У Элси перехватило горло, и она не могла больше проглотить ни кусочка. Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать слезы, которые готовы были брызнуть в ответ на недобрые слова Анны. Но слова дедушки встревожили ее, однако она не в силах была произнести ни слова, чтобы спросить, не стало ли ему хуже.

В состоянии мистера Динсмора на самом деле произошли неприятные изменения, и он оказался болен намного серьезнее, чем это выглядело вначале. Сопротивление Элси его воле взволновало его настолько, что у него опять поднялась температура. Ее отсутствие также раздражало его, потому что никто другой, казалось, не мог понять, что именно ему нужно, и, кроме всего, он не был удовлетворен собой, так как его терзали сомнения по поводу решения, которое он принял. Если бы только он мог освободиться от сомнения относительно правильности и справедливости своего условия, которое он поставил перед ней, ему бы стало намного легче. Он был очень гордым, человеком неукротимой воли и очень ревнивым к своему авторитету. Итак, между всем этим с одной стороны, и его любовью к ребенку, и страстным желанием видеть ее, с другой стороны, в нем происходила весь этот день страшная борьба.

Как только можно было выйти из-за стола, Элси немедленно направилась в сад, где могла свободно излить свою печаль перед Богом незаметно для всех остальных.

Она снова и снова проходила по своим любимым дорожкам, безутешно рыдая. Неожиданно ее внимание привлек цокот копыт, подняв голову, она узнала доктора, ехавшего опять к ее отцу. Это не был его обычный час посещения, и она сразу же догадалась, что отцу стало хуже. Первое побуждение было броситься к нему, но неожиданно она вспомнила, что он прогнал ее от себя, и, опустившись на бордюр, она впала в новый приступ отчаяния. Было трудно, очень трудно сознавать, что он лежал больной и страдающий, а она не имела права подойти к нему.

Она больше не могла выдержать и, вскочив, поспешила в дом. Бесшумно поднявшись по ступенькам, Элси остановилась возле отцовской двери, решив расспросить кого-нибудь из выходящих, как он себя чувствует.

Прошло немного времени, и из комнаты вышла тетя Аделаида, вид у нее был печальный и тревожный.

— Ох, тетя Аделаида, — воскликнула девочка хриплым шепотом, ухватившись за ее подол, — дорогая тетя Аделаида, скажите мне, папе хуже?

— Да, Элси, — холодно ответила она, стараясь уйти, — ему намного хуже.

Маленькая девочка безутешно разрыдалась.

— Можешь плакать сколько угодно, Элси, — строго бросила ей тетя, — потому, что это все из-за тебя, и если ты останешься сиротой, можешь быть благодарна за это своему собственному упрямству.

Закрыв руками лицо и издав тихий вскрик страдания, Элси упала без сознания. Аделаида поймала ее почти у пола и, быстро расстегнув ее платье, тревожно оглядывалась вокруг, но рядом никого не оказалось. Она не решалась громко звать, чтобы не встревожить брата.

Осторожно положив девочку на пол, Аделаида побежала в поисках тетушки Хлои. Она нашла ее, как и ожидала, в комнате Элси. В нескольких словах Аделаида торопливо поведала ей о случившемся и сказала, что Элси необходимо унести без всякого шума и суматохи.

Через мгновение няня была возле своей питомицы. Осторожно подняв ее своими сильными руками, она перенесла ее в комнату, положила на диван и стала приводить в чувство.

— Милый драгоценный ягненочек! Мое сердце разрывается, когда я вижу тебя в таком состоянии, — тихо и жалостливо бормотала няня.

Прошло довольно много времени, прежде чем Элси наконец очнулась.

Аделаида, стоявшая рядом, печально смотрела на маленькое изнуренное личико и безжалостно казнила себя за жестокость. Она сама была бледная и дрожала от страха за последствия.

Но вот тяжело вздохнув, Элси открыла глаза и посмотрела печальным непонимающим взглядом на темное лицо, заботливо склонившееся над ней. Аделаида облегченно вздохнула и тихонько вышла из комнаты, оставив их одних.

— Что случилось, няня? Ох, я знаю! Я помню! Ох, няня, няня! Теперь мой дорогой любимый папочка умрет? — всхлипнула бедная девочка, обнимая няню за шею.

— Надеюсь, что нет, моя милая, — утешительно ответила тетушка Хлоя. — Мистер Хорас очень болен, я знаю, но думаю, что любящий Господь сохранит его, если мы будем просить.

— Ох, да, да, няня! Давай помолимся за него. Давай будем вместе молиться очень искренне, и я уверена,

что Бог сохранит его, потому что Он обещал откликнуться на любую просьбу, о чем бы двое ни молились.

Они склонились на колени, и тетушка Хлоя горячо молилась своей простой молитвой. Когда же она закончила, стала молиться Элси, и из уст ее прозвучала такая молитва, которая идет только из сердца, обремененного невыразимыми страданиями за любимое существо.

Никто, кроме того, кто испытал подобное, не сможет понять это благословенное облегчение, когда все свое бремя слагаешь у ног Иисуса. Бремя Элси не стало легче, но теперь она несла его не одна, она возложила его на Господа, и Он поддержал ее. Когда она легла в постель, безмолвные слезы скатывались на подушку, но скоро глубокий крепкий сон унес ее из печальной действительности, и она спокойно проспала до утра.

Было еще раннее утро, когда девочка проснулась и вскочила с намерением, как и обычно, бежать к папе, но увы! В следующее мгновение она вспомнила все ужасные происшествия предыдущего дня и, опустившись на подушку, заплакала.

Наконец Элси вытерла слезы и склонилась у кровати на колени. Она искренне изливала все свои переживания и мольбы дорогому Спасителю, после чего поднялась спокойная, обретшая силы для дальнейшего пути.

Как только девочка оделась, она подошла к двери отцовской комнаты в надежде увидеть кого-нибудь, кто мог бы сказать о его самочувствии, но никого не было, а сама она не решалась войти. Так она прождала, пока не прозвонил звонок к завтраку. Ее встретили тем же холодным взглядом, что и накануне, и бедный ребенок был едва в состоянии есть. Элси обрадовалась, когда напряженное застолье закончилось. Она последовала за Аделаидой до двери мистера Динсмора и со слезами умоляла ее попросить у папы разрешения для нее войти. Только на одно мгновение, только взглянуть на него, а потом опять уйти.

Аделаида была тронута ее неподдельной тревогой и сказала почти добрым голосом, берясь за ручку двери.

— Хорошо, Элси, я спрошу его, но я понятия не имею, будет ли от этого польза, разве только ты оставишь свое глупое упрямство.

Элси стояла снаружи. Сердечко ее бешено билось, и хотя тетя ее ушла только лишь на мгновение, ей казалось, что прошло невероятно много времени, прежде чем дверь снова отворилась.

Элси с нетерпением посмотрела вверх, и еще до того как услыхала холодные колючие слова, прочла ответ на лице Аделаиды.

— Твой папа сказал, что ты прекрасно знаешь условие, при котором ты можешь быть принята, и оно неизменно, как закон мидян и персов.

Слезы брызнули из глаз Элси, и в отчаянии она пошла прочь.

— Элси, — позвала ее тетя, — я бы посоветовала тебе лучше уступить сразу, потому что я абсолютно уверена в том, что ты никогда не сможешь победить своего отца.

— Ох, тетя Аделаида! Я к этому и не стремлюсь, — пробормотала бедная девочка тихим, прерывающимся голосом.

Но Аделаида продолжала, не обращая внимания на ответ:

— Ему становится все хуже и хуже, Элси, температура держится со вчерашнего дня очень высокая, и мы все знаем, что не что иное, как твое поведение служит причиной этого приступа.

Элси больше не в состоянии была это слушать. Прибежав в свою комнату, она заперла дверь на ключ и безудержно предалась своему горю и скорби. С тех пор как отец заболел, она не посещала занятия в классе, и поэтому оставалась в комнате до самого обеда.

По пути в столовую тетя Аделаида, проходя мимо, остановилась, чтобы сказать:

— Элси, твой папа так болен, что доктор опасается за его жизнь. Он уверен, что его что-то беспокоит, это

и вызвало неожиданное ухудшение его состояния, и пока это не будет устранено, лучше ему не станет. Элси, ты знаешь, что значит это «что-то».