Наш дракончик на Жашминейру еще совсем молоденький, всего лишь два с половиной метра в высоту, но у него уже достаточно мощные голые ветки, толще руки культуриста… Уже есть в нем что-то от юного слоненка. И он уже налился, наполнился своей черной драконьей кровью, которую, к счастью, теперь уже не требуют производители мебели и одежды. Никто не кромсает наше дерево.

Его посадили здесь не так давно. А вот старинных, дикорастущих драконовых деревьев на острове больше не осталось. Два последних в районе Рибейру Браву были уничтожены в феврале 2010 года, когда вышли из берегов обычно такие скромные мадерьянские ручьи-реки, смывая все, что попадалось на дороге – и дома, и рощи, и сады. Вот и драконовы деревья, росшие здесь с незапамятных времен, погибли, прожив на свете всего-то каких-нибудь пятьсот годков. По преданию, срок их жизни может измеряться и тысячами лет, хотя ученые и ставят это под сомнение.

Еще одно молодое драконово дерево произрастает посреди открытого кафе «Атенау» (Athenau) – на улице c неожиданным названием Rua dos Netos, что значит «улица Внуков»… Это одно из самых милых, уютных кафе в городе, где на это звание могут претендовать многие. Но все же оно выделяется. Устроено на историческом месте, между стенами старинных дорогих кинт. Вы попадаете сразу в открытый просторный двор-сад, который когда-то услаждал какую-нибудь местную знать. Столы стоят на свежем воздухе, но под деревянными навесами ощущение, что вы – на очень уютной даче, с той разницей, что вокруг – дышащие историей дома. Фирменный продукт «Атенау» – горячие пончики, которые по утрам пекут тут же, у вас на глазах, и подают к кофе. Они тают во рту и, на мой вкус, гораздо интереснее и тоньше, чем их российские, английские или американские аналоги. Кое-кому из местной интеллигенции эти пончики с кофе служат завтраком.

А посреди двора – тот самый юный дракончик. Можно подойти, рассмотреть его с близкого расстояния и даже потрогать странный гладкий ствол… Говорят, он может иногда ответить на прикосновение: вдруг что-то будто дрогнет под рукой, какой-то ощутите внутренний толчок, сотрясение или мягкое покалывание, как от контакта с не слишком мощной электрической батарейкой. И вот тогда нужно быстро, не задумываясь, прошептать сокровенное желание: оно может сбыться. Только никто другой, кроме драконового дерева, не должен вас слышать…

Мадейра – это край, где вдоль горных троп и оросительных каналов – левад – вместо подорожника и лопухов растут каллы и орхидеи. Когда я впервые увидел белоснежные изящнейшие чашечки, то просто не поверил своим глазам. Но здесь можно увидеть много невероятного. Невольно вспоминается Гончаров с его «жадным взглядом», который не знает, куда ему устремиться.

Но вот парадокс: на этом острове – клумбе посреди океана, утопающей в ярких экзотических цветах, – старушки продают на углах букетики ощипанной пожухлой ромашки, которая растет где-то в горах… Продают по пять евро букетик (правда, отдадут и за три, если поторговаться) – безумно дорого по местным понятиям, просто как нечто невероятно роскошное… При этом цветок стрелиции, своей экзотической формой и ярким красно-оранжевым «оперением» напоминающей сказочную жар-птицу, стоит в супермаркетах 50 центов, а на деревенских рыночках – и того дешевле…

На Мадейре маленький и очень уютный аэропорт. Чаще всего самолет останавливается метрах в тридцати от здания аэровокзала. Сошел с трапа и пешком, вдыхая удивительный воздух, дивясь ласковому солнцу и волшебным запахам, – внутрь, к паспортному контролю (это если прилетел из Англии; лиссабонские пассажиры идут прямо в багажный зал). Минут пятнадцать на все не утомительные формальности и получение чемодана, и вот ты уже садишься в такси. Поездка в любой конец Фуншала обойдется вам в тридцать евро, а если поторгуетесь, то и двадцать пять. Можно с комфортом доехать и на автобусе-экспрессе всего за пятерку. Удобно, что он провезет вас насквозь через весь Фуншал – с востока на запад – и вы можете сойти где угодно. Ходит он достаточно часто, примерно раз в час. Конечно, когда живешь здесь долго, то обрастаешь всевозможными контактами, появляются знакомые шоферы, почти друзья. Одно время в нашей семье таким водителем был высокий, видный парень, косая сажень в плечах, назовем его условно Леу[1] (сокращение от Леонарда). Был он на все руки мастер, бывший спецназовец, к тому же автогонщик. Служа в натовских войсках, блестяще овладел английским, был, казалось мне, бесконечно силен и невозмутим, как скала. И очень, прямо-таки в немецком стиле, обязателен, корректен и неизменно пунктуален.

Поэтому я не знал, что и думать, когда однажды Леу встретил меня в аэропорту неприветливо. То есть он почти не обращал на меня внимания, был поглощен разговором по мобильному. Едва кивнув мне, схватил мой чемодан и рванул к машине, я еле за ним поспевал. «Что происходит?» – хотел я его спросить, но ему было не до моих вопросов.

Поглощенный разговором, он, кажется, забыл, что осуществляет пассажирскую перевозку, а не участвует в ралли.

Дорога из аэропорта, нет слов, великолепна, но все же это горный край, а значит, здесь хватает крутых поворотов, туннелей и прочего. Не самая простая трасса, если устраивать на ней гонки. Но Леу на этот раз устроил. Непонятно только было, с кем он соревнуется.

Что-то внутри него творилось невероятное, что-то там кипело, рвалось наружу, и он выбрасывал эту черную энергию на дорогу, швыряя автомобиль в один крутой вираж за другим… а я, пристегнувшись поплотнее, прощался потихоньку с жизнью, но невольно слушал, что Леу говорит в свой мобильник. А говорил он вещи удивительные. То очень тихо, так что я еле разбирал слова, то переходя на сдавленный крик.

«Ты играешь мной. А я не игрушка!» – сипел он в трубку яростно, и машина подпрыгивала на дороге в такт его словам.

«Так не может продолжаться. Не может, не может, не может!» – выкрикивал он, яростно сжимая руль, словно душил кого-то от ревности, и мы пулей влетали в очередной туннель.

Домчались за десять минут вместо восемнадцати. Телефонный разговор как раз завершился. И в конце ярость вдруг ушла. Леу спокойно спрашивал свою собеседницу, когда и где они встретятся, а та отвечала что-то такое утешительное.

Я чувствовал себя неловко: оказался помимо своей воли свидетелем острого объяснения между влюбленным и очень ревнивым мужчиной и какой-то, наверное, очень красивой, потрясающей, роковой женщиной. Объяснения настолько острого, что Леу, кажется, просто забыл о моем существовании. И о том, что я неплохо понимаю английский язык.

Еще больше я сконфузился от того, что вдруг, в самом конце, невольно догадался, кто была та женщина.

Мадейра – это большая деревня. Не так много здесь таких – красивых и роковых. И при этом англоязычных. Таких, по которым может сходить с ума гонщик и супермен, такой «настоящий полковник», как Леу. Да еще и география сыграла роль – он упомянул район, в котором работает объект страсти. По этой и другим мелким деталям разговора я вдруг понял, что на другом конце тяжелого объяснения – наша подруга, ирландка Ким.

Возраст берет свое, но и сейчас она – очень привлекательная женщина. А несколько лет назад была просто неотразима. Вдобавок очень необычной для местных краев внешности: экзотический, особый, странный цветок среди местного буйства красок. Каштановые волосы, огромные фиолетовые глаза. Впрочем, это мне они кажутся фиолетовыми. А моя жена утверждает, что они – темно-темно-синие. Удивительного, редкого цвета, каким бывает иногда океан. «Да, да, это цвет океана!» – настаивает жена. Но готова согласиться, что глаз такого цвета она в жизни не видала. И даже сквозь зубы признает, что вообще Ким очень даже недурна собой.

Ну, а по моему мнению, она и вовсе красавица. И за улыбчивым фасадом – скрытая, но внимательному наблюдателю все же заметная вечная печаль в этих океанских глазах. Мне иногда казалось в те времена, что пол-острова в нее влюблено.