— Вообще никакими обязательствами ты не связана.

— Да, и вообще никакими, — согласилась она. — Так что решай только сам за себя. Как бы ты ни поступил, а я буду гостьей герцогини Мен, — она повернулась, собираясь идти. — Ты понял?

Он ответил ей очень тихо.

— Я понял, что за это мне придется поблагодарить господина де Орна. Он стал доставлять мне слишком много беспокойства. Я никогда не заставлял тебя, Катрин, подчиняться мне насильно. Наверное, мне будет легче договориться с твоим графом, чем с тобой.

Она снова повернулась к нему лицом и, задыхаясь, произнесла:

— Ты сошел с ума! Он не будет говорить с тобой. Человек его происхождения не захочет терпеть твои выходки.

— Будь спокойна. Все останется в рамках приличий.

Она посмотрела на него с неприязнью и пожала плечами:

— Торопись сломать себе шею, если тебе угодно.

С этими словами она вышла, а он еще несколько минут оставался неподвижен, глядя ей вслед. Его вывел из оцепенения бой каминных часов. Было десять утра, час, в который он всегда отправлялся на улицу Кенкампуа, чтобы бросить взгляд на совершавшиеся сделки и дать указания своему брату, который оставался там в качестве его заместителя.

Внезапно поняв, что опаздывает, он стряхнул с себя мрачное настроение, в котором его оставила Катрин, и направился к дверям. В этот момент они открылись и лакей с извинениями посторонился, давая ему проход. Мистер Лоу спросил:

— Что случилось, Жиль?

— Простите, господин. Я ищу госпожу. Приехал господин le comte Орн.

— Сюда? Но почему ты не впустишь его?

— Он ждет внизу, не сходя с лошади. Он послал меня спросить у госпожи, поедет ли она с ним кататься.

Мистер Лоу, взглянув на часы, решил рискнуть:

— Господин Орн что-то рано сегодня.

— Нет, господин. Это его обычное время.

Это мистер Лоу и хотел услышать. Скрываемые от него утренние катания были, оказывается, регулярными. Неудивительно, что сплетни достигли даже ушей его брата.

Лицо мистера Лоу было настолько спокойным, что слуга не заметил бушевавшего в нем возмущения.

— Пригласи господина le comte подняться наверх.

Лакей поклонился и пошел за гостем. Орн торопливо вошел. На нем были высокие сапоги со шпорами, в руках он держал хлыст.

— Дорогой барон. Я не хотел вас беспокоить своим вторжением. Госпожа баронесса оказала мне честь, пригласив сопровождать ее этим утром на прогулке. Надеюсь, я не помешал вам?

— Вы, — сказал мистер Лоу, — начинаете мешать мне довольно сильно.

— Как? — красивое лицо графа стало серьезным, высокая фигура напряглась.

— Мне случилось узнать, что госпожа слишком часто в последнее время совершает с вами прогулки, — он говорил в высшей степени вежливо. — Это вызывает разные разговоры. Конечно, вы этого не замечаете. Но я думаю, вы согласитесь со мной, что от этих прогулок ей в дальнейшем придется отказаться.

Молодой граф нагловато улыбнулся.

— Понятно. Раз таково желание госпожи баронессы, то мне с сожалением придется ему подчиниться.

— Могу заверить вас, что это мое желание, — сказал мистер Лоу. Быстро, не давая себя прервать, он продолжал:

— Есть еще одна вещь, о которой я хотел с вами поговорить. Я понимаю, что именно вам мы обязаны чести быть приглашенными в Со. Это очень лестно, но, к сожалению, мои дела не позволяют мне отсутствовать в Париже целую неделю. Поэтому мы вынуждены отклонить это приглашение.

Лицо графа потемнело; тон стал сухим.

— То, что ваши заботы удерживают вас здесь, мне понятно. Меняла, — прошу прощения, банкир — должен быть рядом со своими клиентами. Но, честно говоря, барон, я не вижу оснований, почему госпожа баронесса должна отказываться от развлечений, которые может предложить ей Со. Недавно возвратившаяся из Англии графиня Орн, соотечественница баронессы, поедет со мной в Со, и мы были бы счастливы, если бы ваша супруга сопровождала нас.

— Это слишком большая честь для нас. Моя жена не может ехать без меня.

С самого начала их разговора Орн чувствовал под вежливыми фразами скрытую враждебность, сталь под бархатом. Он попытался протестовать:

— Я надеюсь, что, по крайней мере, вы объясните мне причину вашего отказа.

— А причина та же самая, что и мое желание, чтобы вы прекратили ваши прогулки с госпожой баронессой.

Орн вспыхнул. Горячность начала брать в нем верх.

— Знаете, мой милый Ла, мне начинает это казаться обидным.

— Разве? Я не думал, что у вас возникнет такое впечатление.

— В таком случае вы ошиблись. Кажется, мы все обговорили, — он небрежно поклонился. — Я подожду госпожу баронессу, чтобы узнать, ее пожелания по поводу поездки в Со.

— Одну минуту, господин le comte. С вашей стороны неправильно не понимать, что в этом доме имеют значение только мои пожелания, а я их вам уже высказал. Боюсь, что, к своему сожалению, я буду вынужден приказать слугам не впускать вас сюда больше.

Граф смертельно побледнел и потерял самообладание. Может быть, он забыл, что является должником этого человека, а может быть, в своем высокомерии, и не считал нужным это помнить. Его рука крепко сжала хлыст. — Canaille![44]- сказал он сквозь зубы и размахнулся, чтобы хлестнуть мистера Лоу по лицу.

Мгновенно вскинув руку, шотландец успел защитить свое лицо. Быстрым движением он вырвал хлыст у Орна и, иронично улыбаясь, поклонился ему:

— Право, это было лишнее. Впрочем, определенность всегда приятнее. Мои секунданты найдут вас сегодня же.

Он бросил хлыст к ногам графа.

— Меня? Ваши секунданты? Бог мой! Вы имеете наглость считать, что я приму ваш вызов? Чтобы человек моего происхождения дрался на дуэли с каким-то менялой? Здесь вам все-таки не Англия или там Шотландия какая-нибудь.

Мистер Лоу смотрел на него, не отвечая. Орн продолжал:

— Во Франции, милый мой, так не принято, — он весь трясся от гнева. Мистер Лоу с непроницаемым выражением лица настоящего игрока неотрывно смотрел на него. — Для людей вашего пошиба у дворянина найдется трость или хлыст, как вы уже могли заметить.

Он наклонился, чтобы поднять хлыст. Потом выпрямился с прежним высокомерием, повернулся на каблуках и направился к двери.

— Как вам угодно, — сказал мистер Лоу. — В конце концов есть оружие и более подходящее, чем шпага, для таких подлецов, escrocs и людей, забывающих, к чему их обязывает происхождение. Скоро вы это узнаете, господин 1е comte.

Граф не обернулся.

— Ну, ну! Проваливайте с достоинством, — крикнул ему вслед мистер Лоу, — пока оно у вас еще есть.

В понедельник, июльским утром мистер Лоу вошел в свой кабинет на улице Кенкампуа. Это была лучшая комната в доме, просторная и обставленная с учетом его утонченного вкуса. Тяжелый обюссонский ковер покрывал пол. Высокие венецианские зеркала были вставлены в бронзовые рамы в стиле рококо. На стене висела копия тройного портрета Карла Первого, который Ван Дейк выполнил по заказу Бернини[45].

Любовь к Стюартам была вполне естественной для воспитанного шотландца, даже если он сам был родственником Аргайлов. Деревенские сцены Ватто[46], исполненные в яркой цветовой гамме и полные солнечного света, украшали противоположную стену. Большой письменный стол из палисандрового дерева, покрытый инкрустациями, стоял посредине комнаты. Два окна, выходившие на узкий балкон, были широко открыты, впуская утреннее тепло и уличные шумы.

Основание Банка положило начало деятельности, которой в прошлом на улице Кенкампуа не занимались. Она еще больше усилилась после приобретения Миссисипской компании и роста ее стоимости. С уверенностью предсказывали, что мистер Лоу скоро начнет контролировать и другие подобные колониальные монополии.