Не очень приятно.

Я шагнула в квартиру. Свет выключен. Я кладу свои ключи на стол и снимаю пальто. Нажимаю выключатель на стене, заливая комнату светом.

И вот когда я его вижу.

Их.

Дрю стоит посреди нашей гостиной, его рубашка расстёгнута, обнажая грудь по которой я водила своими пальчиками тысячу раз. Теплая, бронзовая кожа, к которой я так любила прикасаться. В одной руке у него была наполовину выпитая бутылка Джек Дэниэлса. А другая рука спрятана. Погружена.

В копну волнистых рыжих волос.

Она полная противоположность мне. Тонкие распущенные рыжие волосы, груди размером с арбуз, торчащие в своей фальшивости. Она высокая, ростом с Дрю, даже без босоножек. Губы у нее красные и сочные, такие пухлые, что сама бы Анжелина Джоли позавидовала.

И эти пухлые красные губы двигаются поверх рта Дрю.

Хорошо целуются. Действительно хорошо, используют не только свои губы. А все свое тело — их языки, их руки, их бедра.

Дрю хорошо целуется.

Но мне никогда не доводилось понаблюдать за ним со стороны. Я никогда не видела, как он целует других. Потому что я всегда выступала со стороны получателя. Была целуемой.

Но сейчас все иначе.

Я стою там — потрясенная. Смотрю. И хотя это длится всего несколько секунд, кажется, будто целая вечность.

В аду.

Потом Дрю отстраняется. И словно он знал, что я все это время была там, его глаза мгновенно находят мои. У него тяжелый взгляд. Беспощадный.

А его голос такой холодный, как сталь у уличных ворот во время снежной бури.

— Посмотрите, кто вернулся домой.

Большинство женщин представляют, как они отреагируют, если застанут своего парня или мужа за изменой. Что они скажут. Насколько грубо.

Справедливо и негодующе.

Но когда это происходит на самом деле? Когда это не просто предположение? Все эти эмоции просто отсутствуют.

Внутри все онемелое.

Мертвое.

И мой голос не что иное, как шепчущее заикание.

— Что… что ты делаешь?

Дрю пожимает плечами.

— Просто немного веселюсь. Я подумал, почему только тебе одной можно?

Я слышу эти слова, но я не понимаю их. Я прищуриваю глаза, а голову чуть наклоняю в стороны, как сбитая с толку собака.

Дрю отступает от рыжей и делает глоток из бутылки. Он морщится, когда проглатывает.

— Ты, кажется, в замешательстве, Кейт. Я объясню. Первое правило лжи — это придумать надежное алиби. Видишь ли, прямо сейчас, Мэтью и Долорес в самолете на пути в Вегас. Мэтью несколько недель планировал эту поездку — сюрприз в качестве второго медового месяца. Так что я знаю, что сегодня днем все это было дерьмо. Мне просто надо было убедиться, ты действительно пойдешь на это. Так что я проследил за тобой. Спасибо GPS.

В прошлом году, женщина по имени Кейси Данкин пропала после прогулки с друзьями по городу. Это было во всех новостях. Полиция смогла проследить ее телефон в заброшенный склад в Бруклине, и хотя она была сильно избита, она все равно выжила. На следующий же день Дрю и я установили подобную программу себе на телефоны.

— Ты следил за мной?

Он проследил за мной до офиса Боб. Он знает, куда я ходила. Значит ли это …

— Да. Я знаю, где ты была. Я знаю все. Я, нахрен, видел тебя.

Он знает… Дрю знает, что я беременна.

И, очевидно, что он не в восторге.

Голос мой становится громче, когда я говорю, выигрывая время.

— Ты знаешь? — Я показываю на женщину, которая наблюдает за нами, словно мы ее собственная мыльная опера. — И это вот так ты реагируешь?

Дрю в замешательстве.

— Ты вообще меня знаешь, черт бы тебя побрал? Как ты думаешь, я бы отреагировал?

Я уже видела Дрю раздраженным до этого.

Безрассудным.

Разочарованным.

Это… жестоко.

Он спрашивает меня:

— Ты даже не собираешься этого отрицать? Заставить меня думать, что я в бреду?

На мгновение его лицо морщится. И он выглядит… страдающим, будто жертва пыток, которая вот-вот расколется.

— Ты даже не собираешься мне сказать, что я ошибаюсь, Кейт?

Он моргает, и мучительный взгляд исчезает. И я практически уверена, что я себе его придумала.

Попытка выдать желаемое за действительное.

Я складываю руки у себя на груди.

— Я не собираюсь обсуждать это с тобой в присутствии зрителей.

Дрю упрямо сжимает челюсть.

— Ты собираешься это прервать?

Мои ноги, сами по себе, отступают от него назад.

А руки в защитном жесте падают на живот.

— Что?

Он повторяет свои слова, приходя в нетерпение от моего шока.

— Я сказала, ты собираешь с этим покончить, мать твою?

В политических взглядах, Дрю «за выбор». Несмотря на свое католическое воспитание, он уважает и любит женщин в своей семье намного сильнее, чтобы позволить какому-нибудь старику в Конгрессе США диктовать, что они могут или не могут делать со своим телом.

Но с эмоциональной точки зрения — моральной — я всегда думала, что он был «за жизнь», то есть против абортов. И тот факт, что он стоит здесь, и говорит мне избавиться от ребенка, нашего ребенка, просто… невыносим.

— У меня… у меня не было времени подумать об этом.

Он горько усмехается.

— Что ж, тебе лучше начать думать, потому что до тех пор, пока это твое маленькое неблагоразумие не уйдет со сцены? Я даже не хочу смотреть на тебя, не говоря уже о том, чтобы что-то обсуждать.

Его слова ударили по мне, как шквал ветра в холодный день. После которого нечем дышать.

Дрю не Джои Мартино.

Он хуже.

Потому что заставляет меня выбирать. Ставит мне ультиматум. Как это было с Билли.

Какого хрена, о чем он вообще думает — мое неблагоразумие? Как будто это допустила только я сама?

А потом я осознаю — его злость. Его мстительность. Все начинает обретать смысл.

— Ты думаешь, я это спланировала? Что я сделала это специально?

Он улыбается, и даже глухой услышал бы в его словах сарказм.

— Нет, конечно, нет. Такие вещи просто случаются иногда, так? Даже если ты не собираешься их делать.

Я открываю рот, чтобы поспорить, чтобы объяснить, но хихиканье стриптизерши меня прерывает. Я смотрю на нее.

— Убирайся из моего дома, пока я не вышвырнула тебя отсюда вместе с остальным мусором.

В ситуациях, как эта? Женщины могут порубить друг друга быстрее, чем продавцы елок в канун рождества. Но это не потому что мы мелочные. Или коварные.

Это потому что легче сорваться на безымянную женщину, чем признать, что настоящая вина лежит на мужчине, который должен был любить тебя. Который должен был быть преданным. Верным.

А не был.

Она говорит:

— Прости, сладкая, но не ты платила за это шоу. Я иду туда, куда мне говорит тот, кто платит.

Дрю обнимает ее за талию и гордо улыбается.

— Она никуда не уходит. Мы только начали.

Я нахожу в себе силы приподнять вверх одну бровь. И пытаюсь нанести свой удар.

— Теперь ты за это платишь, Дрю? Как это жалко.

Он скалится.

— Не обманывай себя, дорогая. Я платил за это последние два года тоже. Ты просто обходилась чуть дороже, чем обычная шлюха.

Я должна была знать. Спорить с Дрю, это все равно, что иметь дело с террористом. У него нет границ, ничего запретного. Нет такого дна, на которое бы он не опустился, чтобы не победить.

Потом он выглядит задумчивым.

— Хотя, я должен сказать, несмотря на то, как все обернулось, ты стоила потраченных денег. Особенно та ночь, возле кухонной раковины, — он подмигивает, — стоит каждого цента.

Я умираю. Каждое ужасное слово режет по мне, словно лезвием по коже. Вы видите кровь? Сочится от каждого жестокого слова. Выходит из меня, причиняя еще больше боли.

Вы выглядите удивленными. Не стоит.

Дрю Эванс не сжигает мостов. Он подкладывает под ними динамит. Уничтожающий этот мост, горы, которые он соединяет и все вокруг, чему не посчастливилось быть в радиусе пятидесяти миль.