-- А за оскорбленье знаешь ли ты, чем я отплачиваю? Смертью!.. Слышал? И я с тобой буду драться на дуэли.
-- На дуэли?.. Да что вы, ваша милость, помилуйте!
-- К барьеру, черт возьми!
Купец побелел как полотно.
-- Помилуйте... Я... я отродясь пистолета в руки не брал... Помилуйте... Я... не отказываю вашему сиятельству, живите в моем доме...
-- То-то, борода... Ты гордись тем, что я живу в твоем доме. А деньги я тебе заплачу.
-- Слушаюсь... Не извольте беспокоиться... Подождем, -- кланяясь Тольскому и отступая к двери, проговорил купец и с тех пор перестал являться в свой дом на Пречистенке.
К чести Тольского надо прибавить, что он не пользовался робостью своего домохозяина и, когда у него бывали "лишние" деньги, платил их за квартиру. Только лишние деньги оказывались очень редко. Точно так же должал Тольский в лавках, откуда брал разную провизию. Торговцы боялись не верить Тольскому и скрепя сердце отпускали в долг. Усадьбы и деревеньки у Тольского были заложены и перезаложены, а некоторые уже проданы с торгов.
Жил Тольский в большой квартире один, холостяком, только со своими дворовыми, которые все без исключения были преданы ему душой. Женской прислуги он не держал и вообще недолюбливал "бабье сословие". Он любил кутежи, вино, карты, а к лошадям у него была прямо-таки страсть. Его иноходцы и рысаки славились на всю тогдашнюю Москву. Но к женщинам Тольский был холоден. Только раз одна из московских прелестниц сумела покорить его бурное и гордое сердце...
Федор Иванович вернулся домой, но спать не лег: ему не давал покоя крик о помощи, который донесся до него из домика в переулке близ Никитской, он то и дело вспоминался. Поэтому, наскоро позавтракав и положив в карман пистолет, без которого никогда не выходил, Тольский пешком направился к этому загадочному домику.
Ворота и калитка были опять заперты. Тольский постучал.
-- Что надо, сударь? -- спросил какой-то молодой парень, выходя за калитку.
-- Мне надо видеть твоего барина.
-- Барин Гавриил Васильевич нынче ранним утром изволили выбыть из Москвы.
-- Ты врешь, твой барин дома.
-- Помилуйте, с чего же я стану врать?
-- Послушай, тебя как звать?
-- Прошкой.
-- Ты видишь, Прохор, эту монету? -- И Тольский показал парню полуимпериал. -- Она будет твоей, если ты не станешь скрывать от меня то, что я у тебя спрошу.
-- Извольте, сударь, спрашивайте, -- дрожащим голосом проговорил парень, жадно посматривая на золотую монету.
-- Твой барин дома?
-- Никак нет, в усадьбу выехали.
-- Прошлой ночью, скорее сегодня ранним утром, я проезжал мимо вашего дома и слышал крики о помощи. Говори, кому нужна была помощь? Кто кричал?
-- Я... я не знаю.
-- Стало быть, не хочешь, чтобы золотой был твой?
-- Очень, сударь, хочу...
-- А если хочешь, говори.
-- Скажу... Только не здесь, -- робко оглядевшись вокруг, проговорил Прохор. -- Здесь подслушать могут. Дворецкий выследит.
Действительно, как раз в это время со двора послышался сердитый голос:
-- Прошка, с кем ты там у ворот болтаешь?
-- Так я... Савелий Гурьич... я сейчас...
-- То-то... смотри у меня, не прогуляйся на конюшню за свой долгий язык.
-- Кто это? -- спросил Тольский.
-- Барский камердинер, он же и дворецкий. Старик -- яд, змея! Скажите, сударь, где вы жить изволите, я как-нибудь урву время и приду к вам, -- добавил он.
-- Когда?
-- Нынче вечером забегу...
Тольский сказал адрес.
-- Смотри же, приходи сегодня, я ждать буду. Придешь -- получишь золотой и еще прибавку, обманешь -- быть тебе битым!
-- Прошка, пес, да с кем ты зубы точишь! Иди скорей, дьявол! -- послышался опять сердитый голос.
-- Иду, Савелий Гурьич!.. С полицейским я разговариваю, -- выдумал ответ дворецкому молодой парень.
-- А вот я посмотрю, что такое за полицейский, только дай мне тулуп надеть.
Однако пока старик дворецкий надевал тулуп, Тольский быстро отошел от ворот домика и зашагал по переулку. А Прохор поспешно запер калитку и поплелся в людскую избу, находившуюся рядом с барским домиком.
-- С кем ты говорил? -- набросился на него старик дворецкий с гладко выбритым лицом.
-- Да с хожалым.
-- Что же ты с ним говорил? Про что?
-- Да снег сгребать приказывал; ухабы ровнять.
Дворецкий поверил и разочарованно заметил:
-- А я думал, ты с кем другим болтаешь... Ведь твой язык -- мельница. Ой, парень, попридержи язык, спина будет целее.
-- Да я и то, Савелий Гурьич, никому ни слова не говорю... Мне что!.. Барская воля.
-- И не говори; а дашь волю языку, несдобровать тебе, чай, сам знаешь, каков наш барин!.. -- И дворецкий, видимо, успокоенный, направился к себе в каморку.
II
В том же домике, в чистой девичьей горнице, между молодой, красивой девушкой Настей, дочерью владельца домика Лугового, и ее старухой нянькой Маврой происходил такой разговор.
-- Нет, няня, так жить нельзя. Я не маленькая, я все понимаю, все вижу, что вокруг делается, -- взволнованно сказала девушка. -- Когда я была маленькая, я не понимала, была ко всему равнодушна. Но теперь не то.
-- Что же делать, красавица, золотая ты моя! Терпеть надо.
-- Я и терпела, долго терпела, но теперь довольно, больше нет сил!
-- Что же поделаешь-то? Папенькина воля!
-- Я люблю отца, уважаю его... но все же... Ведь отец-то что делает, а?
-- Что же... он и в ответе. А тебе папеньку не след судить.
-- Да разве я сужу?.. Мне только жаль наших бедных крепостных... Папа зол и очень скуп... Он морит их голодом, а себе ни в чем не отказывает... Его поступки возмущают меня.
-- Любит тебя, Настенька, барин... крепко любит... Скупенек он, точно, да ведь все для тебя бережет...
-- Мне ничего не надо, няня, ничего! -- чуть не закричала взволнованная девушка.
-- Ну как не надо?.. Твое дело невестино.
-- Ни за кого я не пойду замуж. Да и кто меня возьмет, кто? За мной ни приданого, ни денег нет; отец только говорит, что для меня копит, а сам за мной ничего не даст.
-- Да тебя, родная ты моя, за одну твою красоту возьмут. Посмотри еще какой жених найдется, знатный, богатый...
-- Полно, няня! Женихам одной красоты мало. Ты это сама хорошо знаешь. Да и нечего про женихов говорить, я замуж ни за кого не пойду...
-- Неужели, Настенька, не пойдешь и за Алексея Михайловича? -- спросила Мавра, плутовато прищурив глаза.
-- Ты это про Намекина?
-- А то про кого же... Чем не суженый... Собой красавец, рода именитого и денег пропасть.
-- Только не у Алеши Намекина, а у его отца.
-- Да ведь все равно от отца к сыну деньги пойдут... Ведь его отец в могилу денег-то не возьмет.
-- Да, но Алеша Намекин мне не жених, -- с глубоким вздохом проговорила девушка.
-- Вот тебе на... А я думала... Мне, старухе, показалось, что тебе он пришелся по сердцу.
-- Алеша умный, красивый, а все же мне он не жених.
-- Да какого же еще тебе жениха надо? Королевича, что ли, заморского?
-- Нет, нет, Алеша -- не мой жених.
Настя подошла к окну и стала смотреть на улицу.
-- Барышня, Настасья Гавриловна, вам бы надо отойти от окна-то, -- тихо и с должным почтением проговорил незаметно вошедший в комнату Насти старик дворецкий. -- Смею доложить, по улице мимо окон всякий народ шляется и в окна глаза пялит.
-- Ну так что же? Пусть смотрят.
-- Смею доложить, неприлично-с...
-- Что такое?.. Как вы смеете мне замечания делать? Я сама знаю, что прилично, что нет...
-- Не по своей воле... Ваш папенька мне такой приказ дали...