— А мне все равно, — сказал Амадис. — Дюпону придется выбирать.
— Вы его только расстроите, — возразил Афа. — И он перестанет готовить мне пищу.
— Но ведь вы сами сказали, что здесь есть ресторан…
— Это еще надо проверить.
— Пойдемте, — предложил Амадис. — Я отведу вас туда.
Он встал и поставил стул на место. Воткнув ножки в желтый песок, можно было без труда удерживать его в вертикальном положении.
— Тут такой чистый песок, — сказал Амадис. — Мне вообще здесь очень нравится. А ветрено здесь бывает?
— Никогда! — заверил Афанарел.
— Если мы спустимся вниз по этой дюне, то выйдем прямо к ресторану.
Высокая зеленая трава с жесткими блестящими стеблями отбрасывала на землю тонкое плетение теней. Мужчины шагали совершенно бесшумно, оставляя за собой вереницу конических следов с нежно закругленными контурами.
— Здесь я почувствовал себя другим человеком, — сказал Амадис. — Воздух тут очень хороший.
— Воздуха здесь вообще нет, — заявил Афанарел.
— Наверное, поэтому здесь все как-то проще. Раньше у меня бывали минуты растерянности, неуверенности в себе…
— Судя по всему, это у вас прошло, — констатировал Афанарел. — Сколько вам лет?
— Точно сказать не могу, — ответил Амадис. — Не помню, как все это начиналось. Могу только повторить то, что говорили мне другие и в чем, собственно, у меня никакой уверенности нет. Но я предпочел бы не делать этого. В любом случае ясно одно — я еще молод.
— Я бы дал вам лет двадцать восемь, — определил Афанарел.
— Благодарю вас, — сказал Амадис. — Однако я вряд ли сумею найти им достойное применение. Наверняка найдется кто-нибудь, кому они действительно доставят удовольствие.
— Понимаю… — пробормотал Афанарел.
Он чувствовал себя немного обиженным.
Теперь они шли по крутому спуску вниз, и соседняя высокая дюна закрывала от их взора желто-красную линию горизонта. Более низкорослые песчаные возвышенности сплетались в проходы и перевалы, по которым Амадис продвигался уверенно и быстро.
— Мы далеко ушли от моей палатки, — сказал Афа.
— Ничего страшного, — успокоил его Амадис. — Обратно пойдете по нашим же следам.
— А если мы сейчас заблудились?
— Тогда заблудитесь и на обратном пути, вот и все.
— Неприятно… — сказал Афа.
— Не волнуйтесь. Я точно знаю, как туда идти… Смотрите!
За большой дюной Афанарел увидел итальянский ресторан. Владельцем его был Жозеф Барридзоне. Все звали его просто Пиппо. Веселые красные занавески яркими пятнами вырисовывались на фоне деревянных стен, покрытых масляной краской. Белой, если быть совсем точным. Перед цоколем из светлого кирпича в покрытых глазурью горшках буйно цвели дикие гепатроли. Они же украшали подоконники здания.
— Здесь нам будет очень хорошо, — сказал Амадис. — Они наверняка и комнаты сдают. Я переправлю сюда мой письменный стол.
— Вы что, собираетесь здесь жить? — спросил Афа.
— Мы будем строить железную дорогу, — сказал Амадис. — Я послал в Компанию письмо с кратким изложением проекта. Эта мысль пришла мне в голову сегодня утром.
— Но сюда же никто не ездит! — воскликнул Афа.
— Вы что, считаете, что большое количество пассажиров идет железной дороге на пользу?
— Нет, — ответил Афанарел. — Разумеется, не идет.
— Дорога-то будет в целости и сохранности, — сказал Амадис. — А расходы по эксплуатации не будут включать в себя амортизацию путей и оборудования. Вы только можете себе такое представить?
— Да, но это всего лишь графа в балансовом отчете, — возразил Афанарел.
— Вы все равно в этом ничего не понимаете, — вдруг грубо оборвал его Амадис.
— Не понимаю, — согласился Афанарел. — Я всего лишь археолог.
— Тогда пойдемте обедать.
— Я уже отобедал.
— В вашем возрасте можно и второй раз поесть.
Они подошли к двери. Весь первый этаж был застеклен со стороны фасада, и через окно были видны маленькие чистенькие столики с белыми кожаными стульями.
Амадис открыл дверь — раздалось судорожное дребезжание колокольчика. Справа за длинной стойкой сидел Жозеф Барридзоне, по прозвищу Пиппо, и вычитывал все заглавнобуквенное из газеты. На нем был необыкновенно красивый новый белый пиджак, черные брюки. Ворот рубашки он расстегнул, поскольку погода была довольно жаркая.
— Faccй la barba a sept houres c’to mattengno? — спросил он у Амадиса.
— Si! — ответил Амадис.
Он представления не имел, как все это пишется, но говорок жителей Ниццы тем не менее понимал прекрасно.
— Прекрасно! — сказал Пиппо. — Желаете отобедать?
— Да. А чем вы можете нас угостить?
— Всем, что имеется в нашем ресторане Сухопутной Дипломатии, — ответил Пиппо с впечатляющим итальянским акцентом.
— Минестроне есть?
— И минестроне, и спагетти по-болонски.
— Avanti! — сказал Афанарел, чтобы не нарушать общего тона разговора.
Пиппо исчез на кухне, а Амадис выбрал столик у окна и уселся на белый кожаный стул.
— Хотел бы посмотреть на ваше доверенное лицо, — сказал он. — Или на вашего повара. Это уж как скажете.
— Успеется.
— Не факт, — сказал Амадис. — У меня очень много дел. Знаете, сюда скоро понаедет масса народу.
— Прекрасно! — воскликнул Афанарел. — Вот тогда мы и заживем наконец, как люди! Будем устраивать рауты…
— Какие еще рауты?
— Ну, светские приемы, что ли, — пояснил археолог.
— Да вы что! — возмутился Амадис. — Не воображаете ли вы, что у нас будет время на какие-то там рауты!
— Жаль… — пробормотал Афанарел.
Внезапно его охватило чувство глубокого разочарования. Он снял очки, плюнул на них и тщательно протер стекла.
II
ЗАСЕДАНИЕ
К этому списку можно добавить также сульфат аммония, запекшуюся кровь и сухие фекалии.
Привратник, как обычно, пришел раньше всех. Заседание административного Совета было назначено на половину одиннадцатого. Надо было отпереть зал, поставить пепельницы перед папками с бумагами, позаботиться о том, чтобы у каждого советчика под рукой оказались порнографические открытки, а также побрызгать по углам дезинфекционным средством, поскольку многие из этих господ страдали инфекционными заболеваниями, сопровождающимися отслоением тканей. Предстояло также выровнять спинки стульев в две идеальные параллели вокруг овального стола. Утро только забрезжило — привратник хромал и поэтому приходил всегда загодя. На нем был темно-зеленый потертый костюм в англищенском стиле из шелкодраной саржи, на шее красовалась позолоченная цепочка с медальоном: из надписи на нем при желании можно было узнать имя владельца. Передвигался он рывками, и каждый шаг сопровождался спиралевидным вращением парализованной ноги в подвешенном состоянии.
Он выхватил из шкафа кривой ключ и ринулся в комнатку, прямо прилегавшую к залу заседаний: там в углу хранилось все, что было необходимо для проведения такого рода мероприятий. Передвигался он, громко ухая. За перегородкой находились стеллажи, изящно отделанные розовой бумагой с гирляндами, расписанной в отдаленном прошлом самим Леонардо да Винчи. Пепельницы стояли стопками — здесь царил порядок, но не по приказу, а скорее по подсказке; все тут было продумано до мелочей. Порнографические открытки, разнообразные по форме и по содержанию, включая цветные, были разложены по специальным пакетикам. Привратник был более или менее в курсе личных предпочтений каждого из членов Совета. В глазах его мелькнула усмешка, когда он увидел в сторонке маленький, ничем не примечательный пакетик, куда он отобрал открытки, которые нравились ему самому. Он даже было потянул руку к ширинке, будто пытаясь ее расстегнуть, но, как только он дотронулся до своего печально повисшего члена, морщинистое лицо его помрачнело. Он вспомнил, какое сегодня число, и понял, что только дня через два здесь можно будет обнаружить нечто, быть может, достойное внимания. Для его возраста это было не так уж и плохо. Тут он мысленно обратился к тем временам, когда он мог делать это по два раза в неделю, и это воспоминание немного согрело ему душу. Грязные утолки рта, похожие по форме на куриный сфинктер, растянулись в нечто отдаленно напоминавшее улыбку, а в потухших глазах вспыхнул нехороший мутновато-сероватый огонек.