Черт.

Хватаю папку и выхожу за дверь.

Все еще не думая об этом… на тот случай, если вам интересно.

Когда я возвращаюсь два часа спустя, Дрю сидит за моим столом, нетерпеливо тарабаня ручкой по темному дереву. Обычно мы вместе обедаем — заказываем в офис — и едим в одном из наших кабинетов.

— Эй.

Он смотрит наверх.

— Привет.

— Ты уже заказал, или ждал меня?

Он в каком-то замешательстве.

— А?

Я присела на край стола.

— Ланч, Дрю. Ты же здесь за этим, верно?

Он качает головой.

— На самом деле, я хотел договориться с тобой об ужине. В Маленькой Италии открылось новое местечко, и мне хочется пасты. Я собирался зарезервировать столик для нас на вечер. В семь.

Я застываю.

Мне не приходилось особо врать. Не со времен старшей школы, по крайней мере. Даже тогда, было не так уж много лжи. Больше… недоговорок о поступках, от которых моя мама взбесилась бы. Когда возникала необходимость соврать, я обращалась к Долорес, она была моим алиби. Сейчас ничего не изменилось.

— Я не могу вечером. Долорес устраивает девичник. Мы уже не встречались какое-то время.

Давайте сделаем паузу. Это важно.

Вы видите его лицо? Приглядитесь поближе, а то вы это пропустите.

Просто на секундочку, так вспышка удивления. Намек на злость… может боль. Потом он берет себя в руки, и его выражение возвращается к нейтральному. В первый раз я пропустила этот взгляд. Вам следует его запомнить. Оно обретет намного больше смысла часов через десять.

Голос Дрю ровный. Как у детектива, который пытается раскусить преступника.

— Ты же виделась с Долорес прошлым вечером.

У меня забулькало в животе, как конфета-шипучка, опущенная в содовую.

— Это было не так, там были все. Сегодня вечером мы будем просто вдвоем. Возьмем чего-нибудь выпить, поедим жирных закусок, и потом я вернусь домой.

Дрю встает, его движения спешные, напряженные.

— Прекрасно, Кейт. Делай, что нахрен хочешь.

Он пытается пройти мимо меня, но я хватаю его за ремень.

— Эй, не будь таким. Мы можем поужинать завтра вечером. Не злись.

Он позволяет мне подтянуть его ближе к себе, но ничего не говорит. Я улыбаюсь ему заигрывающе.

— Ну же, Дрю. Давай пообедаем вместе, а потом, после этого, ты можешь меня взять прям здесь.

Я провожу своей рукой по его груди, пытаясь смягчить его.

Но он не сдается.

— Я не могу. Мне надо закончить кое-какую работу. Поговорим позже.

Он целует меня в лоб, и его губы задерживаются на мне, кажется, дольше, чем обычно. Потом он отстраняется и уходит.

В Нью-Йорке есть одна вещь, от которой вы зависите. Ждать. Не письма, или доброты своего парня.

Это движение в час-пик. Никогда не подводит. Вот где я сижу прямо сейчас.

Бампер к бамперу.

Я пыталась позвонить Долорес три раза, чтобы предупредить о своей операции прикрытия, но она не отвечала. Сотовые телефоны запрещены в лаборатории. Я также не видела Дрю с тех пор, как он вышел из моего кабинета. Мне, правда, не хочется разговаривать с ним, пока я не узнаю, с чем имею дело.

Когда ты один в практически бездвижимом транспорте, на самом деле мало чем можно заняться.

Кроме как подумать.

Можете догадаться, о чем я сейчас думаю? Даже самая крепкая плотина может со временем дать трещину.

Скарлетт О’Хара покинула свой дом.

Вы когда-нибудь слышали историю об отце Долорес? Это что-то с чем-то!

Когда мы были моложе, Амелия сказала Долорес, что ее отец просто не мог жить с ними. Вот так вот просто. Но когда она стала постарше, Долорес получила полную историю.

Амелия выросла в Калифорнии. Вы можете себе это представить? Амелия — девушка с серфом — молодая и загорелая, худая и непринужденная.

Когда ей было семнадцать, она встретила парня в Санта-Монике Пьер — темные волосы, накаченные руки и глаза цвета нефрита. Его имя было Джои Мартино. У них была мгновенная «связь», и также как Джульетта до нее, Амелия влюбилась быстро и сильно.

Потом пришло время Джои уезжать, и он попросил Амелию поехать с ним. Ее мать сказала ей, что если она выйдет за дверь, то пути назад для нее не будет.

Никогда.

Амелия обняла на прощание свою маленькую сестру и прыгнула на заднее сиденье Харлея Джои. Примерно шесть недель спустя, они проезжали через Гринвиль Огайо. И Амелия поняла, что беременна.

Джои воспринял новость хорошо, и Амелия прыгала от восторга. Тогда они могли стать настоящей семьей.

Но на следующее утро, все, что она обнаружила рядом с собой — это записку. В ней было:

Было весело.

Прости.

Больше Амелия его никогда не видела.

Некоторым детям надо обжечься несколько раз, прежде чем они перестанут играть со спичками. Но Амелия никогда не была таким ребенком. Ей достаточно одного урока, чтобы научиться. С тех пор она только встречалась с некоторым типом мужчин — скромные, простые — никаких льстивых или эффектных или высокомерных. Парни, которые были совсем не похожи на Джои.

Которые совсем не похожи на Дрю.

Вот почему она его не любит.

Нет, не совсем так. Вот почему Амелия ему не доверяет.

Она отвела меня в сторону в то первое Рождество, когда она приехала вместе с моей мамой к нам. Она сказала мне не торопиться, посмотреть, как у нас будет с Дрю.

Потому что она встречала таких раньше.

Ладно, время историй закончилось.

Мы приехали.

Офисное здание Боби милое — похоже на жилой особняк с настоящей оживленной стоянкой. Сейчас тяжело передвигаться по городу, если вы вдруг не знали. Это загруженная стоянка, которая относится также к соседнему зданию. Машины приезжают и уезжают, и ищут свободное место.

Я глушу мотор и крепко вцепляюсь в руль. И делаю глубокий вдох.

Я могу это сделать.

То есть, правда — это только следующие восемнадцать лет моей жизни, правильно?

Я выбираюсь из машины и пристально смотрю на вывеску в окне здания.

РОБЕРТА ЧАНГ

АКУШЕР-ГИНЕКОЛОГ

Когда я заставляю свои ноги тронуться с места, две большие руки, появившиеся из-за моей спины, накрывают мои глаза. Знакомый голос шепчет мне в ухо:

— Угадай кто?

Я разворачиваюсь кругом, треща по швам. Проживание с кем-то, особенно во время учебы в колледже, создает связь, рожденную в совместном опыте и драгоценных воспоминаниях.

— Даниэль!

Даниэль Уолкер — это человек размером с мамонта. Он и Арнольд Шварценеггер могли запросто быть братьями. Но не позволяйте этому себя одурачить. Он как одна из тех карамелек — твердый снаружи, но с мягкой и сладкой начинкой.

Он ласковый. Щедрый. Сочувствующий.

На третьем курсе, в наш разваливающийся дом решила переехать мышка. Каждый из нас проголосовал за то, чтобы ее убить, кроме Даниэля. Он смастерил ловушку из проволоки, картона и палочек, которая заставила бы гордиться Маленьких Негодяев.[13]

И он, на самом деле, поймал этого мерзавца. И мы его оставили. В клетке, как талисман. Мы назвали его Бадом, в честь нашего любимого пива.

Даниэль заключил меня в медвежье объятие, поднял меня, и покрутил кругом. Потом поставил на ноги и поцеловал в щеку.

— Я так рад тебя видеть, Кейт. Выглядишь отлично!

Я так широко улыбаюсь, что даже лицу больно.

— Спасибо, Даниэль. Ты тоже. Ты нисколько не изменился. Как дела?

— Не жалуюсь. Все хорошо, дел много. Все еще прохожу собеседования в больницах.

Даниэль — анестезиолог. Когда есть возможность, они с Боб работают вместе. Как я и Дрю.

Он продолжает.

— Но практика Боби сейчас процветает, так что я сейчас мальчик на побегушках.

Он поднимает вверх пакет с китайской едой.

От запаха у меня в животе все сворачивается, что не очень приятно. Я тяжело сглатываю.

Он обнимает меня за плечо, и мы болтаем несколько минут. Об их переезде, о Долорес и Билли. Я рассказываю ему о Дрю и, как мне хочется встретиться всем вчетвером как-нибудь за ужином.