— Я хотел сказать, что вообще оружие — дорогое удовольствие, — сказал Клод.

— Это-то да, — подтвердил Жжан. — Такой пистолет, между прочим, достать совсем не просто.

— Разумеется, — кивнул Клод.

— Три пятьсот, это мое последнее слово, — сказал Жжан.

— Сакнюссем больше трех не даст.

Можно было, конечно, сэкономить на сапожнике и отказаться от новых подметок, тогда Клод смог бы доложить пятьсот из своего кармана.

— Возможно, снега этой зимой больше не будет, — сказал Клод.

— Возможно, — отозвался Жжан.

— В принципе можно подметки и не менять.

— Не факт, — сказал Жжан. — Как-никак зима.

— Деньги я вам сейчас отдам, — сказал Клод.

— Вторую обойму берите так, — сказал Жжан.

— Это очень мило с вашей стороны, — сказал Клод.

Дней пять-шесть ему придется прожить впроголодь, тогда он сможет компенсировать эти пятьсот франков. А когда-нибудь, быть может, Сакнюссем случайно и узнает об этом.

— Благодарю вас, — сказал Жжан.

— Что вы! Это я — вас, — возразил Клод и проводил его до двери.

— Вот увидите, претензий у вас ко мне не будет, — сказал Жжан на прощание и вышел.

— Это я не себе, — повторил Клод, но Жжан тем временем уже спускался по лестнице.

Клод закрыл дверь и вернулся в комнату. Черный холодный прошиватель всей своей тяжестью навалился на стол рядом с тарелкой с сыром и не издал пока еще ни единого звука: испуганный сыр метался по тарелке, так и не решаясь покинуть сие материнское лоно. Сердце Клода забилось чаще, чем обычно. Он взял со стола мрачный предмет и повертел его в руках. За закрытыми дверями он чувствовал себя героем. Но надо было выйти на улицу и отнести его Сакнюссему.

А ходить по улице с прошивателем было запрещено. Он положил револьвер на стол и стал вслушиваться в тишину: а вдруг соседи подслушали, о чем они тут с Жжаном разговаривали?

Клод чувствовал его бедром: он был холодный и тяжелый, как мертвый зверь, он оттягивал ему карман и пояс, и рубашка справа над брюками свисала пузырем. Чтобы ничего не было заметно, Клод надел плащ, но, как только он делал шаг вперед, на бедре образовывалась большая складка. Тут уж ничего не скроешь! Он подумал, что было бы осмотрительнее пойти другой дорогой, и, выйдя из подъезда, резко свернул налево. Шел он по направлению к вокзалу, путь его пролегал одними темными переулками. День выдался унылый — было так же холодно, как накануне. Он плохо знал этот район. Свернув направо, он подумал, что так он слишком быстро вернется к обычному маршруту, и посему, пройдя еще десять шагов, резко свернул в первую улицу налево. Она располагалась под углом, чуть не дотягивающим до девяноста градусов по отношению к первой, шла по косой, и по обе ее стороны располагались магазинчики, очень мало похожие на те, мимо которых он ходил обычно: они были какие-то неприметные, и ничего о них нельзя было сказать.

Он шел быстрым шагом, револьвер давил ему на бедро. Он поравнялся с человеком, который, как ему показалось, опустил глаза и посмотрел на его карман. Клод вздрогнул. Пройдя еще метра два, он обернулся — мужчина смотрел в его сторону. Втянув голову в плечи, Клод быстро продолжил свой путь и на первом же перекрестке ринулся налево. Навстречу ему шла маленькая девочка. Он очень сильно толкнул ее, и она села в грязный сугроб на краю тротуара. Поднять ее Клод так и не решился и только быстрее устремился вперед, засунув руки в карманы и поглядывая украдкой назад. Он чуть не снес полноса вышедшей из подъезда толстухе с метлой в руках, которая поприветствовала его звучным ругательством. Клод обернулся: она смотрела ему вслед. Он прибавил шагу и чуть не напоролся на квадратную решетку, которой дорожные рабочие закрыли люк сточной трубы. Внутренне съежившись, чтобы не задеть ее, он зацепился за выступ карманом плаща. Карман порвался. Рабочие обозвали его дураком и засранцем. Залившись краской от стыда, он шел все быстрее и быстрее по замерзшим лужам. Его фуфайка стала влажной от пота, и в тот момент, когда он переходил улицу, на него налетел повернувший без предупреждения велосипедист. Педалью ему оторвало низ штанины и рассекло лодыжку. Вскрикнув от ужаса, он протянул руки вперед, чтобы избежать падения, но напрасно: двое мужчин и велосипед рухнули в грязь на мостовую. Неподалеку тем временем проходил полицейский. Клод Леон выполз из-под велосипеда. Лодыжка причиняла ему ужасные страдания. Велосипедист вывихнул руку, носом у него шла кровь, и он начал осыпать Клода всяческими оскорблениями. И тогда Клода охватила ярость, сердце его забилось сильнее, и руки стали наливаться кровью — с кровообращением у него в принципе все было в порядке. Кровь пульсировала в районе лодыжки и на ляжке — прошиватель подпрыгивал в такт пульсации. Внезапно велосипедист врезал ему кулаком в челюсть, и тогда в голове Клода все определилось. Он сунул руку в карман, достал прошиватель и засмеялся, глядя на то, как занервничал велосипедист, как забормотал что-то себе под нос и начал отступать. Но тут Клод почувствовал, как его очень больно ударило по руке: это была дубинка полицейского. Легавый поднял с земли прошиватель и схватил Клода за шиворот. Клод стоял с пустыми руками. Он вдруг резко развернулся и правой ногой нанес сильный удар полицейскому в пах — тот весь скорчился и выпустил прошиватель из рук. Взревев от восторга, Клод кинулся к прошивателю, поднял его с земли и выпустил всю обойму в велосипедиста. Тот схватился руками за живот ближе к талии и начал медленно оседать, приговаривая «Ох-ох-ох…» хриплым голосом. От дула приятно пахло порохом, и Клод сдул с него дымок, как это обычно делают в кино. Он положил прошиватель в карман и улегся сверху на полицейского: ему очень хотелось спать.

— Ну так? — Адвокат поднялся с места, он собирался уходить. — Как у вас оказался этот револьвер?

— Я же вам сказал… — произнес Клод. И повторил еще раз: — Он был куплен для моего начальника, месье Сакнюссема, Арна Сакнюссема…

— Но он все отрицает! — сказал адвокат. — И вы это прекрасно знаете.

— Тем не менее это так, — сказал Клод Леон.

— Знаю, — сказал адвокат. — Но вы должны придумать что-нибудь другое. Времени у вас на это было предостаточно!.. — В раздражении он направился к двери. — Я ухожу, — сказал он. — Теперь остается только ждать. Я, конечно, сделаю все, что в моих силах, но вы мне совсем не помогли!..

— Я в этом деле не профессионал, — сказал Клод Леон.

Он ненавидел его почти так же, как велосипедиста или полицейского, сломавшего ему палец в комиссариате. К его рукам и ногам снова прилила кровь.

— До свидания, — сказал адвокат и вышел.

Клод молча опустился на тюремную койку. Надзиратель запер за собой дверь.

Надзиратель положил на койку письмо. Клод лежал в полудреме. Он узнал фуражку и сел.

— Мне нужно… — сказал он.

— Что? — ответил надзиратель.

— Достаньте мне веревки. Моток. — Клод потер затылок.

— Запрещено, — сказал надзиратель.

— Вешаться я не буду, — сказал Клод. — У меня тут подтяжки, я бы уж давно повесился!

Надзиратель обдумал этот аргумент.

— За двести франков я бы мог достать вам метров десять-двенадцать, — согласился он. — Но не больше. При этом я рискую!..

— Понимаю, — сказал Клод. — Деньги получите у адвоката. Несите!

Надзиратель порылся в кармане.

— У меня с собой… — сказал он. И протянул ему небольшой моток довольно прочной веревки.

— Спасибо, — поблагодарил Клод.

— А что вы собираетесь с ней делать? — поинтересовался надзиратель. — Надеюсь, ничего такого?..

— Вешаться буду, — сказал Клод и засмеялся.

— Здорово вы это! — расхохотался надзиратель. — Обманываете! У вас же подтяжки были!

— Подтяжки жалко! Они совсем новенькие, — возразил Клод. — Вид бы потеряли.

Надзиратель смотрел на него с восхищением.

— Ну, силен! — сказал он. — Вы небось журналист?

— Нет, — заверил Клод. — Спасибо.