Анжель, сидевший спереди рядом с шофером, вышел из машины и подошел к археологу.
— Вы не нас ждете? — спросил он.
— Я шел вам навстречу, — сказал Афанарел. — Доехали благополучно?
— Без особых приключений, — ответил Анжель. — Вот только когда капитан пытался проехать на корабле по суше…
— Это с ним бывает, — сказал Афанарел.
— Вы господин Дюдю?
— Боже упаси! Господином Дюдю я не согласился бы стать за все экзопотамские гончарные изделия Бритиш Мьюзэума!
— Извините, — сказал Анжель. — Я просто подумал…
— Ничего страшного, — успокоил его Афанарел. — Я археолог. Веду здесь раскопки.
— Очень приятно, — сказал Анжель. — А я инженер. Меня зовут Анжель. А там в машине — Анн и Бирюза. — Он показал на такси.
— А про меня вы совсем забыли? — пробурчал шофер.
— Что вы, что вы! — воскликнул Анжель. — Мы помним о вас.
— Вообще-то мне вас очень жаль, — сказал Афанарел.
— Почему? — не понял Анжель.
— Боюсь, что господин Дюдю всем вам очень не понравится.
— Это плохо, — пробормотал Анжель.
Анн и Бирюза целовались на заднем сиденье, Анжель это знал и выглядел поэтому очень неважно.
— Давайте пройдемся пешком, — предложил Афанарел. — А по дороге я вам все расскажу.
— С удовольствием, — сказал Анжель.
— Так мне что, ехать? — спросил шофер.
— Поезжайте, — сказал Анжель.
Шофер завел мотор, с удовольствием поглядывая на счетчик. Денек выдался удачный.
Анжель непроизвольно бросил взгляд на заднее стекло автомобиля, как только тот тронулся с места. Было ясно, что Анну, которого он видел в профиль, все вокруг безразлично. Анжель понуро опустил голову.
Афанарел смотрел на него с удивлением. На тонком лице Анжеля лежал отпечаток бессонницы и каждодневных переживаний, а стройная спина молодого человека несколько ссутулилась.
— Странно, — сказал Афанарел. — А ведь вы красивый юноша.
— Ей больше нравится Анн, — объяснил Анжель.
— Он такой неповоротливый, — заметил Афанарел.
— Он мой друг, — сказал Анжель.
— Понимаю…
Афанарел взял Анжеля под руку.
— Он устроит вам разнос.
— Кто?
— Этот ужасный Дюдю. Скажет, что вы опоздали.
— А… — обронил Анжель. — Пускай, мне все равно. У вас тут раскопки?
— В данный момент я в этом непосредственного участия не принимаю, — пояснил Афанарел. — Судя по всему, я стою на пороге великого открытия. Я это чувствую. Так что пусть они там пока без меня поработают. Толстен, мое доверенное лицо, обо всем позаботится сам. В свободные минуты я заставляю его что-нибудь переписывать, а не то он Дюпону покоя не даст. Дюпон — это мой повар. Я все это вам рассказываю, чтобы вы были в курсе дела. Странным образом и к моему великому сожалению, обстоятельства сложились так, что Мартен любит Дюпона и Дюдю тоже влюбился в Дюпона.
— А Мартен, это кто?
— Мартен Толстен, мое доверенное лицо.
— А что Дюпон?
— Дюпону на все начхать. К Мартену он, конечно, хорошо относится, но он такая сука… Извините. В моем преклонном возрасте не следовало бы так выражаться, но сегодня я вдруг почувствовал себя таким молодым! Ну так как же мне быть с этими тремя паразитами?
— А никак, — сказал Анжель.
— Что я, собственно, и делаю.
— А где мы будем жить? — спросил Анжель.
— Здесь есть гостиница. И вообще, не переживайте…
— Вы о чем?
— Ну, из-за Анна…
— А что тут переживать… — сказал Анжель. — Бирюзе больше нравится Анн, чем я. Это очевидно.
— Очевидно? Это в каком смысле? Она его целует. Что из этого?
— Но ведь это не все, — сказал Анжель. — Она его целует, он ее целует… И когда он к ней прикасается, кожа в том месте уже совсем не та, что раньше. Сначала этого не замечаешь. Когда она выходит от Анна, кажется, что она все такая же свежая, что губы у нее все такие же пухлые и яркие, волосы все такие же блестящие… Но на самом деле она изнашивается. Каждый поцелуй оставляет на ней свой отпечаток: грудь теряет упругость, кожа уже не такая тонкая и гладкая, взгляд не такой ясный, походка тяжелеет. Бирюза меняется с каждым днем все больше и больше. Конечно, когда ее видишь — не верится… Мне и самому сначала казалось… Я и сам сначала не замечал…
— Не выдумывайте… — возразил Афанарел.
— Я не выдумываю. Сами понимаете, что я прав. К тому же теперь я убеждаюсь в этом ежедневно: каждый раз, когда она проходит мимо, я вижу нанесенный ей ущерб. Она изнашивается. Он ее разрушает. Тут уж я бессилен. И вы тоже.
— Значит, вы ее больше не любите?
— Люблю, — сказал Анжель. — Люблю, как прежде. Только все это меня так мучает… и я начинаю всех немножко ненавидеть… из-за того, что она уже не та.
Афанарел молчал.
— Я приехал сюда работать, — продолжал Анжель. — Думаю, с работой я справлюсь. Но я надеялся, что мы поедем сюда вдвоем с Анном, а Бирюза останется дома. На корабле он не отходил от нее ни на шаг, а я, между прочим, все еще его друг. И вообще, раньше, когда я говорил, что она хорошенькая, он только надо мной подшучивал.
Все сказанное Анжелем пробудило в Афанареле какие-то старые, давно забытые ощущения. В нем зашевелились тонкие, изящные и совершенно расплющенные под тяжестью более поздних событий мысли. Они были такие тонкие и плоские, что, глядя на них сбоку — а Афанарел видел их именно в этом ракурсе, — невозможно было даже отличить одну от другой, установить их форму и цвет. Он просто чувствовал их змеиное шевеление там, внизу, под наслоениями. Афанарел тряхнул головой — шевеление прекратилось. Испуганные мысли в ужасе свились в клубочки и застыли.
Ему хотелось как-то утешить Анжеля, но он не знал как. Он тщетно пытался что-нибудь придумать. Они шли рядом. Стебли зеленой травы щекотали икры Афанарела и бесшумно скользили по полотняным брюкам Анжеля. А под ногами у них лопались, взрываясь фонтаном пыли, пустые раковинки желтых улиток. Они ломались с чистым хрустальным звоном, как будто на хрустальное в форме сердечка блюдечко падала капелька родниковой воды, что само по себе выглядит довольно пошло.
Они взобрались на дюну, с вершины которой открывался вид на ресторан Барридзоне и на выстроившуюся перед ним, как будто в военные времена, колонну больших грузовиков. Более ничего вокруг видно не было. Благодаря находчивости Афанарела ни из одной точки пустыни нельзя было увидеть его палатку и место раскопок. Солнце все еще находилось на небе. Но они старались не смотреть на него из-за одной весьма неприятной его особенности: свет оно излучало неравномерный; его обрамляли сияющие кольца, светлые и темные попеременно, и в соприкасающихся с темными кольцами частях пустыни вечно царили холод и мрак. Раньше Анжель не замечал этой странности пейзажа, поскольку с самого начала таксист намеренно вез их исключительно по светлой полосе. Однако сейчас, стоя на вершине дюны, он ясно видел черную застывшую границу светлой зоны. По спине его пробежала дрожь. Афанарелу же все это было привычно. Увидев, как Анжель с беспокойством взирает на неоднородность атмосферы, Афанарел похлопал его по плечу.
— Сначала это действительно подавляет, — сказал он. — Но потом привыкаешь.
Анжель понял так, что сказанное археологом относится к Анну с Бирюзой.
— Не думаю, — возразил он.
Они спустились по пологому склону дюны вниз. Отсюда были слышны возгласы разгружавших машины рабочих и звонкий металлический стук бьющихся друг о друга рельсов. Вокруг ресторана копошились, словно насекомые, разные по размеру и форме фигурки, среди которых деловито и важно расхаживал Амадис Дюдю.
Афанарел вздохнул.
— Непонятно, почему все это меня так взволновало, — сказал он. — Ведь я уже не молод.
— О… — протянул Анжель. — Зря я вам, наверное, все это рассказываю…
— И совсем не зря, — сказал Афанарел. — Просто я за вас переживаю. Понимаете, я думал, что мне уже все безразлично. — Он остановился, почесал затылок и снова двинулся в путь. — Это все пустыня… — заключил он. — В пустыне хорошо сохраняешься. — Он положил руку Анжелю на плечо. — Пожалуй, нам здесь придется расстаться, — сказал он. — Не хочу лишний раз встречаться с этим типом…