мой идеал внешности мужчины — спортивный, подтянутый, строгий.

Их, коротко стриженых, и кроме военных хватало. И мужским вниманием обделена я не была. Но слишком близко к себе никого не подпускала, потому что был тот поганый опыт, а в процессе предварительного общения всегда всплывали или фраза, или выражение лица, или, на первый взгляд, незначительный поступок, характеризующий объект, как не подходящий категорически. Женатые родители моих деток не воспринимались существами противоположного пола вообще, в транспорте я не знакомилась, а те, кто нарисовался-таки вблизи, были понятны мне, как облупленные, благодаря моей профессии, чтоб ее…

От своего женского одиночества я пока особо и не страдала — лучше так. Ну, а если вообще не сложится, то лет в тридцать можно родить себе малыша, сейчас это никого не удивит. Остаться жить в этой реальности мне не приходило в голову, да и ужиться с чужим бородатым и волосатым мужиком, даже если он вдруг выкажет такое желание, я вообще не смогу — с трудом терплю свою шевелюру. Перетащить же его к себе и превратить в нормального человека, то есть постричь-побрить — нереально. Кто же в здравом уме откажется от власти ради незнакомой бабы? «Отблагодарить» меня он был готов, тем более что, по его мнению, я вела себя, как очарованная дура. А не выгорело — и не надо, практическая выгода от общения со мной по определению была важнее.

Все это я понимала и меня, скорее, расстраивала упущенная возможность общения с интересным собеседником. Сколько любопытного он мог бы рассказать о своем мире! Удивительным показалось и то, что он говорил, как мой земляк. Более того — как современник. О чем это говорило, и почему так было — очередная загадка. Можно придумать сто причин и в одной из них угадать, но так и не узнать об этом. Поэтому незачем и мучиться, придумывая объяснения. В этом князь был прав…

Хотелось узнать и о том, как там продвигается борьба со змеями? Я представляла себе, как заворожено они слушают мое пение по вечерам, открыв жуткие пасти и капая ядом. Мороз по коже! Или, уже с трудом поднимая голову, тихо сдыхают от голода, привязанные песнями к неперспективному в отношении кормежки месту. И как они на них приманились, я даже думать не хотела. С моей точки зрения связи между пением и оттоком гадов к моей территории не могло быть в принципе. А еще потом они издохнут и завоняются, а мне все это вынюхивать… В любом случае, отношение к самой лютой проблеме княжества было отстраненным и несерьезным, а это указывало и на мое отношение ко всему происходящему в целом.

Шли месяцы и палочки, нарисованные угольком, покрывали уже довольно большую поверхность. По прошествии трех месяцев, уже порядком устав от одиночества и заскучав, я стала готовиться к возвращению домой. Хотелось выглядеть хорошо, и я рискнула немного изменить свою прическу, а именно — обрезать челку.

Конечно, я боялась неприятных последствий и поэтому отрезала волосы совсем понемногу, буквально по нескольку волосков. Потом больше и чаще. Возмездия за нарушение не последовало, а меня надеюсь, что украшала привычная челка и несколько вьющихся прядок вдоль лица. Очевидно того, что оставалось, было достаточно для моего благополучного проживания в этом мире. Носить тяжелую косу я давно приноровилась, подвязывая ее к спине пояском.

Я так же пела по вечерам, хотя и не знала, а надо ли оно еще кому? Ближе к окончанию четвертого месяца стало холодать ночами, утром выпадали холодные росы, но в доме было пока еще тепло. А вот вода в озере конкретно посвежела и впереди просматривалась проблема с мытьем головы и купанием. Дядечке, переместившему меня сюда, я верила — слишком много было доказательств его правдивости. Поэтому обещание, что моя ссылка продлится не более четырех месяцев, воспринималось, как непреложная истина. Я ждала, а время шло.

Неприятные мысли начали посещать по истечению полного срока. Сначала я думала, что дней в одном месяце не обязательно должно быть тридцать. Их могло быть и тридцать один. Тогда ожидание немного продляется и вообще не фиг паниковать. Выждав еще неделю для уверенности, я задумалась, а в душе поселилась тревога. Из-за похолодания и дождей приходилось таскать воду от костра домой и мыться в корыте. Само собой, волосы промыть в нем получалось не очень и по мере их загрязнения копилось стойкое раздражение, а потом начал накатывать сплин.

Всю свою тревогу по поводу того, что обо мне могут забыть, я подсознательно трансформировала во все возрастающую ненависть к пучку волос, тяжелых, грязных и доставляющих огромное неудобство.

Когда вечерело, хандра накатывала особенно сильно, и я сдуру допустила маленькую слабость, приносившую временное облегчение — иногда плакала, лежа на топчане и откинув ненавистную косу подальше. Не хотелось кушать, но я пока заставляла себя приготовить хоть что-то из еды, стараясь, чтобы это было вкусно, понимая, что культивировать подступающую депрессию — последнее дело. Но аппетита категорически не наблюдалось и я худела и мерзла, кутаясь в одежки, как капуста, даже в доме.

Попытка растопить печь ни к чему не привела. Дым валил в избу, а тепла я так и не дождалась. Я и заслонку открыла, чтобы не угореть, но похоже, что забился дымоход. Птицы могли свить в нем гнездо. Попасть же на крышу к трубе не было никакой возможности. Наверное, рукастый и сообразительный мужчина справился бы с этой бедой, а я совсем потухла…